вспомнил, что он с Борей всегда оставался после урока музыки, чтобы послушать фронтовые
истории и взять пару текстов песен военного времени и выучить их. Просто так, воздавая дань
уважения не только учителю-ветерану, но и в память о тех днях. «Если бы потом, после нас, -
думал Аркадий, слыша тихий клавишный мотив. – сочиняли песни…о чем бы они были?»
Мелодия. «День Победы» тихо играет здесь, вот тут, в кабинете справа, дверной проем которого
забаррикадирован упавшим тяжелым шкафом…надо идти отсюда, да поскорее. Творится тут что-
то нечеловеческое, да и почему именно «День Победы»? Житель метро, на которого и так
сегодня свалился, как кара небесная, груз сегодняшних событий, опасался завязнуть в
воспоминаниях детства. Всем внутренним существом он хотел вернуть прошлое, но боялся
утонуть в буре эмоций, в воспоминаниях юношества, беспощадно выжженного атомным взрывом.
Всё его прошлое – всего лишь радиоактивный пепел. Не более того. А пепла, как он думал, может быть много, и упасть в него, утонуть – раз плюнуть. Ускорив шаг, Аркадий прошел мимо
класса ОБЖ. «Ну что ж, вот тут нам и давали то, что пригодилось сейчас в большей степени.
Русский, литература…что будет с языком и книгами, написанными на них? Кто будет писать и о
чем? Как будут расти дети? На сказках о радиации и мутантах?» - путник снова горько вздохнул.
На языке вновь появился привкус железа, а в голове проявился, как тот дневной туман, образ
его жизненной миссии. Идти и искать останки друга – а зачем? Аркадий не видел смысла. В
голове щёлкнуло, и он понял, что есть один из новых принципов жизни в подземелье: «Не делай
ничего бессмысленного.» А ведь верно. Рациональный подход к жизни сложен, но он незаменим
в условиях теперешнего туннельно-станционного существования. А как иначе? Фонари, оружие, грызня за еду и так далее.
Мужчина спустился вниз, тяжело дыша – пора было менять фильтр. Быстро, по мере
возможностей, проделав нехитрую операцию он, наконец положил письмо в рюкзак. Сидя на
крыльце, он заодно приметил, что окуляры вновь стали ясными, а дождь чуть-чуть утих, повернув видение школы в лучшую сторону: всё стало менее пугающим. Словно бы старая, жуткая, уродливая женщина вдруг оказалась мудрой и холодной, но осталась непонятой.
Сегодняшний день, такой же безымянный, как и остальные, был другим. Он переменил Аркадия в
корне. Даже после всемирного уничтожения человека человеком, школа, даже будучи мертвой, дает свои последние уроки.
Снова дорога в метро, кажущееся таким теплым, таким родным. Окуляры из-за слабого, болезненного света с неба, слегка отражают ржавые рельсы, такие же ветхие, как и жизнь
каждого из нас. Аркадий с одышкой делал много остановок. Голова кружилась, мутило, да еще
усилившийся привкус кислого железа... Но воля его не подвела. Вот и подземный переход.
Спускаясь по лестнице, держась за шершавую стенку, Аркадий шатаясь прошел вестибюль и
заграждения, назначение которых он уже не помнил. Дежурившие два автоматчика в выцветшем, бледно бежевом пространстве перед эскалаторами увидели падающего на колени человека в
химзащите. Пара контрольных вопросов – пара нечленораздельных ответов. Подхватили на руки, спустили медленно вниз. Положили на пол платформы, рядом с костром, чуть поодаль от
эскалаторов. Подбежавшие мужики с дозиметрами отшатнулись, как от чумного – приборчики
просто трещали, грозясь вот-вот взорваться от перенапряжения. С одной из самодельных
лавочек, нервничая всё время до этого, как птица, завидевшая беспомощного птенца, волнительно сорвалась худая женщина, с серебром в красивых, коротких каштановых волосах.
Подлетев к лежащему на земле Аркадию, она, с полными тревоги глазами беззвучно задала
вопрос. Аркадий медленно, не без помощи снял маску противогаза. Лица окруживших человека с
поверхности разом побледнели. У тех, кто помоложе, выступили на глазах блестящие в свете
станционного костра капли, а руки непроизвольно сжали автоматы.
Мужчина с узким лицом и довольно острыми чертами, примерно тридцати девяти лет был
полностью седой. Даже с морщинами вокруг серых глаз, губ и носа. Он шепотом попросил
рюкзак. Женщина, по щекам которой катились слезы, судорожно схватилась за рюкзак, нервно
открыла его и поднесла Аркадию. Он, опустив руку внутрь, поморщившись, с усилием вынул
конверт и протянул женщине. Та прижала его к груди и, убрав под курточку, обняла лежащего, оставив на своих руках грязные дождевые разводы, смешавшиеся с её капающими на
химзащитную куртку слезами под понимающие и горькие взгляды жителей Комендантского
Проспекта. Аркадий улыбнулся, проницательным взглядом посмотрев на женщину, услышав её
огромную благодарность без слов. Ей не нужно было говорить. А он…он понял, что хочет
вернуться обратно, в ту школу. В метро у него не было тех друзей, каких он услышал или увидел
в виде призрачных фантомов. Он был сильно облучен еще много лет назад, а сегодняшний выход
добавил еще не одну сотню рентген, оставив ему считанные минуты жизни. Снаружи снова
пошел ливень. В станционной тишине трещал костер.