В этот момент на лестнице раздались твои шаги. Твой муж быстро открыл окно, я сунул форму экспрессии Михала в мешок для мусора.
— Я сразу почувствовала, что вы курили.
— А что ты чувствовала, когда я целовал твои руки? — Томас гладил пальцем мою ладонь на подлокотнике кресла.
Анонсы кончились, мимо экрана прошла билетерша с конфетами на подносе. Она вышла из зала, тихо прикрыв за собой дверь. Свет погас.
Сколько можно ждать, ты не написала, когда вернешься. К счастью, перед дверью у тебя удобный коврик, а на ступеньках пушистая дорожка. С верхнего этажа спускался элегантный сосед с борзой на белом поводке. Борзая не соизволила даже меня понюхать. Буду записывать все, что происходит, ma chère Gabrielle.[31] Короткий отчет с лестницы, запись твоего отсутствия — тебе нравятся такие стильные фразы. Для тебя ничего не жалко, тем более они подходят к мраморному коридору и латунной клетке лифта.
20.15, время собачьих прогулок. Из двери напротив выскочил Лабрадор и облаял меня, за что получил по носу струей воды из привязанного под мордой бочонка. Хозяйка — небрежно помахивавшая зонтиком дамочка в оранжевом жакете с золотыми пуговицам — гордо объяснила, что в резервуар с лимонным соком вмонтирован микрофон, и стоит псу громко залаять, как звуки преобразуются в электрические импульсы, которые приводят в действие брызгалку с лимонным соком. Обалдевший Лабрадор заворчал, но как только нос высох, преодолел инстинкт Павлова и громко залаял.
Габриэль, как прекрасно тебя нет в 20.35.
20.50 — ничего не происходит. Служанок отпустили по домам, хозяева ужинают в ресторане.
Мне легче тебе написать, чем сказать. Абсурдная история. Измена? Нет, я не изменила. Быть может, я изменила Ксавье, но не себе, так что это не измена. Если кто-то касается тебя, целует, проникает внутрь — это называется измена? Где начало измены — мелкой, глубокой? Или измены нет вовсе, или один лишь взгляд — уже измена. Это вопрос для Михала, но ответ дал Томас. Я рисовала его пером, он сидел за столом, читал. Я попросила его снять рубашку. Мне нравится скрип пера, карандаша, шорох кисти. Глядя потом на свою мазню, я слышу линии и цвета. Я взяла новое, острое перо. Казалось, я царапаю бумагу ногтями, а не стальным острием. Оно двигалось все быстрее. Словно я ногтями обводила контур плеч Томаса. Я подошла к нему, чтобы проверить, останутся ли на его коже такие же тонкие линии от моих ногтей, как на бумаге. Ему тоже захотелось проверить на ощупь, не девица ли я. Я сказала, что он спятил.
— Ты девица, — убеждал он меня, — потому что мы занимаемся любовью впервые.
Мне стало больно.
— Перестань. — Я пыталась освободиться от его руки.
— Видишь, больно, потому что ты девица.
21.15. Мне надоело ждать, я пошла домой. Позвони мне.
Шарлотта
Шел дождь со снегом. Я перепрыгивала через лужи, пряталась под карнизами. На углу Лабрадор, в полном восторге от того, что вода смывает с носа едкий лимонный сок, страстно облаивал прохожих. Совершенно мокрая, я вбежала в метро. В вагоне настоящая оранжерея — запотевшие стекла, духота. Я чуть не задремала, очнулась, когда поезд затормозил перед крутым поворотом после Бастилии. На Бланш я столкнулась с Михалом.
— Поставь себе «дворники» на глаза, — ласково посоветовал он. — Чуть с ног меня не сбила.
— Мне холодно, — притоптывала я на месте.
— Дома тебя ждут глинтвейн и Габриэль. Сейчас вернусь, я за сигаретами.
Габриэль пометила в блокноте, когда мы с ней встречаемся, но забыла записать где. И сидела в мастерской уже два часа, уверенная, что я снова опаздываю. Просматривала свои записи, редактировала предисловие к книге о пансексуализме.
