Шамес вошел так же молча, как уходил, и положил на стол круг тонкой охотничьей колбасы.
– Мы, кстати, не опоздаем? – спросил Ванюшин. – Эта сволочь когда должна приехать?
– К шести. Сейчас четыре. Я, пожалуй, схожу к телефону, вызову машину к половине шестого.
– Зачем вам мучиться-то...
– Это вы считаете мученьем? Миня, скажите, где тут поблизости телефон?
– В полицейском участке. Ближе нет.
До ближайшего полицейского участка было пять минут ходу. В нетопленной дежурной комнате старик полицейский играл на губной гармошке старинную песню про «Ваньку-ключника».
– Где у вас телефонный аппарат?
– А на што он вам?
– Позвонить к полковнику Гиацинтову.
– А по мне, хоть Георгинов, хоть Анютеглазкин, хоть Пионов, один черт.
– Он начальник контрразведки, милейший!
– Чего?
– Господи боже ты мой, – устало сказал Исаев, – а начальство ваше где?
– В дежурном кабинете.
Исаев прошел к дежурному унтер-офицеру, тот долго разглядывал его корреспондентский билет, хмурился, пыжился и краснел, а потом спросил:
– Сами из православных будете?
– Да.
– Понятно... Значит, надо позвонить?
– Очень.
– Бывает...
– Можно?
– Одну минуточку...
– Пожалуйста.
– Вы сказали, что сами из православных?
– Да.
– А звонить к кому собираетесь?
– К полковнику Гиацинтову.
– Это который по линии пожарного ведомства в порту?
– Он самый.
– А чего ж про контрразведку говорили дежурному? Сами-то православный будете? – повторил свой вопрос унтер. От него несло табаком и стародавним прокисшим водочным перегаром.
Исаев секунду смотрел в его пустые глаза, глаза раба и палача, которому скучно жить на земле. А скука – она все примет, даже обиду.
– Встать! – вдруг заорал Исаев. – Я ротмистр Буйвол-Волынский! Отвечать по уставу, сволочь!
Лицо унтера, поначалу окаменевшее, вдруг расцвело и стало оживать на глазах. Он вскочил, проревел нечто звериное, но очень счастливое и вскинул руку к козырьку.
«Среди этой несчастной погани действительно кому угодно можно морду бить», – с тоской подумал Исаев. Опустился на стул возле телефона, вызвал номер и стал ждать ответа. В соседней комнате по-прежнему грустно играл на губной гармошке дежурный полицейский.
– Ротмистр Пимезов, – ответил адъютант Гиацинтова.
– Воля?
– Да. С кем имею честь?
– Исаев.
– О, Максим, – с повышенной оживленностью ответил адъютант Гиацинтова, и замолчал. По-видимому, он зажал трубку рукой и сейчас быстро спрашивал кого-то, стоявшего рядом. Адъютант был человек огромного вкуса, завзятый театрал и меломан, но что касается оперативной работы – весьма беспомощен.
– Вам нужен полковник?
– Да.
– Он сейчас поехал в тюрьму на допрос одного корейского спекулянта, – намекая на Чена, сказал Пимезов.
– Я обнимаю вас, Воля. Ставьте послезавтра на Граведора, он придет первым в пятом забеге.
– Принимаете пари?
– Конечно.
Исаев положил трубку на рычаг, в задумчивости посмотрел в окно, рассеянно сказал унтеру:
– Стоять вольно.
Вызвал номер Фривейского.