Андрей хотел выйти из фургона, но она зашипела на него:
- Не слышал, что сказано?
Игорь появился минут через десять. Беззаботно посвистывая, сунув руки в карманы мятых мальчишечьих штанов (на ногах у него были разношенные, как старые лапти, сандалии), он вразвалочку подошел к машине, постоял, глядя на переднее колесо. Затем сел в кабину и коротко сказал Филиппу:
- Аут ов кэш. Не в кассу. Давай в "Эльдорадо".
- "Эльдорадо", - медленно повторил Андрей. - "Эльдорадо"!
Что поделаешь, - непонятно сказал Горощук. - В "Эльдорадо" тоже люди живут. Я-то, правда, начинал с "Дакоты", но тогда было проще, через три дня квартиру дали, в ней себя и держу...
Но ведь нам рано или поздно тоже дадут? - спросила Людмила.
- Да уж тут уж как уж, - уклончиво ответил Горощук.
- А здесь номеров нет? - робко спросил его Иван Петрович. Это был первый вопрос, который он задал коллеге: все переживал свой конфуз в аэропорту.
- Есть, да не про нашу честь, - весело ответил Игорь. - Это ж отель "четыре звезды", весь забит фирмачами с дикого Запада, на нас тут и смотреть не хотят. Голову надо иметь сюда ехать.
- Откуда ж мы знали? - возмутилась Людмила.
- Да я не про вас, - сказал Игорь. - Есть такие мастера быстрых решений. Квик-трикеры, чтоб им так жить.
Загадочная гостиница "Эльдорадо" понравилась Андрею даже больше, чем солидный "Ройял": балконы и балкончики, веранды и верандочки уступами, жаль только, что штукатурка на углах повыщербилась и стены оплесневели.
- Хорошо, "Смоленска" с вами нет, - сказал Игорь, вылезая. Тут с этим строго. Сперва выходят багаж посмотреть, а потом уж решают. Номерочки у них тесные, с большим багажом могут и не взять.
- Ох, скорее бы, - вздохнула Людмила. - Нам уже все равно. На этот раз ждали до осатанения долго. Филипп поставил маши в тень, но солнце отсвечивало от асфальта и, попадая в глаза, выедал их, как соляная кислота. Краски вокруг стали блекнуть, сперва до побелели, как будто сделаны были из пиленого сахара, потом стали таять в горячем воздухе, струясь и распускаясь, словно в пустом кипятке, а после и вовсе исчезли, перестали быть видимы, все стало матово-белым, и на этом фоне вспыхивали и гасли угольно-красные и огненно-черные пятна, которые в нормальных условиях человек может увидеть, лишь надавливая на глазные яблоки пальцами.
Наконец Игорь вышел и с сердитым лицом направился к фургону, что-то бурча на ходу. Взгромоздился на высокое сиденье рядом с Филиппом и закончил свою тираду:
- ...на мою голову.
Все молчали. Филипп с вопросительной улыбкой смотрел на него.
- Что глядишь? - сказал ему Горощук и в сердцах хлопнул дверцей. - К Звягину, куда же еще? В пансион "Бриз".
- Звягин будет сердиться, - совершенно по-русски заметил Филипп.
- А пускай сердится, нам-то что? Кто начальник?
- Звягин начальник, - ответил Филипп.
- Вот и дуй, - сказал Горощук. - И без разговоров. И чтоб я еще когда-нибудь взялся...
У подъезда узкого, как пенал, многоэтажного дома с ярко-красным лоджиями Игорь долго стоял лицом к глухой стене и как будто чего-то ждал.
- Что это он там делает? - с нервным смешком спросила Людмил
- Разговаривает через локутор, - объяснил Андрей.
- Через что? - не поняла Люда.
- Ну, через переговорное устройство. Видишь, руку держит на кнопке.
- И что же, ему даже дверь не хотят открывать? - повысив гол так, чтобы Игорь слышал, спросила мама Люда.
- Откуда я знаю? - ответил Андрей.
- Ну, уж теперь и мы пойдем, - решительно сказала Людмила. - Поглядим в глаза этому Звягину: что ж он так плохо принимает людей? И Настя давно не сикала.
- А кто с вещами? - спросил Иван Петрович.
Людмила покосилась на Филиппа.
- Андрюша посидит.
- Еще чего! - возмутился Андрей. - Я тоже живой человек. Совсем стушить меня хотите?
- Ну, ступайте втроем, - предложил отец, - а я останусь.
- А ты и рад! - вскинулась мама Люда. Видимо, она совсем изнемогла от жары и сдерживаться была уже не в силах. - Лишь бы ни с кем не поссориться! Кто из нас командированный? На чье имя аттестат? Кого обязаны жильем обеспечить? Привык за женину юбку прятаться! Иди, иди, тюря, я уж посижу.
Иван Петрович посмотрел на жену и, не сказав ни слова, стал выбираться из машины. Следом за ним вылез и Андрей, не без опаски ступил на тротуар, неровно вымощенный квадратными бетонными плитами. Ноги были как будто чужие, глаза и губы щипало от пота, голова кружилась, что-то жужжало в ней и мерцало, как в детском волчке.
Взяв Настасью за руки, мужчины подошли к Игорю, тот все еще нажимал ладонью на кнопку.
- Ну, вот они тут скопились, в затылок мне дышат, - сказал он, приблизив губы к решеточке микрофона, едва видневшегося в стене. - Как хотите, Григорий Николаевич, айм аут, нет больше сил.
- Ладно, пусть поднимаются, - прохрипел из стены русский голос, и хромированный запор на стеклянной двери, щелкнув, разомкнулся.
В подъезде пахло кошками и мандаринами. Громадный цельнометаллический лифт с бегающими под потолком разноцветными огоньками помчал их наверх.
- Ну и машина, - сказал Иван Петрович. - Наверно, здесь во всех домах такие?
- Как же, как же, - с ухмылкой ответил Горощук. - Единственный приличный лифт во всем городе. Я уже полгода на тринадцатый этаж пешком хожу. А когда воду вырубают - вообще полный кайф. С ведрами на колонку сбегаешь - и в гору до коморы.
Лифт остановился так резко, что перехватило дух. Двойные двери, чавкнув, расползлись, на этаже зажегся свет. Было здесь всего две двери: тяжелая, темная, с бронзовой вертушкой звонка и поодаль другая, беленая, видимо, для прислуги.
- Наш барон тут весь этаж занимает, - понизив голос, сказал Горощук. - Уплотняйте его.
Иван Петрович вопросительно посмотрел на Игоря, но так и осталось неясным, шутит он или говорит серьезно.
Темная парадная дверь распахнулась, на пороге в обтрепанных джинсах, резиновых пляжных шлепанцах и пестрой рубахе нараспашку стоял хозяин.
Ну, детей-то можно было и внизу оставить, - недовольно проговорил он. - Прямо как погорельцы тамбовские.