Главная идея пансексуализма: нет объектов эротически нейтральных. Каждая вещь и понятие имеют род — мужской или женский (в немецком языке также вполне выраженный средний род, скорее андрогинный, чем евнуховатый). Трудно понять, является ли мужской или женский род имманентным следствием своей формы, или же его надо трактовать функционально: предметы, которыми пользуются в первую очередь женщины, имеют женский род, а предметы, принадлежащие мужчинам, — мужской. Вещи же нейтральные (если таковые имеются), используемые как мужчинами, так и женщинами, относятся к среднему. Род — третичный половой признак предмета. В основе вещей лежит их скрытая женственность, первичный признак. Женственность, поскольку женские половые органы находятся ближе к «глубине вещи», заключенной имманентно в понятии вещей (Ding an sich[32]), здесь отсылка на Канта. Обратимся к греческой терминологии и произведем, например, от понятия «чистый логос» такие понятия, как «чистый х…с», «чистый п…с». Это придаст тексту более классический стиль. Но не пахнет ли здесь Гуссерлем? Сделаю вступление более a la française, фразы короче, язык проще: «У каждой вещи есть дырочка, почему не х…? Потому что п… глубже (глубина вещей)». Вместо греческих терминов — латынь. Стиль, самое главное — стиль, содержание прежнее. Прошел час, мы договорились на 20.00. Кто-то бежит, нет, не Шарлотта, это ханжеского вида швейцарец. Хлопнул дверью и, не поздоровавшись, начал рассказывать о соборе:
— Дорогая Габриэль, это поистине чудо — никакой ереси во время мессы. Ха-ха, любое чудо, как известно, имеет свое объяснение — сегодня просто не было проповеди. Поспешное чтение евангелия, сокращенная литургия, чтобы успеть закончить службу прежде, чем музыканты начнут настраивать инструменты к вечернему концерту, — так что священнику некогда было делиться своими размышлениями. В последнее воскресенье проповедь была о Воскресении, через три недели Пасха. Знаешь, милая Габриэль, что обещал прихожанам римско-католического собора Святой Троицы священник? Что все мы спасемся, даже самые большие грешники. Милосердие Божие в своей бесконечной доброте простит всех. А ведь это не что иное, как провозглашение apokatastasis,[33] за которое Ориген еще полторы тысячи лет назад был объявлен еретиком.
Швейцарец порассуждал еще об отцах церкви, сварил мне кофе и уселся за свои книги. Он симпатичнее Ксавье, который вообще не разговаривает. Отгородился своими листами и молча работает, склонившись над рисунком.
Неужели обязательно так громко болтать, сосредоточиться же невозможно! Габриэль с этим ее хрипловатым, «интересным» голосом, учтиво поддерживающий беседу Томас… Шли бы себе в кафе и стучали там чашками сколько влезет. Карты таро крупнее обычных, чтобы можно было разглядеть рисунок. Я в три раза увеличил мешок Дурака. Что он в нем тащит? Это последняя карта, так что, возможно, в узелке на палке — колода карт. Дурак очень напоминает Смерть, словно скелет облачился в тело и одежду Дурака. Томас сказал, что это сходство символизирует смерть-инициацию, подобную ритуалу масонской присяги.
Скривившееся лицо Дурака, скривившиеся физиономии химер с Нотр-Дам — похожи. Химеры должны были одним своим видом отпугивать от готических соборов не посвященных в масонскую эзотерику. Химеры, греющие свои каменные тела под парижским солнцем. У них настоящие тела. Когда я приделывал барочным ангелочкам недостающие крылышки, то открыл, что из поврежденной головки putto[34] торчит череп. Осторожно отбив херувиму ножку, я обнаружил среди черепков детскую косточку. Я никому об этом не сказал, как не скажу и о судебном исполнителе, который шлет мне письма от имени почтенного владельца мастерской. Что отсюда забирать — стол? Кровать, матрас? Старье, гроша ломаного не стоит. Я ответил, что ему незачем себя утруждать. Денег — заплатить за электричество и газ — у меня пока тоже нет. Две тысячи франков за какие-то раскрученные атомы — целых две тысячи франков?!
Шарлотта уверена, что Томасу удастся разгадать тайну таро, вычитать в своих манускриптах, кто и зачем нарисовал карты. Шарлотта ошибается, а Томас заблуждается. Объяснение не может быть записано в книге, оно нарисовано в арканах. Таро создал художник, поэтому он использовал картины, а не ученые слова. Я видел, когда однажды курил гашиш, arcanum Бога, нечто бесформенное, серое, согретое добром. Видение настолько отчетливое, что назвать его можно было лишь одним словом — «Бог». Но вначале мне явился образ, лишь затем — слово. Я не посмел бы нарисовать Бога, которого видел: это серое размытое пятно. Где исходящие от него счастье и тепло?
«Евреи уже давно все изобрели, — твердил мне Томас. — Запрет на изображение образа Божьего».
Ну и пусть изобрели евреи, зато я видел собственными глазами! Изображение — богохульство против полноты переживания образа Бога в сером тепле пятна. Шагал, Шагал, например. От его картин веет теплом. На полотне клейкая лирика, за картиной — незримый семисвечник, согревающий еврейскую деревушку — пейзаж из каббалы. У Рембрандта тоже свет исходит неизвестно откуда. За гениальными картинами Господь, наверное, зажигает свечи, чтобы их было лучше видно.
