***
Попасть на Пращурову Длань мудрый Альдира смог лишь тогда, когда Иули и Вильяра с неё исчезли, а на месте, где они сидели, начало расти облачко тумана. Туман источал угрозу и норовил растечься по всей Длани, поэтому колдун, отступив к обрыву, спел «летучую». Вихрь не нуждается в опоре под ногами, и большинство опасностей ему нипочём.
А туман всё клубился, дотёк до краёв, свесил с обрывов мохнатые хвосты. Медленно светало. Мудрый вился над Дланью, как кричавка над огородом. Вот и первые лучи солнца позолотили слоистое облачко, оно уже не казалось зловещим… Пока не выметнуло смерч, в котором Альдира едва опознал Вильяру. Мудрый ринулся к ней сквозь клочья разлетающегося тумана. Услышал зов Нимрина, но даже не сразу понял, что за чёрный комок она гоняет и швыряет? Узнал по ауре и понял: Иули пока жив, но это ненадолго. Вильяру, в самом деле, пора останавливать!
Вихрь налетел на вихрь, они сплелись и заплясали над вершиной утёса. Вильяра набрала столько бешеной, стихийной силы, что даже Альдира, со всем его опытом и могуществом, не сразу смог её осадить. Вернул двуногий облик себе и ей, одновременно. Не был уверен, исцелилась ли она? Побоялся хватать и держать слишком крепко — а зря! Дикая девчонка с Ярмарки больно саданула ему коленом, отскочила, замерла со сжатыми кулаками, готовая к продолжению драки.
Альдира сдержал рвущиеся наружу ругательства, тихо спросил:
— Вильяра, ты выздоровела?
— А? Что? — и, видимо, вспомнила. Сгорбилась, прижала ладони к животу, чтобы через несколько вздохов, ощупав себя, потрясённо выговорить. — Я выздоровела. Я цела.
Вскинула руки, огласила снега ликующим кличем, переходящим в «летучую». Заплясала вокруг мудрого, сверкая снежной пылью на солнце — и тут же вернулась. Крепко обняла его, повисла на шее: здоровая, счастливая, пьяная силой. Он обнял её в ответ, поднял, закружил…
— Ой, Альдира, смотри!
Удивлённый возглас, не испуганный, однако мудрый мгновенно поставил женщину на ноги и задвинул за себя. А чему она удивилась, не переспросил, сам увидел. Посреди пустой и ровной Пращуровой Длани вырос высоченный менгир: последние полосы тумана ещё плавали вокруг него, но быстро таяли на солнце. Мудрые подошли ближе, крепко держась за руки.
— Мы попробуем войти в круг? — спросила Вильяра.
Альдира, не отрываясь, смотрел на Камень: с одного боку чёрный, с другого белый, посередине — неровная граница, завихрения и струи, как на сбойке двух потоков. Узор из тех, которые хочется разглядывать долго, вопрошая стихии, как им такое удалось? Но Альдиру занимал не столько диковинный узор, сколько ощущения от новорождённого Камня. Как и следовало ожидать, Нимрин с Вильярой сотворили из последних бродячих алтарей нечто очень непростое. Возможно, опасное, и Пращурова Длань останется местом не для живых. Так или иначе, новому кругу дóлжно устояться, а потом уже мудрые исследуют его.
— Альдира, мы попробуем? — дёрнула его за руку Вильяра.
Он недовольно поморщился:
— Погоди, ученица. Ты и так набрала силы на пару великих песен. Потратишь её, тогда отправишься за новой. И не сюда же, вспомни закон! Или ты собираешься ждать три луны? Или всё-таки раньше испробуешь свой любимый круг у дома Кузнеца?
Она неопределённо мотнула головой: ни да, ни нет. Еще слегка не в себе, а может, не слегка. Телесно — выздоровела, но Одиннадцать играли в опасные игры, и наставнику Альдире за ученицей Вильярой придётся очень строго проследить.
— Вильяра, давай, посмотрим, что ты сделала со своим благодетелем?
— С кем? — недоумение.
— Ты вошла в круг с Иули Нимрином. И вышла с ним же. Вернее, вынесла его пинками. Я желаю проверить, жив ли ещё твой воин?
— Иули? — голос Вильяры стал злым. — Мудрый Альдира, раз ты помешал мне добить его, пожалуйста, добей его сам!
Альдира развернулся к ней, удивлённо вскинув брови.
— Зачем?
— Не «зачем», а «за что». Выродок Тьмы подчинил меня, сломал мою волю, а потом чуть не зарезал!
Мудрый взял Вильяру на плечи, слегка сжал, встряхнул.
