- Мы только приехали, - виновато проговорил отец. - Надо ж было с кем-то подружиться.
Андрей не стал возражать.
- Ладно, давайте ключ, - буркнул он. - И чтоб ни звука, когда войдете в прихожую! Ясно?
В квартиру вошли на цыпочках. Хозяин затаился где-то в глубинах своих многочисленных комнат, свет был всюду погашен, но чувствовалось, что Матвеев не спит. Андрей представил себе, как он лежит на кровати с открытыми глазами и, блестя приплюснутым носом и выпуклым лбом, беззвучно поет: "В сиянье ночи лу-унной..."
9
Утром Андрей проснулся от чужеземной переклички автомобильных гудков и не сразу сообразил, где находится. Сквозь густую металлическую сетку окошка вязко и желто протекала теплынь. Он лежал поверх скомканных простыней непокрытый, было жарко, как летом в деревне, только мух не хватало. На соседней кровати, тоже в одних трусах, по-домашнему уютно сидела Анастасия, она перебирала свои детские книжки.
Несколько смутившись, Андрей прикрыл глаза и попытался вспомнить, не снилась ли ему сегодня ночью _красная_палатка_, это был тяжкий, постыдный сон, который вот уже много месяцев его донимал. Но ничего как будто не снилось: сплошная черная яма, косматый разрыв между вчера и сегодня. Видимо, вчера он был измочален, а на такие сновидения требуются физические силы.
_Красную_палатку_ Андрей видел наяву прошлым летом, и не сказать, чтоб воспоминание о ней было мучительным, скорее наоборот, но вот сновидения на этой основе возникали безрадостные и неуправляемые. Очень противно было то, что он видел _палатку_ не один. Даже так: долговязый приятель его, которого все звали в городе "Керя", подмигивая и мелко смеясь, поманил Андрея пальцем: "Гля, че делают! Во автотуристы че вытворяют! Москва..." Сам Андрей, если б увидел первый, ни за что бы не позвал. Этот самый Керя не давал проходу ни одной девке от тринадцати до тридцати, все-то ему нужно было схватить, сграбастать, притиснуть, и они этому не слишком противились. Керя так и звал с собой: "Айда девок ловить". У него было узкое лошадиное лицо с впалыми щеками и длинной челкой, косо падавшей на дикий, словно бы бельмастый глаз, товарищ он был незаменимый, потому что ему вкусно было жить, и он хотел, чтобы все вокруг тоже всхрапывали от удовольствия...
Дело было ранним утром, на лугу у Ченцов, куда они с Керей пришли проверять поставушки. Поставушками в пригородах Щербатова называли нехитрую снасть: бечевка или прочная леска, привязанная к ракитовому кусту, на конце - большой крючок, лучше тройник, а на этот крючок нацеплен за губу лягушонок. Забрасывается поставушка (лягушат обыкновенно ловят у самой реки, по дороге), а уж на рассвете надо успеть ее вытащить, потому что, сколько ни маскируй, если попадется голавль он так пригнет куст, так его будет трепать, что слепой, и тот не пройдет мимо. Ченцовские чужих поставушек не трогали, как будто заклятье на них было (или не позволяла рыбацкая честь), а вот свой брат, щербатовский, прибывший на автобусе, мог и пользоваться, снять чужую добычу с чужого крючка, да и сам крючок унести, и ничего не докажешь.
Откажись он идти вслед за Керей и заглядывать в эту чужую красную пещеру, жил бы просто, как жил. А теперь смотрел на встречных молодых женщин и не мог себя заставить не думать: "И эта так же, и эта будет так, а эта - уже... может, даже вчера". Приходилось прятать глаза: они каким-то образом чувствовали и глядели в ответ вызывающе или лукаво. Не конфузилась ни одна, а краснел и стеснялся именно он, ни в чем не повинный...
Между тем Настасья, даже не глядя в его сторону, почувствовала, что Батя проснулся, и, как бы продолжая прерванный разговор, сказала:
- А у меня зато книжек полный портфель и с игрушками большая сумка. А мы больше к ним не пойдем, правда, Батя?
Видно, безумная Иришка произвела на нее неизгладимое впечатление.
- Конечно, не пойдем, - отозвался Андрей.
Он вскочил, подбежал к балконной двери и настежь ее распахнул.
- Ух ты! - завистливо произнес он.
Для декорации, сколоченной наспех, к прибытию Эндрю Флейма город был выстроен уж слишком добротно. Небоскребы тесно громоздились вокруг, вознося в ярко-синее небо свои пестро раскрашенные балконы, галереи, террасы и лоджии. Прозрачно-зеленые зонтики акаций, усыпанные крупными сиренево-голубыми цветами, пошевеливались от жаркого ветра у самых его ног.
За спиной его гулко хлопнула дверь, он обернулся. Из ванной вышла мама Люда, она была в красном купальнике.