Отложив блокнот, Габриэль нетерпеливо постукивала каблуком по ножке мольберта.
— Томас, когда она придет? Звонила-звонила: надо, мол, увидеться, а когда я наконец нашла минутку, она опаздывает. Завтра я собираюсь в Мюнхен, вернусь через месяц.
— Если она обещала, то наверняка придет, но когда именно, Габриэль, не знаю. Спроси Ксавье.
Я ничего не знаю ни о Шарлотте, ни о себе. Мне хочется, чтобы меня оставили в покое, чтобы можно было учиться, не думая о деньгах, о ерунде. Надо поискать работу в Швейцарии. Не хочется. Лучше вернуться в Корд-сюр-Сьель — размеренный образ жизни, тишина. Михала интересует, верующий ли я. Мне вспоминается покойная ныне бабушка, истовая протестантка, которая, принимая на работу итальянскую служанку, спросила:
— Ты небось в Бога не веришь, только в Божью Матерь.
— О нет, мадам, я верю в них обоих.
Что за вопрос — верю, не верю… Я буду жить так, словно верю, согласно императивам Декарта, на радость Михалу. Декартова этика сиюминутна — поиск истины занятие трудоемкое, нередко приводящее к саморазрушению. Не выделяйся же из окружения, дабы никто не прочитал твоих мыслей и не попытался отвлечь тебя силой или, что еще хуже, тоскливой банальностью.
В Корд я буду изучать иудеохристианскую эзотерику, там огромная библиотека, можно ездить в Израиль. Никакого вмешательства в мою работу. Никаких плановых статей, книг, научной карьеры. Покой. Если через год-два послушничества окажется, что я не рожден для монашеской жизни, вернусь в университет. Шарлотта считает — я просто бегу от нее в Корд.
«Что-что, а заниматься любовью ты умеешь, ведь Бог — это любовь. Поезжай, чего ты ждешь! Va, fan culo,[35] — добавляет она «литургически»: итальянский ассоциируется у нее с латынью. — Ты не обязан сидеть с нами, любезно разъясняя таро. Я думала, ты делаешь это ради меня, а не из вежливости — гость, мол, должен уважать хобби хозяев».
Шарлотта, я пишу комментарии к таро, потому что мне легко писать. То, что вас интересует, меня развлекает. Я не обладаю наблюдательностью Ксавье, который доказал, что итальянское таро XVI века, называемое таро Мантеньи, нарисовал Микеланджело. Гипотеза относительно его авторства выдвигалась и раньше, но это были лишь догадки. Ксавье же нашел на одной из карт этого таро подпись Микеланджело Буонаротти. Подпись постольку убедительную, поскольку проставленную бессознательно. В таро Мантеньи складки девичьего платья (карта Силы) образуют на левой груди рисунок человеческого черепа. Подобную форму склоненного черепа с темными глазницами имеет скрытая тяжелым платьем левая грудь Богоматери в «Пьете» Микеланджело. Почему женская грудь ассоциируется с черепом? Сходство формы, согласен, но Ксавье нашел более убедительное объяснение. В сознании Буонаротти, который ребенком потерял мать, женственность связывалась со смертью. Грудь, символ жизни, уподобляемый сосуду с молоком, имел для него также и противоположное значение: череп, сосуд смерти.
Ксавье заметил и другую деталь: II и XXI карты марсельского таро нарисованы таким образом, что изображенные на них фигуры выходят за черную рамку, «кадр» arcanum. Ни в одном другом таро нет ничего подобного — Ксавье целый месяц рылся в альбомах по искусству Средневековья, Возрождения, барокко. Везде солидные рамы, и ни одна живописная фигура их не переступает.
Думаю, объяснение следует искать в другом месте. Вторая карта марсельского таро, Папесса, соответствует букве «бет», а XXI, Мир, — букве «тав». Многие еврейские слова начинаются с «бет» и заканчиваются «тав», но лишь одно из них является особым, самым важным, лежащим в основе сотворения мира. «Берешит», то есть «вначале», слово, которому в каббале посвящено немало размышлений. Автор таро, видимо, знал, что все буквы Торы написаны обычно, кроме первой буквы первого слова. «Бет», с которой начинается «берешит», — крупнее остальных букв Пятикнижия. Вторая буква еврейского алфавита — «бет» (Папесса) и «тав» — последняя (Мир), другими словами, от сотворения мира до его неминуемого конца. Но таро — круг, мир возродится, созданный заново созидательным «бет». Возродится, замкнутый в круговом цикле, пройдя через созидающий и смертоносный огонь. Гераклит символически представил эту животворящую энергию, из которой соткан мир, в виде огня. Огонь, свет, жизнь. Каждый цикл, закончится космическим пожаром, уничтожающим, но и очищающим espirosis. Уничтожение этого лучшего из миров и его возрождение, вечный круг возвращений, в которые верили Гераклит, Ницше и многие другие, записаны в таро. Первая карта, Фокусник, буква «алеф» — и предыдущая карта (0), Дурак, буква «шин» — составляют на иврите слово «огонь».