— Что бы ни творилось в круге, ты стоишь передо мной живая, здоровая и целая. На тебе даже крови нет. Твоему спутнику, боюсь, повезло меньше. А воин Нимрин полез в жерло вулкана исключительно ради того, чтобы исцелить тебя. Ты сама это прекрасно знаешь. Или забыла?
Вильяра скривилась, будто откусила гнилой рыбы:
— Иди, ищи его сам, Альдира! Я не хочу видеть эту поганую рожу. Увижу — убью. Не хочу.
— Чего не хочешь? Видеть или убивать?
Скрипнула зубами.
— Убивать. Но видеть Иули я тоже не хочу! Ты говоришь, Нимрин исцелил меня, как обещал, и я должна быть ему благодарна? Но он же был моим наваждением? Больше некому, Иули Онга давно мёртв… Нет, кое-что я этому поганцу не прощу! Альдира, позови Рыньи, пусть лечит своего дружка, если понадобится его лечить. Рыньи сможет, а я — нет… Или, если не Рыньи, оттащи это чёрное злосчастье в дом Травников? Щурова пропасть! — Вильяра закрыла лицо руками, села в снег.
— Подожди меня здесь, о мудрая Вильяра. Охолони. Спой себе Зимние песни, ученица. Вспомни, кто ты такая. Хорошенечко вспомни.
***
Обряд завершён, но ничего ещё не закончилось!
Ромига выманил, вытянул Вильяру из круга. Альдира отвлёк ведьму от нава и, кажется, заставил её вернуться в двуногое обличье. Ромига слышал ликующий вопль, потом видел пляску маленького, мирного вихря. Более, чем уверен, что Вильяра выздоровела. Но ничего не закончилось. Ведь если нав сдохнет после обряда, то всё равно пустит грифону под хвост все свои усилия.
Кто Ромигу убьёт или всерьёз покалечит, встретит самого страшного своего врага… Нет, он не собирался заводить Вильяру в эту ловушку! Однако недооценил ярость и разрушительный потенциал ведьмы. Недооценил, а теперь валяется в сугробе и еле дышит. Контузия, баротравма, множественные переломы, в том числе, открытые… Готовился противостоять «заморозке», а попал то ли в эпицентр взрыва, то ли в воронку смерча. Результат, если без эрлийского словоблудия, можно назвать одним словом: отбивная. Положим, энергии он набрал достаточно, чтобы не мёрзнуть, справляться с болью и до предела ускорить регенерацию. Но вывихи и переломы он сам себе не вправит. Руки пострадали больше всего: прикрывал ими голову. Да и со спиной нехорошо. Возможно, он уже подставил Вильяру. Не видит, не знает этого наверняка, просто попытается отвести угрозу.
«Мудрая Вильяра, хорошо ли ты себя чувствуешь?»
Ответила с заминкой и очень злобно: «Не жалуюсь!»
«Вильяра, это замечательно, что ты чувствуешь себя хорошо. Я очень рад за тебя, о мудрая. Значит, мы с тобой не зря сходили в круг. Но чтобы тебе и впредь было хорошо, нам нужно закрепить достигнутое», — сказал и умолк, ожидая встречного вопроса.
Дождался недовольно-подозрительного: «Что ты имеешь в виду, Иули?»
«Тебе придётся ещё раз вылечить меня, о мудрая».
Она бранилась долго. Она потребовала объяснений, но не позволила вставить ни словечка — снова бранилась.
«Вильяра, у нас мало времени! Помоги мне, и я уйду. На ту сторону звёзд, душекраду в пасть, мне уже всё равно. Я хочу тебя спасти, а для этого ты сейчас поможешь мне. Прямо сейчас, Вильяра! Хотя бы кости собери, дальше я сам».
«Ладно, Иули. Ловлю тебя на слове: потом ты уйдёшь».
***
Пращурова Длань невелика, но, если бы не живая аура, Альдира долго разыскивал бы на ней Нимрина. Даже стоя рядом, не сразу разобрал, что видит… Да уж, обычно чужак гораздо пригляднее. Хотя охотник, по которому пробежало стадо шерстолапов, выглядел бы не лучше, а Вильяра превзошла шерстолапов мощью и яростью. Удивительно не то, что Иули щур знает, на что похож, а что он тёплый, дышит и уже как-то сам себя лечит. Тронуть его боязно, чтобы не сделать хуже, и оставлять здесь в таком виде нельзя. Рыньи, наверное, помог бы, да кто сваливает такую тяжелую целительскую работу на подростка? Это Вильяра сказала, совсем не подумавши…
Альдира обернулся на шаги за спиной — она. С каменным лицом прошла мимо наставника, присела рядом с изломанным, вбитым в снег телом, окликнула:
— Иули, я здесь! Терпи.
Если чужак ответил ей, то мысленной речью. Вильяра, тоже молча, начала вправлять его многочисленные переломы. Ворожил Нимрин сам, накрепко соединяя осколки костей. Альдира поражался живучести и самообладанию чужака, но понаблюдать за ходом лечения главе Совета не дали. Впрочем, плохи были бы мудрые, если бы пропустили, не учуяли рождение нового круга.
Стира, на правах ближайшего Вильяриного соседа, первым полюбопытствовал, известно ли Альдире, что происходит?
«Известно. В угодьях Вилья явились новые Зачарованные Камни».
«Но Вильяра же…»
«Твоя соседка жива, здорова и пребудет таковой, если не начнёт дичать. Подробнее мы поговорим, когда соберёмся нашим малым советом».
«То есть, снова замешан Иули?»
«Куда ж без него».
«А что мы сообщим неосведомлённым, о мудрый Альдира?»
«Всё, что происходит в угодьях Вилья, происходит с дозволения и при участии временного главы Совета. Передай это любому, кто тебя спросит, о мудрый Стира».
«Даже при участии?»
«Да. Подробнее — вечером».
***
— Мудрая Вильяра, а скажи-ка наставнику, ты своего воина лечишь или наказываешь?
Вместо ответа знахаркина дочь сердито фыркнула. Она всё ещё ненавидит Иули. Всех, а этого — особенно. Умом понимает, что напрасно, но чувства едва поддаются усмирению. Она делает то, о чём Иули её попросил, быстро и точно. Однако ни песни не пропела, чтобы облегчить ему боль: Иули справляется сам. Пусть, пусть тратит свою колдовскую силу. А то слишком много набрал, погань!
— Ученица, я задал тебе вопрос. Что? Ты? Делаешь? — Альдира умеет быть неприятно настойчивым.
— А ты как думаешь, о мудрый Альдира? — огрызается она вопросом на вопрос.
— А я прикидываю, как скоро мне придётся изгонять одичалую колдунью? — он сказал это так, что её морозом по хребту продрало. Дал время на осознание, потом добавил чуть мягче. — Вильяра, выйди уже, наконец, из круга! Посмотри, что ты делаешь сейчас? С кем ты это делаешь?
Ну, посмотрела. Ну, да, личина Онги, как и чёрная образина, остались где-то в инобытии. Нимрин обрёл свой обычный вид, едва стихия прекратила его терзать. А что это меняет? Погань же… Которой худо, почти невыносимо. Как тогда, когда Стурши его ранил. Как тогда, когда он умирал после песни Равновесия. Вильярины щёки ожгло стыдом, уши запылали, она очень тихо проговорила.
— Мудрый Альдира, пожалуйста, не отвлекай меня от лечения.
Мудрый глянул на неё вприщур, покачал головой и ушёл куда-то в сторону нового Камня.
— Ромига, потерпи ещё немножко. Я скоро закончу.
Иули приоткрыл глаза и тут же снова закрыл: лишнего внимания и сил у него не осталось даже на безмолвную речь. Вильяра запела, подкрепляя его целительскую ворожбу своей. Он вздохнул с облегчением, насколько мог себе это позволить.
Ну, вот и закончили. Собрали всё, что следовало собрать, не сходя с места. У Вильяры самой уже отваливается спина и затекли колени. Зато Нимрин больше не напоминает сломанную игрушку. Через несколько дней отбитые внутренности у него заживут, скреплённые ворожбой кости надёжно срастутся, сойдут отёки и синяки. Он встанет на ноги и начнёт расхаживаться… В который раз? Иули живучие, как подкаменники, однако столько ран и болезней подряд доконают даже самого живучего. Ему нужен покой, тепло, много еды — то есть, ещё одна передышка в доме Кузнеца.
— Ромига, пожалуйста, забудь, как я ловила тебя на слове. Ты останешься в угодьях Вилья столько, сколько пожелаешь.
«Мне пора уходить, но поговорим об этом позже. Спасибо тебе, Вильяра».
— И тебе, Ромига.
Вильяра всё ещё сердится, но уже не на Иули, а на всё подряд, понемногу. Вот, например, чёрная кровь въелась в руки, запачкала одежду. А одежду Иули Вильяра изорвала сама. Хорошо, мудрый сходил за оставленными вещами, и в котомке нашлась свёрнутая шкура. Жаль, не подстелили её сразу: Иули меньше пришлось бы греться ворожбой. Но раз не вспомнил и не подсказал, чего уж теперь.
