- Там все снесут. Будет маленький микрорайон. Буквально несколько домов.
- Есть шанс получить квартиру?
-Да.
- Ты... не женился? - Этот вопрос дается ему с трудом, но с трудностями он обычно рано или поздно справляется.
- Нет... А у тебя все хорошо, надеюсь?
- Да, двое детей. Мальчики. Вика кончила институт. В общем, все, как предполагалось. Ты ребят видишь?
- Редко... Юрка умер.
- Умер?! - Он действительно потрясен,
- В прошлом году. В Саратове...
Обыскивал какой-то их родственник: крючконосый, бровастый мужчина в серой шершавой рубахе с тоненьким ремешком на поясе. Не обращая внимания на протестующие крики Друга, которого обычно почтительно слушался, он вывернул нам карманы (начал с Юрки), заставил поднять руки и ощупал все тело от подмышек долог, - чувствовалось, что делает это не впервые.
- Папа тебя выгонит!.. - На худенькой шее Друга вздулись жилы, так он кричал. - Не трогай их! Ты сам украл!..
Закончив обыск, родственник, ни слова не сказав, ушел в другую комнату; там над пианино вместо фотографии отца висел сейчас портрет известного государственного деятеля (который, впрочем, тоже вскоре исчез). И в бывшей спальне, где происходил обыск, тоже все изменилось: в углу место старых металлических кроватей с никелированными спинками (они перешли вместе с нами на первый этаж) занимала широкая тахта, застеленная свисающим со стены ковром. Вдоль стен высились всегда закрытые высоченные книжные шкафы с круглыми позолоченными ручками. Все изменилось в нашей квартире, даже старую голландскую печку перестроили под газовый камин...
А позже, когда совсем стемнело, Друг признался в том, что золотые часы с браслетом и шесть столовых серебряных ножей украл сам. Юрка, как второй пострадавший, тоже участвовал в разговоре. Ветер раскачивал на столбе лампочку с плоским металлическим абажуром, по пустырю металось из стороны в сторону блеклое пятно света.
Он уверял нас, что кража браслета и ножей не воровство, а восстановление справедливости: Юркиного отца чуть не посадили из-за буханки хлеба, моя мать, чтобы хоть немного подработать, ночами печатает на машинке, а у них. всего полно, и денег, и барахла всякого, поэтому, без всяких сомнений, можно сдать ножи и браслет в скупку и на полученные деньги купить мне и Юрке по такому же велосипеду, как у него. Конечно, обидно, что нас обыскали, но рано или поздно подозрения отпадут, зато мы получим велосипеды, о которых так давно мечтали...
Ночью, узнав о том, что мать его сообщила о пропаже в милицию, он спустил и часы, и ножи в щель между рассохшимися досками кухонного подоконника. Под ними была пустота, обнаруженная несколько лет назад, когда в щель закатился довоенный серебряный полтинник...
- Юрка, Юрка... - с неподдельной горечью качает он головой в такт движению электрички. - От чего он умер?
- Не знаю... Матери не было дома, когда я заходил... А соседи знают только, что долго болел...
- Кем он работал?
- Врачом.
- Он как-то исчез после школы." Почему-то его сразу в армию забрали...
Неужели все забыл? Или притворяется?..
- А ты что, не знаешь, почему его забрали? Вспоминает. Или делает вид...
- Да, да.. Мы же решили тогда пойти после школы работать... Поэтому он и не поступил никуда.
Решили... Кто-то решил, а кто-то до сих пор работает... Тень сомнения мелькает на его лице.
- А ты потом так и не пытался поступить?
- Нет.
- Почему?
- Долго объяснять...
Сейчас начнет атаку. Не для того, чтобы- оправдаться или испросить прощения. А чтобы избавиться от сомнений, если они есть. Обязательно нужно доказать и себе, и мне, и вообще каждому, что он тогда, как и всегда, был прав, и не его вина, если кто-то и пострадал из-за собственной лености или каких-то непредвиденных жизненных обстоятельств.
Так и есть, начинает.
- Я понимаю, что был тогда несколько наивным. Но когда же еще быть наивным, как не в семнадцать лет?! - Грустно и как-то сладостно улыбается, уносясь в те уже давние времена, когда был сдан наконец последний выпускной экзамен. - И все же убежден, что мы правильно сделали, поработав до института... Это пошло всем на пользу... Ты не согласен?..
- Согласен...
-- Ты что-то не договариваешь.
- Отстань...
- Нет, правда... А то, что ты потом так и не пошел учиться, в этом никто не виноват, кроме тебя.
Ждет возражений; усмешка вместо ответных доводов подбавляет ему горячности.
- В конце концов мною двигали самые искренние побуждения...
- Как и всегда...
- Да, как и всегда. А ты этого не считаешь?
- Представь, не считаю...
Обиженно подрагивают ресницы, он все так же чувствителен к насмешкам.
- Ты можешь обосновать свои слова?
- Могу... Да неохота...
- Но ты же оскорбил меня.
-Да.
В глазах влага, напряжение, тщетно скрываемая растерян
ность.
- Ну потрудись хотя бы объяснить, за что?
- Ты сам прекрасно все знаешь.