- Анджела постояла, глядя на Настасью, потом проговорила: "Ресторан еще открыт, можно пойти поужинать" - и ушла.
- Какой ресторан? При чем тут ресторан? - обеспокоилась мам Люда.
- Она сказала: "Устроили в номере ресторан!" - мстительно ответил Андрей.
Это было жестоко по отношению к маме, но очень уж он устал за сегодняшний день, и все на свете ему надоело.
- Надо было ей дать что-нибудь, - озабоченно сказала мама Люда
- "Дать, дать", - передразнил ее Андрей. - К Букрееву на прием захотелось?
- Хорошо, сыночек, все поняла, сыночек, - миролюбиво ответила мама Люда и потянулась погладить его по голове.
Андрей резко отстранился.
- Оставь! Ты мне рожу разбить собиралась.
- Прости меня, сыночек, - жалобно проговорила мать, - перепсиховалась я, виновата.
- Конечно, виновата, - злобно сказал Андрей, остановить себя в бешенстве он не мог, и чем ласковее его упрашивали, чем больше уступали - тем неуклоннее он двигался к исступлению. Только беспощадный отпор мог привести его в чувство. Сам он об этом знал, а мать и не подозревала. Ты одна во всем виновата! Пустили Дуньку за рубеж!
- Мама, - тревожно вскрикнула Настасья, изучившая уже нрав своего старшего братца, - мама, Андрюшка бесится!
- Замолчи, заморыш! - крикнул ей Андрей.
- А ты - выродок, - возразила Настя, - выродок из нашей семьи
Андрей посмотрел на нее - и ему стало смешно... Смех сквозь злобу довольно противная штука, как чеснок с сахаром. А главное - маму Люду обидеть ему никак не удавалось, хоть плачь.
- Разбушевался шелудень, - ласково сказала она, - так завтра будет добрый день.
- И присказки твои идиотские! - закричал Андрей. - Ты мне скажи лучше, где я спать буду, где?
- С Настенькой, - глядя на него снизу вверх, ответила мать.
- Д-да? - Андрей даже задохнулся от бешенства. - Ты что, больная? Больная, да? Совсем вогнутая?
Трудно сказать, чем бы это кончилось, но тут вернулся отец.
- Что это вы? - укоризненно сказал он. - Благовестите на весь коридор. Все-таки чужая страна!
Андрей умолк и, сунув руки в карманы штанов, прислонился к дверному косяку. Штаны были те самые, голубые, "техасы" с бордовой прострочкой, которым он так радовался сегодня утром в "Саншайне".
- Отпустил машину? - как ни в чем не бывало спросила Людмила.
Она готова была вытерпеть любое оскорбление, только бы ее не называли "она".
- Ай, сама уехала, - Иван Петрович махнул рукой. - Шофер, мазурик, не стал меня дожидаться. Ну, поднимайтесь, пошли в ресторан. Не помирать же с голоду!
- Какой такой ресторан? - недоверчиво спросила Людмила.
- Шикарный! - сияя, ответил Иван Петрович. - Я заглянул по дороге. Серебряные скатерти, белые приборы...
Отец, конечно же, хотел сказать наоборот, но никто его не поправил: зачем, когда и так все понятно?
- Ну и что там есть, кроме скатертей и приборов?
- Рыба с рисом, и пахнет хорошо. Но главное, Милочка, не это. Главное, денег не берут! Питание входит в стоимость нашего содержания. Только если пиво закажешь. .
- Как, как? - растерянно переспросила Людмила. - Ну-ка объясни еще раз, что-то я от переездов от этих и в самом деле какая-то вогнутая.
Иван Петрович терпеливо объяснил, что стандартные завтраки, обеды и ужины для всех постояльцев "Эльдорадо" бесплатные: содержание в гостинице иностранных специалистов - временное, по вине местной стороны, которая обязана их обеспечить жилплощадью.
Ты понимаешь, Милочка, тут такая система. Пока нам не будет предоставлена квартира, мы на полном пансионе. Только пиво в пансион не входит. Но пиво бывает редко, когда завоз...
- Ай, брось ты о своем пиве! - возмутилась Людмила. - Я ничего не понимаю, ну ничегошеньки... Зачем же нас тогда гостиницей пугали?
- Ну, мать! - воскликнул Андрей. - И бестолковая ж ты! Скажи лучше, зачем мы приволокли столько консервов?
- Отстань, - отмахнулась от него Людмила, - и ничего ты не соображаешь.
Она вскочила, метнулась к двери, выглянула в- коридор, возвратилась и встала посреди комнаты, опустив руки и повторяя:
- Что-то здесь не так, что-то здесь не так...
Вдруг она опустилась на колени и, вытащив из-под низкой кровати чемодан, распахнула его и стала лихорадочно рыться в одежде:
- Приборы серебряные, публика...
Достала черное платье с прозрачной вставочкой, посмотрела, смешно вытянув губы, как бы мысленно произнося слово "гипюр", потом со вздохом положила обратно.
- Ай, ничего не хочется. Пойду в сарафане, с голой спиной.
И, все еще стоя на коленях, обернулась и с вопросительной и виноватой полуулыбочкой посмотрела на своих мужчин. Хорошо, что отец вернулся вовремя, много было бы сказано здесь неправедных слов..
На площадке второго этажа возле ресторанных дверей Тюрины остановились: Людмила Павловна поправила свою накидушку, Иван Петрович приосанился, Андрей пригладил вихры. Одной лишь Насте было наплевать на свой внешний вид, она спала на ходу, ей и ужинать то не хотелось.
Из-за дверей доносился звон посуды, пахло жареной рыбой и чесноком.
- И все равно - что-то здесь не так, - упрямо и даже ожесточенно сказала Людмила. - Смотри-ка, наш идет, давай спросим.
По лестнице поднимался белый человек, это был плотный чернявый коротыш с широким бледным лицом и косо спадающей на лоб челкой. Услышав, что его распознали, он досадливо нахмурился и хотел побыстрее пройти мимо, но Иван Петрович его окликнул:
- Товарищ!
Коротыш остановился и, обернувшись, сказал: