***
Рыньи рад был исполнить любое поручение Вильяры, но совершенно не обрадовался тому, что Нимрин опять поранился. Он же обещал совместную охоту! И вообще, если верить сказкам, чёрные оборотни никогда не болели, не страдали от увечий и ран… Видимо, сказители просто не сочли это достойным упоминания.
На первый взгляд, Нимрин оказался не так плох, как после песни Равновесия. На второй — Рыньи с ужасом осознал, что у чужака перебит хребет и отказали ноги. Охотник стал бы калекой на всю недолгую оставшуюся жизнь…
— Рыньи, ты не пугайся. Я выздоровею, и мы пойдём в снега за твоим зверем. Как я тебе обещал. Не прямо сейчас, но через дюжину дней — точно. В худшем случае, дней через двадцать.
Вильяра подтвердила, что именно так и должно произойти.
Рыньи верит обоим и готов приложить все силы, чтобы Нимрин выздоровел поскорее. Ужасно же видеть старшего друга, товарища по самому опасному приключению настолько беспомощным! Но дух Иули бодр и деятелен, больной быстро нашёл себе занятие по силам. Пристроился и рисует буквы в своей тетради — исчисляет ход событий, о которых Рыньи ему сказывал. По крайней мере, Рыньи понял его объяснение именно так.
— Нимрин, слушай, а если я запишу для тебя свои сказки? — предложил подросток, сам шалея от новизны мысли.
— Мне будет очень любопытно, — оживился Нимрин. — Но ты сначала поупражняйся с отдельными именами, словами и краткими речами. Возьми уголёк и попробуй на стене. А потом придумаем, чем и на чём нам с тобой дальше всё записывать. Мне вот этой тетради хватит ненадолго, а таскать оттуда, где я её взял — слишком опасная затея. Ты видел, я пробовал выскабливать и сушить шкурки белянок, но получилась ерунда.
— Белянки слишком тонкие. Надо взять барабанную кожу, из молодых корнероев или рогачей. Она будет потолще листков в этой твоей тетради, но такая же гладкая и очень прочная.
— Рыньи, что ж ты мне раньше не сказал, что у вас уже умеют выделывать пергамент?! А, впрочем, ладно. Главное, умеют. Ты сможешь раздобыть, или попросим Вильяру?
— Я слыхал, мастер Рела торгует на Ярмарке мехами, кожами, одеждой для ленивых и одиноких. Может, и барабанная кожа у него найдётся. Я бы сбегал, но Вильяра не велела мне оставлять тебя одного.
Нимрин пошелестел листами, сравнивая толщину исписанной части тетради и чистой.
— До завтра я точно обойдусь. Но кстати, об одежде, Рыньи. Прости, я не сберёг твой подарок, его изорвал обезумевший ветер.
Рыньи изнывает от любопытства, как это Вильяра зимой повздорила со стихиями, что самой пришлось петь «летучую», а воин остался гол и поломан? Какие бродячие алтари они вместе ловили? Однако, чтобы кто-то поведал Рыньи подробности, ему не хватает двух посвящений: во взрослые охотники и в мудрые. Поэтому к Нимрину он с расспросами не пристаёт. Только всем сердцем желает поскорее дорасти до права: вопрошать о сокровенном.
— Мудрая Вильяра велела мне перешить тебе одежду прежнего хозяина этого логова. Я сейчас полечу тебя, и займусь.
За день Рыньи удлинил и заузил штаны, рассудив, что, пока больной не выходит из тёплого логова, штаны ему нужнее куртки. Ещё немного поупражнялся в письме, советуясь с Нимрином, как изображать буквами длинные слова? Но в основном, конечно, лечил Иули, а тот выздоравливал: быстро, как умеют одни Иули. Вильяра вечером одобрила — и на следующий день снова оставила их вместе.
Рыньи бы и рад стараться! Да к вечеру исчерпал до дна все свои колдовские силёнки. Хорошо, явился мудрый Альдира, глянул — велел идти к Камню. Объяснил дорогу, выдал кое-какие наставления…
Тропа, утоптанная множеством снегоступов и лыж, тянется от построек на льду, мимо береговых пещер — на крутую Ярмарочную гору. Первый раз в жизни Рыньи идёт за силой не к родному, знакомому до щербинки Серому Камню над домом Кузнеца. Немного страшно: как-то примет его чужой Чёрный Камень? И кто повстречается у Камня, да по пути туда-обратно?
Трое охотников, с которыми Рыньи разминулся, поднимаясь наверх, не обратили внимания на незнакомого подростка. Кратко ответили на его приветствие, но сами даже не спросили, чьих он? Рыньи слыхал, на Ярмарке так принято, но всё равно показалось чуднó.
А на вершине горы только ветер гоняет позёмку. Чёрный Камень — косой, обколотый клык — вздымается из снега на высоту трёх-четырёх охотничьих ростов. Рыньи не ожидал, что Камень будет такой громадный. Непроглядно чёрный, устрашающий, грозный, угрюмый, вся шерсть дыбом! Знал бы — не дерзнул соваться к нему один и ночью. Но раз уже здесь — спел приветствие, сел у подножия, как полагается. То есть, не привалился к тёплому боку, как делал у Серого, а почтительно расположился в паре шагов, лицом к исполинской глыбе мрака. Ветер свистел, завывал, норовил пробраться под одежду, но остыть после подъёма в гору Рыньи не успел. И Камень, не смотря на угрожающий вид, щедро питал молодого колдуна силой, замёрзнуть тому никак не грозило. Рыньи восполнял истраченное гораздо быстрее, чем привык дома. Сладкая жуть щекотала сердце, словно бы предчувствием приключений… А потому что Камень похож на Нимрина: сходством родства! Рыньи снова запел приветствие, встал, подошёл и осторожно коснулся глыбы кончиками пальцев. Не двумя руками, не посягая войти в круг, как делают мудрые. Но словно привет передал — и услышал отклик. Чёрный Камень обрадуется Нимрину, если тот сюда забредёт. И если Рыньи присядет рядом, как привык, то никакие злобные щуры не настучат ему по башке.
В итоге Рыньи угрелся и почти задремал, как возле родного Серого Камня. Распахнул глаза лишь на скрип снега под чьими-то ногами.
— Эй, малец, не спи — замёрзнешь, — окликнул его незнакомый, рослый… Судя по выговору, арханин. — Ты чей такой и откуда?
— Я Рыньи из дома Рамуи, из клана Вилья, — ответил Рыньи без особого желания, однако вежливые подростки всегда называют себя первыми. — А ты кто?
— А я Вусси, сирота, из ватаги Лагна.
Рыньи стало не по себе: сирота, не называющий свой дом и клан — или краденый во младенчестве, или отданный за долги купцам и затаивший зло на домашних, или изгнанный… Ещё и говором похож на недоброй памяти Арайю!
— Рыньи, твоих же сейчас нет на Ярмарке? — продолжал расспросы Вусси. — Почему ты у Камня ночью, один?
Врать Рыньи никогда не любил и не умел, но не рассказывать же подозрительному незнакомцу про дела мудрых, про Вильяру, Нимрина, Альдиру? Даже то, что по уговору зимует он не в отчем доме, а у Лембы, Рыньи не захотел поминать.
— А я сновидец! Лёг спать дома, проснулся здесь. Захотел посмотреть на Ярмарку и пришёл. Пока с горы на неё погляжу, как раз и силы у Камня поднаберусь. А потом обратно домой, пока не хватились.
Вусси подобрался, будто заприметил дичь.
— И часто ты так… Путешествуешь?
Рыньи пожал плечами:
— Иногда получается.
— А кем ты доводишься старому Рамуи?
