- А машина у нее новая, импортная? - с жадностью расспрашивала мама Люда. - А на усадьбу вы к ней не заезжали? А какая она из себя... ну, молодая, красивая? Как одета?
Полагая, что с этой шпионкой им более не придется встречаться, Андрей провел над родной своей матерью невинный, как ему казалось, эксперимент.
- Высокая, рыжая, - начал фантазировать он, - волосы по плечам. Лицо белое, глаза карие... В общем, ничего.
- Ничего, говоришь? - задумчиво переспросила мама. Посидела, глядя в сторону, потом поднялась, надела халатик, снова села.
- Ладно, как-нибудь, - сказала она со вздохом.
Наевшись блинов, напившись чаю, Андрей надел чистую белую тенниску и школьные брюки, блестевшие, как зеркало, на заду, взял картонную папку со своими школьными документами (с этой папкой "Для доклада" он проходил оформление на выезд и суеверно увез ее, потертую, с собой за рубеж) и, провожаемый напутствиями мамы, вышел на улицу.
Было тепло и солнечно, все гомонило, пестрело, благоухало, чадило и мельтешило вокруг.
Возле приземистого подъезда "Эльдорадо" стоял паренек, тоже одетый по-советски, только не русый, как Андрей, а чернявый, плотненький и солидный, в руке у него был сверкающий хромом и никелем чемоданчик "атташе-кейс", выглядевший довольно нелепо и вызывавший представление о каком-нибудь кружке юных загранкадров. Паренек мельком взглянул на Андрея и застыл, лицо в полупрофиль, то ли глядя, то ли не глядя на своего ровесника. Волосы у него были расчесаны на косой пробор, как и у отца, Бориса Борисовича.
- Привет, - сказал Андрей.
Бородин-юниор терпеливо вздохнул и ничего не ответил, только по-старушечьи поджал губы. И манеры у него были тоже отцовские.
- В школу? - спросил Андрей.
- Ну, - ответил юниор.
- Автобус точно приходит?
- Придет, - процедил Бородин и отвернулся.
В самом деле, сказал Андрей, все здесь малахольные. То ли специально подбирают таких, то ли они мутируют под воздействием климата. Но отступаться было не в его правилах.
- Ты в каком классе? - спросил он, подходя ближе.
Юниор раздражился и потемнел лицом - в точности, как его отец, как Володя Матвеев, как Григорий Николаевич Звягин. Даже физически чувствовалось, что темная кровь быстро и горячо залила ему мозг.
- Что за манера лимитская заговаривать на улице с незнакомыми людьми? - желчно сказал юниор. - А может, я агент "Интеллиджент сервис"?
- Ха, - сказал Андрей. - Во-первых, не "интеллиджент", а "интеллидженс". За версту видать иностранца.
- И шуточки лимитские, - огрызнулся Бородин.
Но Андрея не так легко было втянуть в перебранку, если сам он этого не хотел.
- Да ладно выкалываться, - миролюбиво сказал он. - Тебя как зовут?
- А зачем это знать? Я все равно уезжаю.
- Что так рано?
- С чего ты взял, рано?
- А с того, что в гостинице живешь. Значит, меньше года.
- Для этой дыры хватит. Сыт по горло.
- А в каких еще дырах ты бывал?
Ничего не ответив, Бородин перешел на другое место, к стене "Эльдорадо", и отвернулся.
Тут внимание Андрея привлек приближающийся скрежет. Посередине проспекта, прямо по разделительной полосе, с двух сторон обсаженной зонтичными акациями и усыпанной опавшими голубыми цветами, катили три полугусеничных бронетранспортера. Люки их были наглухо задраены, маленькие пулеметные башенки повернуты в сторону обоих тротуаров с таким веселым видом, что по спине у Андрея пробежали мурашки. Он поглядел по сторонам - все прохожие как по команде выстроились вдоль стен домов, и даже любители черного кофе вышли из-за столиков, оставив свои чашечки и стаканы с водой, и отступили от края тротуара. Все смотрели на Андрея нет, он не ошибался, именно на него, точно вдруг договорившись, что вот он, спаситель, - с детским любопытством и страхом.
- Сдурел? - крикнул ему от стены Бородин. - Хочешь неприятностей?
Андрей проворно отбежал к стене. Видимо, он сделал это вовремя. Когда передний броневик поровнялся с "Эльдорадо", одна из башенок слегка шевельнулась, как будто погрозила Андрею пальцем. От скрежета все вокруг словно покрылось густой черной штриховкой, и, пока тройка весело чадящих боевых машин, таких свирепых под бледно-зелеными куполами акаций, не отдалилась, Андрей не мог ничего просить.
- Что это было? - обратился он к Бородину, когда бронемашины ; скрылись за изгибом набережной. - Переворот?
Ему очень хотелось поговорить с ровесником, который был свидетелем настоящего переворота.
- "Что, что"... - передразнил его юниор. - Стоит, как пень. Это _сам_ во дворец поехал.
- А где ж его машина?
- Он в одной из этих коробок сидит. В которой - никто не знает.
- И каждое утро здесь ездит?
- Первый раз вижу. Он все время дорогу меняет. Еще вопросы есть?
- Есть. Чемоданчик с шифром?
- Ага, - не без удовольствия сказал Бородин.
- Где достал?
- Что значит "где"? В дипшопе, вестимо. Не на базаре же. А вот где ты папочку такую клевую отхватил? Пятерки везешь?
- Допустим.
- Да не "допустим". Для троек бы получше нашел. Считай, что плакали твои пятерки.
- Это почему?
- Сам увидишь.
В это время подъехал наш обычный автобус, далеко не новый, кое-где помятый, вроде как бы с похмелья, даже с выдавленной левой фарой. И шофер из кабины глядел нашенский, тощий, молодой и нахальный, на безрукавке у него было написано "Ай нид лав", а на лице - "Да ничего мне от вас не надо".
На диванчике напротив двери восседала дородная, но молодая черноволосая женщина, с густыми, почти сросшимися на переносице бровями, чем-то похожая на таможенницу, которая терзала маму Люду в шереметьевском аэропорту. Эта была, как невеста, вся в ослепительно-белом, узкая юбка едва не лопалась на ее бедрах, но вид имела не более девический, чем офицерские лосины литературных времен, и даже блузка с нежными рюшами и кружавчиками вызывала в памяти слово "вицмундир". Дело было не в одежде, а в лице - суровом, сосредоточенном, исполненном не женственного стремления во что бы то ни стало выглядеть чинно. Поднявшись по ступенькам, Бородин-юниор подобострастно, не кивнув, а копнув носом, поздоровался с нею: