был отмечен… вход в подземный бункер.
- Бункер! Там, скорее всего, люди, - пронеслось в голове Гельмута, - мои соотечественники! Они
укрылись в посольском бомбоубежище!!!
Если бы он не удержал себя в руках, ушлый сталкер наверняка взял бы за схему огромные
деньги… Но сталкер сам не понимал, что за вещь попала к нему в руки, и потому сумму запросил
самую ерундовую.
И с той минуты Гельмут потерял сон.
Видит Бог, ему не на что было жаловаться на «Севастопольской», ставшей его третьим
подземным домом. Они с Вильгельмом честно служили в армии обороны станции, их за это
кормили, но… Гельмут хотел большего, рано или поздно настанет старость, руки ослабнут, не
станет от него толку как от солдата. Что тогда? Если усидит у власти Истомин - пенсия. И то если
позволит бюджет. Если придёт к власти кто-то другой - прогонят на все четыре стороны. Точнее, на одну - больше идти было некуда.
Но главное – большего хотела Ира. Она страдала от полуголодной жизни в метро, от постоянных
опасностей, от полной безнадёги. И немец решил: я должен туда дойти. И с немецкой
серьёзностью подошёл к проблеме.
Месяц спустя, он пришёл к начальникам станции и в самых убедительных выражениях доказал
преимущество касок образца вермахта над теми, что носили севастопольцы, особенно напирая на
защиту шеи.
Гельмут был так красноречив, что и Владимир Иванович, и Денис Михайлович признали его
правоту. Вопрос был лишь, где их столько взять? И тогда Гельмут, работавший «немцем» на
Мосфильме вспомнил, что там была прорва всякого реквизита, касок в том числе, самых, причём, настоящих. И после долгих обсуждений, Истомин дал добро, тем более, что людей Гельмут не
просил – только патроны (без них в метро, как известно, ни пройти и шагу, а чем их больше –
тем больше и возможности).
И вот, они у цели.
Дверь в подземелье обнаружили легко. Схема, оказавшаяся в руках Гельмута, была верна. Точно
на указанном месте была огромная металлическая дверь. Разумеется, наглухо закрытая.
Увы, сразу стало ясно: такую гранатой не взять. Внимательный осмотр помещений тоже не дал
результатов. Посольство было заброшено давным-давно.
- Ну, - сказал немец, - садимся в засаду. Противогазы снять не выйдет – но что делать. Они рано
или поздно оттуда выйдут или войдут. Тогда мы и представимся.
- Аufassen! – прогудел его товарищ из-под противогаза.
И они стали ждать.
* * *
Они сбежали из Рейха, когда Гельмут понял, что больше жить там он не в силах.
Пока расстрелы были явлением скорее случайным, и притеснение «чёрных» не переходило
границ геноцида, Охриц ещё готов был терпеть… Но чем дальше шло дело, тем яснее становилось
немцу: пора куда-то бежать. А вариантов было не так уж много. Влачить жалкое существование
или стать чьим-то обедом ни ему, ни его друзьям не хотелось. И в рабство попадать тоже.
И потому они бежали на юг по серой ветке. Туда, где за мрачными, полными опасностей
туннелями, за станцией-убийцей «Нагорной» и отвратительным «Проспектом» скрывалась
загадочная, овеянная легендами «Севастопольская». Гельмут не слышал о ней двух одинаковых
историй, но из всего того, что говорили про таинственную станцию, сделал по-немецки чёткий
вывод: им туда. И он, как всегда, не ошибся.
«Севастопольская» приняла их, троих беженцев из Рейха, пусть и не с распростёртыми
объятиями (так тут никого не встречали вообще), но всё же сразу стало ясно – они попали туда, куда надо.
Охриц первым же делом пошёл к Истомину, командиру станции, и честно всё рассказал. Что они
из Рейха, но – не фашисты, что ни в одной казни ни он, ни его девушка, ни «Фридрих-
Вильгельм» участия не принимали. Но что они – неплохие солдаты, и они готовы служить здесь и
сражаться. А Истомин, человек жёсткий, но мудрый, увидел в двух крепко сбитых мужиках