Рыньи мог бы сказать правду: внуком. Но слишком навязчиво это арханин приставал с расспросами, слишком жадно блестели его глаза.
— Вусси, я же не спрашиваю, из какого ты дома и клана? А думаешь, мне не любопытно?
— А это уже просто не важно, молодой сновидец. Я уже нашёл себе лучшую во вселенной ватагу. И я зову тебя к нам. Если ты, конечно, не забоишься! — Вусси залихватски подмигнул. — Доводилось тебе странствовать на ту сторону звёзд? А, Рыньи?
— Всем собой — ни разу, — это правда.
— А я тебя проведу, Рыньи. Пойдёшь со мною в мир, где тепло, и бродят стада непуганой дичи?
Переспросить, что за мир такой, что за ватага, подросток не успел — его собеседника облило серебристым сиянием, он вздрогнул, начал оседать наземь и пропал. Пока Рыньи хлопал глазами, из-за Камня, нещадно бранясь, выскочил мудрый Альдира. Сгрёб Рыньи в охапку, утащил на изнанку сна, а оттуда сразу в логово. Тихо рыкнул:
— Не спи! Сиди здесь! Я — по следу.
И тоже исчез.
— Откуда вы свалились? — шёпотом спросил Нимрин, пряча нож в ножны. — Только тише, Вильяра спит.
«С Ярмарочной горы, от Камня», — ответил Рыньи безмолвной речью и только сейчас испугался. Начал стягивать куртку, запутался в вороте, сердито сдёрнул её с себя. — «Чёрный Камень страшный, но щедрый. Он ждёт тебя, Иули. А ко мне там пристал какой-то арханин, сирота Вусси из ватаги Лагна. Предложил провести меня на ту сторону звёзд. В мир, где тепло, и бродят стада непуганой дичи. Целиком меня туда забрать хотел, понимаешь? Но тут на нас свалился мудрый Альдира и утащил меня сюда. Арханин не успел ничего сделать или рассказать».
«Тепло, и стада дичи, говоришь…» — Иули наморщил нос, тряхнул головой, будто отгоняя какую-то мысль.
«Мне ужасно любопытно, что за мир такой?» — добавил Рыньи. — «Но арханин совсем-совсем не внушал доверия. И кажется, у него на куртке был узел справедливого суда. Мудрая Вильяра себе такой повязывала и объясняла, что это… Ой, то есть… Выходит, я только что говорил с беззаконником? Из тех, кто крадёт детей и убивает мудрых?»
Вот теперь Рыньи перепугался по-настоящему, аж вся шерсть встала дыбом. Испугался, но и разозлился, сильно. Эдакая погань бродит по угодьям его клана, как у себя дома! Заговаривает с несмышлёными сновидцами, соблазняет…
Додумать Рыньи не успел: с изнанки сна выпал мудрый Альдира, тоже ужасно злой.
— Упустил, — пояснил он, на невысказанный вопрос. — Пустота между мирами не хранит следов.
— А как же…
— Рыньи, оставайся здесь, — приказал Альдира. — Не покидай логова и прими на ночь зелье глухого сна. Сейчас я сам тебе его заварю, чтоб ты спал до утра, но не перебрал лишку, — мудрый уже по-хозяйски шарил в одном из сундучков.
— Всё так плохо? — уточнил Нимрин, ловко вращая между пальцами нож.
— Ты же имел дело со Стурши? — откликнулся Альдира вопросом на вопрос. — Вот примерно так.
Иули помрачнел.
— Щуровы сновидцы! Подкаменники скользкохвостые! Купцы без обоза! Бездомный дом, неведомый клан! Выкормыши старого Тхиры! — продолжал ворчать мудрый, пока не отыскал нужный мешочек с травяной смесью.
Рыньи было всё ещё боязно, но ужасно любопытно. Сказку про купцов без обоза он знал, восхищался её пронырливыми, плутоватыми героями: вчуже, без желания подражать. Ловкие воришки и мошенники надурили многих, но и сами остались в дураках.