Альдира предлагает проводить Вильяру и Нимрина в дом Кузнеца, но тут Иули внезапно подаёт голос:
— Мудрые, как мы объясним охотникам Лембы, что со мной произошло?
— Никак, — спокойно отвечает Альдира. — Дела мудрых.
Вильяра морщится: что-то ей ужасно претит. Сообразила: именно так возвращались от Зачарованных Камней Наритьяры. Возвращались, полные сил и довольные, с измученными, молчаливыми «ключами». В доме Кузнеца Наритьяра Старший бывал не раз. Какими глазами посмотрит на хранительницу клана старый Зуни? Что подумают Лемба, Тунья, Рыньи?
— Мы не пойдём в дом Кузнеца, — говорит Вильяра, чувствуя, как горят стыдом щёки. — Мы пойдём в моё логово при Ярмарке. Там ты, Нимрин, отлежишься, пока не встанешь на ноги. Согласен?
— Да.
— Как хотите, — пожимает плечами Альдира. — Лишние расспросы, пересуды и домыслы нам действительно ни к чему.
***
Чем неудобно лечить себя магией? Нельзя терять сознание, иначе арканы осыплются, и половина лечения — насмарку. Вот Ромига и цепляется за реальность, данную в ощущениях, вместо того, чтобы тихонько полежать в отключке. А ещё отключаться уместно, когда доверяешь тому, кто лечит, или, наоборот, хочешь скрыться от того, кто истязает. Вильяра же никак не определится, и это жутко, до крепнущего желания ударить по ней «эльфийской стрелой». Жёсткие, немилосердные руки крутят Ромигу, будто складывают на скорость кубик Рубика. Светлый ледяной взгляд… Нет, лучше Ромига прикроет глаза, а то мерещится ему асур знает, что! То есть, асур-то, может, и знает. А нав уже с трудом разделяет бред и действительность. Он пока ещё в сознании, но кто сказал, что в ясном? Потому не станет делать резких магических движений.
После замечания Альдиры — не одному наву померещилось что-то не то — ведьма начала обращаться с пациентом бережнее. Теперь Ромига узнавал её чуткие руки и целительные песни, но в безопасности себя так и не ощутил. Успел поучаствовать в обсуждении, где ему лучше отлёживаться. Логово при Ярмарке — бывшее Латирино? Сойдёт.
И вот, наконец, он на лежанке, Вильяра разжигает огонь в очаге. В логове теплее, чем в снегах, можно не тратить магическую энергию на согревание себя. Не так уж много её осталось, а Источник он спустил в чёрную дыру, и нет сил на сожаления. Есть много боли за тонкой преградой магии, беспомощность и одиночество. За исцеление Вильяры Ромига заплатил её благорасположением. Воплотил её кошмар: такое не прощают, или прощают не скоро, это он помнит по собственному опыту. Он надеется, что исцелил её, а не подставил хуже, чем было… Щурова сыть, он хочет быть уверен, а не надеяться! Но об утраченном геомантском даре, о душекраде, о городе под белым небом он подумает завтра.
***
Знахаркина дочь глядит в огонь и напевает Зимнюю песнь умиротворения. Раз за разом, снова и снова, по кругу.
Слишком многое произошло с ней сегодня! Самое удивительное, прекрасное, потрясающее: стихии вспомнили её здоровой. Она сама предсказывала, что войдёт в круг бродячих алтарей и обретёт там либо смерть, либо исцеление. Только она не знала, как это будет. Теперь, оглядываясь назад, она ужасается, злится, стыдится. А пошла бы она в круг, если б Иули заранее объяснил ей, что им предстоит? Согласилась бы участвовать в обряде: кровавом, значит, заведомо беззаконном?
Без самообмана и самооправдания: умирать она отчаянно не желала — желала жить. Потому изо всех сил не задумывалась, чего ждут алтари, хотя и Нимрин, и Альдира, и её собственные предчувствия намекали на запретную суть обряда. Но почему Альдира одобрил затею Нимрина и лично подстраховал? Потому ли, что Вильяра любезна главе Совета не как сестра по служению, в чём упрекали его старейшие? Или он хладнокровно взвесил вероятный ущерб и благо на весах судьбы? Вильяра не станет выдумывать — спросит наставника наедине и очень внимательно выслушает ответ. Позже.
А Нимрину она кое-каких вопросов, наоборот, не задаст. Поможет залечить раны, потом сразу возьмётся за исполнение давно обещанного и проводит его восвояси.