Я думал, что когда не смогу уже больше терпеть, то покончу с собой. Однако для этого необходимо желание, огромная воля — раздобыть таблетки или бритву, подойти к окну. Самоубийство требует подготовки, времени, а стало быть — будущего. Есть нечто худшее, чем самоубийство, безнадежное отчаяние, словно оцепенение во времени, в соленых слезах жены Лота.
Ксавье не хотел рисовать серое пятно Бога, а я не хочу Богу молиться. Как можно молиться ему, если Он есть страдание, а я страдаю? Чтобы понимать боль, нужно ее почувствовать, а не наблюдать. Наблюдение — лишь сочувствие. Бог требует участия в страдании, то есть сущности Бога, а не жалости: «Дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе». Нужно пережить эту боль внутри себя. Тогда не останется места ни для чего другого, кроме страдания и Его лица, искаженного болью. И иметь мужество встретить Его лицом к лицу, а не лицом к святому, ностальгическому образку. Посмотреть друг другу в глаза или узреть глазницы пустоты.
— «Голуаз» без фильтра, пожалуйста.
Зеркало над стойкой запотело, помутнело. Обратный путь наверх, на Бланш. Дождь, ветер, апрельская погода. Куртка протерлась, ботинки промокают. Самоубийство, самоубийство, это не проблема. Христос совершил самоубийство, только чужими руками. Свои собственные он дал прибить к кресту — мол, не его в том вина. Что за ерунду я выдумываю… но что можно думать о смерти, настоящей, не нарисованной, как в таро? Смерть и Дурак хромают на правую ногу.
Шарлотта, не буду нарушать ваши игры в решение эзотерических загадок историей о правой ноге Декарта. В ночь с 10 на 11 ноября 1619 года ему приснился сон, первый из трех, после которых он сформулировал принципы рациональной философии. В ту ночь, во сне, на философа навалилась такая слабость, что он едва мог продвигаться по улице. Чтобы не упасть — вдруг налетел сильный ветер, — продвигался согнувшись, держась за стены и прихрамывая. Правой стороной тела овладела странная немощь, не дававшая выпрямиться. Декарт с удивлением глядел на других людей. Несмотря на ураган, они двигались уверенно, прямо, твердо ступая обеими ногами и не хватаясь за стены домов.
У Габриэли склероз, она забывает, где назначила встречу. Томас уедет и забудет обо мне — тоже своего рода склероз. Михал занят только собой, гуляет в одиночестве или сидит, забравшись под плед, забыв обо всем на свете, кроме сигарет. Ксавье неприкасаем. Раньше он впадал в ярость, когда его отвлекали от рисования карт, теперь просто не реагирует. То увеличивает, то уменьшает свое таро, пишет с его помощью дневник. Каждую ночь рисует одну вымышленную карту от себя, символизирующую прошедший день, уходящую ночь. Забросил все свои обязанности — счета, налоги, стопку документов, которые нужно регулярно заполнять, высылать, платить, чтобы насытить парижских чиновников. Под кроватью обнаружились старые письма, даже не вскрытые, среди них — просроченный счет за электричество. К счастью, я успела оплатить его прежде, чем нам отключили свет. Напоминания, предупреждения, наконец, самое последнее предупреждение судебного исполнителя, требующего квартплаты, затем его неожиданный визит. Я отдала норковую шубу и пятьсот франков. Он ушел, но вдруг снова вернется? Я рисую возле Бобур портреты по восемьдесят франков. Михал иногда приносит откуда-то деньги. Кто кому платит и за что? Ксавье Михалу за позирование, Михал нам за угол для ночлега. Мы сдаем Томасу квартиру, он дает раз в две недели чек на тысячу пятьсот франков, к тому же покупает еду.
— Габриэль только что ушла. — Томас паковал чемодан. — Она ждала два часа. — Швейцарец сосредоточенно складывал полотенца. — Ты очень бледная, что случилось?
— Не знаю, каждый месяц такое кровотечение, может, у меня там рана? — И я закрылась в ванной. Отвернула медный кран. Посмотрела в зеркало — зубы чистые. Закрыла воду и побрела в спальню.
Пришел мокрый Михал. Не снимая куртки, не вынимая изо рта влажной сигареты, уселся за стол и принялся рассматривать покрытую разными оттенками серого палитру Ксавье.