А сказывают, в стародавние времена купцы друг друга не обманывали и не подставляли. В бездомном доме, неведомом клане все стояли друг за друга, как во всамделишнем доме и клане. Кто первый придумал нарушать договорённости, перебивать сделки, красть друг у друга товар? Сейчас говорят, Наритьяры. Но те ловкачи, сказывают, были из Тхи…
— Пей, — Альдира разболтал щепотку зелья в тёплой воде и протянул кружку Рыньи.
— А можно, я сперва на лежанку влезу?
Мудрый усмехнулся, потрепал Рыньи по загривку:
— Нужно. Полезай.
Умостившись между Вильярой и Нимрином, подросток выпил из кружки — провалился в уютную темноту без снов.
***
«А теперь, о мудрый, объяснись!» — отличная штука безмолвная речь, не обязательно ждать, пока мальчишка уснёт. — «Что происходит? Кого и куда ты упустил?»
«Сироту Вусси из ватаги Лагна. На ту сторону звёзд», — ответил мудрый Ромиге, разводя зелье в кружке. — «Вусси из дома Арайи, из клана Рийи, если я правильно понял».
Пока Ромига переваривал эту бесценную информацию, Рыньи пристраивался у него под боком: Вильяра легла не вплотную.
«Как вы намерены их ловить?» — спросил нав.
Временный глава Совета Мудрых мог ему не ответить, мог даже осерчать на назойливого чужака. Но Альдира ответил, как бы даже спокойно:
«Станем убивать их на месте, где увидим, по праву скорого суда. Мне это ужасно не нравится. Голкья не нужно новых смертей, тем более, чтобы мудрые убивали охотников. Но иного способа я не вижу. Они убивают нас и не намерены останавливаться. Ловить поганцев живьём слишком хлопотно, я только что убедился сам. И пойманные, они всё равно не становятся проводниками к свободным товарищам. Такую они дали друг другу смертную клятву. Ркайра не смог её обойти, и все вместе мы не додумались, как».
«А есть ли какой-нибудь другой способ — разыскать мир, где они прячутся?» — спросил нав.
«Да, Нимрин, среди бесчисленных миров непременно сыщется всё: и сами беззаконники, и чары, которые помогли бы выйти на их тайную лёжку. На сей миг я такого способа не знаю. И у других мудрых пока ничего не вышло. Поэтому пусть Рыньи спит рядом с тобой, под зельем. А я пойду искать. А к преданиям Теней мы с тобой обязательно вернёмся. Позже».
Ромига пожелал мудрому удачной охоты, и тот удалился: в пещеру Совета, или ещё куда. А нав стал очень старательно припоминать, не завалялась ли в бездонной памяти Теней какая-нибудь подходящая случаю песенка? Самому же потом пригодится: для поисков врага врага или сразу уж — родного дома.
Но нет, не завалялась, или нав не докопался, только устал и отпустил себя в сон. И долго витал между белым небом и узорчатыми мостовыми чужого города: бесплотным, почти беспамятным восторженным призраком. Казалось, в этом красивом городе он мог бы обрести счастье и смысл. Гораздо больше счастья и смысла, чем где-либо ещё в обитаемой Вселенной. Скорее всего, наваждение, но сладкое и вдохновляющее, способствующее отдохновению.