- Жарко, Андрюшенька! - как бы оправдываясь, сказала она. - Воду кипячу для питья.
- А где отец?
- Полчаса как на службу уехал. Все хорошо, сыночек. Только вот... на базар бы сходить, а я, безъязычная, боюсь. На тебя вся надежда. Мальчик насупился от важности.
- Какой разговор?
Он себе нравился сегодня с утра: бодрый, веселый, уверенный, лишних вопросов не задает, только по делу, истинный Эндрю Флейм в голубых отечественных джинсах с бордовой прострочкой... Только бы отучиться краснеть.
Матвеев, босой и полуголый, в коротких штанах с бахромой, стоял на кухне возле мраморного разделочного столика и ел из кастрюли холодную гречневую кашу, запивая ее кока-колой. Лицо у него было умиротворенное и даже симпатичное. Черт его знает, подумал Андрей, может, и в самом деле чуткий человек.
- А, квартиранты! - проговорил Матвеев жуя. - Молодцы, вчера тихо вернулись. На вылазку? В добрый час.
- Вы не подскажете, как на рынок пройти? - спросила Людмила.
- Подскажу, отчего же. Вон, видите в конце проспекта ржавый купол? Это и есть рынок. Только не купите вы там ничего: поздно встали...
Вдруг Матвеев насторожился, потянул носом воздух.
Балкон открывали? А кто разрешил? - гневно спросил он. - Тараканов напустить захотели? Выселю к чертовой матери!
И, круто повернувшись, ушел к себе.
...Здание рынка оказалось похожим на подвергшийся бомбардировке вокзал: внушительный, с колоннами вестибюль, за ним - металлический остов высокого купола крыши. Крыша эта некогда была, конечно, застеклена, а теперь стекла побились, ячейки кое-где были забраны фанерой и целлофаном, провисшим от застоялой дождевой воды. Под этой символической защитой от солнца и дождя стояли ряды облицованных мрамором прилавков с выдолбленными в них лоточками и желобками: для мелочи, догадался Андрей, и для стока крови и сока. Но стекать было нечему, прилавки были пусты и сухи, сонмы синих мух реяли над головой совершенно бесцельно, да еще тараканы с фырчанием перепархивали с одного стола на другой. Кое-где среди голого мрамора сидели унылые торговки в цветастых цыганочьих платьях. Какие-то корзины под ногами у них стояли, но, перехватив любопытствующий взгляд покупателя, торговки начинали озабоченно расправлять свои широкие подолы, прикрывая ими товар. На прилавках для видимости лежали жухлые капустные листья и пучки свекольной ботвы.
Мама Люда была расстроена:
- Одно видильё, - пробормотала она, озираясь, - одно видильё!
Несколько оживленнее было в рыбных рядах, точнее - в тех, от которых пахло рыбой. Там на мраморных столах лежали горы ракушек, по виду наших речных, издыхающих, с высунутой требухой, и других, плотно замкнутых, очень мелких и, должно быть, несокрушимо твердых, торговки заботливо поливали их водой. Возле одного прилавка даже собралась небольшая очередь местных: там ровным слоем рассыпаны были мокрые полые сучки, внутри них шевелились толстые светлые гусеницы, точно как наши ручейники. Андрей не удержался от искушения, показал их сестренке, Настя заволновалась:
- Ой, что это? Батя, зачем их торгуют?
- Чтобы кушать, - безжалостно объяснил Андрей.
- А как их кушают?
- Очень просто. Высасывают, как из косточек мозг.
- Живых? - с ужасом прошептала Настя и захлопнула ладошками рот.
- Будешь ты мне девку дразнить? - рассердилась мама Люда хотела стукнуть Андрея по загорбку, но удержалась, потому что вспомнила, где находится и зачем пришла.
Она присмотрела торговку поприветливее, искательно улыбнулась ей, та замахала руками: нет, мол, нет у меня ничего, проходите мимо. Однако маму Люду это не смутило.
- Ну, Андрюша, будут у нас сейчас витаминчики. Смотри, как дела за границей делаются.
Она взяла Настасью за плечо, выдвинула ее вперед и сказала торговке:
- Вот ребенок маленький, фруктов хочет, фрукты ему нужны. То есть ей, девочка она, Анастасия зовут.
- Мама, - покраснев, гневно сказал Андрей, - ты соображаешь? Она ни слова не понимает!
- Понимает, молчи, - бросила ему через плечо мама Люда. - А это старший мой, такой грубиян, не слушается ничего, дерзит бесконечно. Но тоже фрукты любит. Может, есть у вас для нас что-нибудь? Поищите, пожалуйста.
Торговка выслушала очень внимательно и серьезно, потом выставила вперед розовую ладонь и, проговорив "Уэйт э литл", полезла под прилавок.
- Она говорит: "Подождите немного", - прервал Андрей.
- А то я без тебя не знаю, - ответила мама Люда.