– Когда я верстаю номер, то думаю о газете, а не о цензуре.
– Кто писал статью?
– Черт его знает.
– Где текст?
– Валяется в редакции.
– У кого?
– По-видимому, у метранпажа.
– Метранпаж у нас. Он клянется, что подлинника в типографии никто не видел после набора.
– А, ерунда какая...
– Вы видели, как набирали этот материал?
– Да.
– На чем он был написан?
– На листочках.
– Я понимаю, что не на веточках. Какие были листочки? Большие, маленькие, чистые, в линеечку?
– Кажется, чистые.
– Понятно. А через кого этот материал попал к вам?
– Он лежал у меня на столе.
– Вам его принесли?
– Нет, просто я обнаружил этот материал на столе.
– Когда это было?
– Вчера,
– Утром?
– Да.
– Кто дежурил в редакции?
– Не знаю, полковник.
– Сторожиха утверждает, что никого в редакции из посторонних не было ни ночью, ни утром, кроме девицы у вас, в девять ровно.
– Старая сплетница, – улыбнулся Исаев. – Уволю.
– Правильно поступите. Так кто эта девица?
– Полковник, вы вольны казнить меня, – сказал Исаев шутливо и протянул на стол обе руки, – можете заковать меня в кандалы.
– Когда казнят, Макс, то в кандалы не заковывают.
– Обидно.
– У вас была Сашенька Гаврилина – не иначе...
– Уж не следите ли вы за нами? Нет?
– Угадали.
– Это ужасно. На правах доброго знакомого спасите меня от вас!
– Как вас спасешь, если вы глупости делаете?
– Какие?
– Будто не знаете?
– Клянусь вам.
– У вас глазок острый, вы все знаете, Макс.
– Можно подумать, что я женщина, а вы меня обольщаете. Такие комплименты...
– Макс, вы с Ченом давно знакомы?
– Чен? Это который?
– Он играл на бирже.
– Такой гладенький, прилизанный?! Полукореец, полукиргиз?
– Именно.
– У него блестящий мех на шапке?
– Да, да.
– Знал. А в чем дело?