А стоило отдохнуть — сон сменился. Вместо оранжевых и голубых фонарей в глаза блеснуло солнце. Вместо мозаики из разноцветных камушков под ноги легла неровная почва, зашелестели высокие травы…
Среди снегов и стылых катакомб Голкья Ромига давно мечтал о летней жаре — полузабытый любимый сон встретил его именно такой. Вернул облачение гарки, утраченное наяву. Вернул телесное благополучие: во всей упоительной полноте ощущений. Ромига долго-долго стоял, просто наслаждаясь тем, что спину не ломит, а ноги не дрожат от слабости. Начал разминку: с восторгом от каждого движения. Мелькнула мысль, как неприятно будет просыпаться снова больным — отбросил её, ловя своё счастье здесь и сейчас. Остановился не когда устал, а когда захотел остановиться. Дышал полной грудью, валялся в траве, шёл по степи, куда глаза глядят. Проломился сквозь приречные заросли и вышел к большой воде. Уселся на песок и долго сидел без единой мысли, чутко присутствуя здесь и сейчас. Шуршали тростники, мелкие волны лизали берег, искрились бликами. Ветер ласково ерошил волосы, донёс откуда-то запах костра…
Костра? Да, точно, костра, а не травяной гари! Мало того: на костре жарили мясо, аромат аппетитно мешался с дымком. Всё бы хорошо, но в этом мире никогда не было других разумных, кроме Ромиги. И то — не во плоти, а в плотном призрачном обличье, как говорит Вильяра. Мир-сон всегда был местом Ромигиного уединения. Единственное исключение, когда он принял здесь гостя, не в счёт. Но сегодня Ромига никого не звал и не ждал. А незваный гость, как известно, хуже тата.
Нав встал и пошёл на запах. Полоска пляжа вдоль воды прерывалась топью и зарослями: прямо не пройдёшь. Ветерок тоже менял направление. Но Ромига, определённо, приближался к месту чужого пикника с шашлычком.
Он нашёл их на отмели с белым камнем, на котором раньше любил отдыхать. Двое мальчишек-подростков жгли маленький костёр из плавника… Стоп, а мясо-то где? И почему мальчишки кажутся такими знакомыми? Нав рассматривал обоих, соображая, где видел их прежде? Оба — тощие, загорелые. Один, помельче, светло-русый, вихрастый, в «семейных» трусах из выцветшего ситца. Второй, гибкий и жилистый, с чёрной гривой до лопаток, по-дикарски обмотал бёдра пятнистой шкуркой. Они выглядели закадычными друзьями, удравшими из дому поиграть в индейцев: была когда-то у челов такая игра. Но не слишком ли эти двое беспечны в диком месте, где водятся хищные, опасные твари? Ромига нарочно зашуршал тростником — темноволосый мальчишка мгновенно обернулся на звук, в руках из ниоткуда возникла чёрная навская катана. Клинок длинноват и тяжеловат для этих рук, но остриё безошибочно выцеливает невидимую угрозу. Белобрысый среагировал мгновением позже. Напружинился, руки остались пусты, но взгляд и выражение лица не обещали ничего хорошего. От такого ожидаешь «эльфийской стрелы» или чего похуже.
Хищной твари явно стоило обойти друзей-приятелей десятой дорогой, но Ромига ощущал не угрозу — растущую радость узнавания. Раздражала только некая неправильность: фигуры мальчишек туманились, как в обычном, не колдовском сне, когда начинаешь вглядываться слишком пристально.
Досадно будет, если они исчезнут. Больше не таясь, Ромига вышел на открытое место. Темноволосый тут же сверкнул улыбкой и спрятал катану обратно в никуда. Сдул с бровей чёлку, уставился на Ромигу чёрными навскими глазами — стал до невозможности похож на отражение в зеркале, много веков назад. Сбивало с толку, что в целом он больше походил на человского подростка, чем на навского…
— Ты совсем одурел без меня! — фыркнул мальчишка. — Пытаешься определить генстатус призрака? Выгляжу, как считаю нужным.
— Чьего призрака?
— Твоего, чьего же ещё, — у темноволосого совсем не было ауры, Ромига только сейчас заметил. У второго, кажется, тоже не было. Ни ауры, ни теней.
— А я тогда кто? — спросил он в тяжком недоумении.
Мальчишка расхохотался:
— Нав Ромига, ты совсем тупой, да? Ты знаешь, что от тебя отодрали кусок, и всё ещё удивляешься, что нас с тобой двое?
Вихрастый сказал приятелю с укоризной:
— А я говорил, нельзя оставлять его одного, без присмотра!
— Ты был и остался старым занудой! А я давным-давно мечтал здесь поробинзонить. Но рядом с теми — противно.
Ромигин младший двойник принюхался и брезгливо наморщил нос, хотя мясом и дымом пахло ужасно аппетитно. А у мальчишек костерок был таким же призрачным, как они сами: пламя плясало над дровами, не обугливая их и не давая тепла.
— Да уж, не самое приятное соседство, — насупился вихрастый. — Однако к Робинзону и Пятнице почему-то непременно прилагаются соседи — каннибалы.
Ромига, наконец, узнал эту ворчливо-ироничную интонацию, и вихрастый, в подтверждение, расплылся облачком тумана, принимая другую, знакомую форму. На песке сидел старик…
— Семёныч?
Старик грустно развёл руками:
— Был, да весь вышел. Наобещал тебе лишнего, ляпнул лишнего… Короче, умер я. Супостат напоследок подсуетился и отхватил себе кусочек. Враг врага освободил нас, помог вспомнить, кто мы, и открыл дорогу. Но мне, — он ткнул себя пальцем в грудь, — Уже некуда возвращаться. Я ушёл бы совсем, да этому непоседе скучно одному. А на берегу вашей любимой реки меня хватает на видимость жизни. Ты позволишь мне ещё немного задержаться в этой стране Счастливой Охоты или позовёшь с собой?
У Ромиги голова шла крýгом. В привычном ему мире мёртвые умирали сразу и насовсем, прочее — отвергнутая асурская Скверна. На Голкья-то уже не совсем так: ярчайший пример — Латира. Однако у мудрого возникли специфические проблемы с питанием и самоконтролем, оттого он не пожелал оставаться Тенью среди живых. А на что способна, к чему стремится сущность, с которой сейчас беседует Ромига?
Нав спросил, глядя в выцветшие голубые глаза:
— А как будет лучше для тебя самого?
Призрачный старик молча развёл руками. Кажется, сущности было, по большому счёту, всё равно. Но тут маленький призрачный нав сердито мотнул головой.
— Мишка, ты же один не станешь ни играть, ни охотиться! Ты сядешь на берегу и будешь смотреть на воду, пока не растаешь.
Старик снова развёл руками, виновато улыбнулся.
— Ну, и растаял бы. Но тебе… Вам с ним, — кивок на Ромигу, — не хватает напарника. Пока он не найдёт себе кого-то живого, я готов остаться с вами.
Ромигин двойник очень серьёзно кивнул:
— Договорились.
Ромига слушал их и, правда, ощущал себя безнадёжно тупым, хоть красную бандану повязывай:
— Эй, вы сейчас о чём вообще?
— О том, чему я тебя учил, Ромига, — пояснил призрак Семёныча. — О геомантии. Твой дар раскрывается в полную силу, когда ты в связке с кем-то. Не знаю, будет ли так всегда? Но пока ты учишься, тебе нужен напарник, другой геомант рядом. Возьми нас за руки, и пойдём.
— Куда?
— Куда ты шёл перед тем, как встретил нас. Твой дар тебе там точно понадобится… Чтобы прибрать мусор.
Образ старика поплыл, и перед Ромигой снова оказались двое мальчишек. Они протягивали ему руки и требовательно глядели снизу-вверх, мол, давай уже, не тормози. Он коснулся их пальцев, успел ощутить тепло… Стоял на отмели один: ни мальчишек, ни их костерка, и сквозь удивление — чувство, будто так и надо. Осмотрелся, пытаясь понять, что изменилось? Вроде бы, ничего существенного, только мир стал чуточку ярче, полнее, живее. Ладно, он поразмыслит об этом позже. А сейчас всё-таки дойдёт до второго костра и проверит, что там за соседи — каннибалы?