Застрочили автоматы, пулеметы, винтовки. Вражеский обоз развалился надвое. От неожиданности эсэсовцы растерялись: одни бросили оружие и подняли руки, другие побежали назад, но их тут же настигали пули. Партизаны пошли в атаку, но им помешал глубокий снег. Часть неприятельского обоза, повернув назад, скрылась за горкой. Там его встретил, партизанский резерв. Колонна врага была разгромлена.
С богатыми трофеями и полсотней пленных партизаны вступили в село Гнилево. Народ встречал их как освободителей. Населению вернули всё, что у них только что отобрали немцы: коров, свиней, хлеб. Перед народом выступил с речью Бондаренко. Он был избран депутатом от этого села в областной Совет и сейчас отчитался в своей партизанской работе. В отряд вступили новые партизаны.
Уже далеко за селом, когда партизаны возвращались на свои базы и Бондаренко думал о силе народного духа, об отношении народа к партизанам, он обнаружил в кармане тулупа небольшой сверток. Чья-то заботливая рука положила ему в карман завернутую в красный платок белую пышку и кусок говяжьего мяса. Удивленный и вместе с тем растроганный заботой неизвестной женщины, Бондаренко показал подарок товарищам.
После события в Старцевом вражке в Трубчевске заговорили о силе партизан и беспомощности немецкого командования. Тогда начальник гестапо Клюгге собрал жителей в кинотеатре и произнес речь о мощи гитлеровской армии и о победе немецкого оружия. Партизан, действующих в районе, он назвал жалкой кучкой бандитов.
В буфете кинотеатра Клюгге и его свите был сервирован ужин. Разворачивая салфетку, он обнаружил записку, в которой говорилось:
«Рано празднуешь победу, собака. Всё равно Гитлеру будет капут. Партизаны».
Это написала и подсунула Клюгге Вера. Клюгге арестовал буфетчицу. Подобные же записки нашли в карманах солдаты, полицаи и бургомистр. На стены кинотеатра, где граждане слушали доклад, кто-то наклеил листовки.
…Между тем в городе продолжалась подготовка к восстанию. Дарнев уже несколько дней находился там. Контакт с Бондаренко он поддерживал через связных.
Из лагеря военнопленных Вере сообщили о том, что здесь организована боевая группа, готовая к выступлению. Шеметов и Литвин создали ещё одну боевую группу.
К этому времени противник также закончил снаряжение карательной экспедиции, которую готовил против партизан. Выступление карателей было назначено на пятое февраля. Гарнизон Трубчевска уже насчитывал шестьсот солдат и офицеров. Вооружены они были двадцатью станковыми и ручными пулеметами, двумя батареями минометов, автоматами. Эту силу нельзя было недооценивать. И партизанское руководство признало необходимым ускорить события и напасть на город раньше, чем немцы подготовятся к наступлению на партизан. Одна из основных целей захвата Трубчевска состояла в том, чтобы освободить арестованных. Восстание в городе решили начать второго февраля.
По партизанским «нормам», сил для наступления было вполне достаточно, — трубчевцы имели около трехсот активных штыков.
Предполагалось, что партизаны внезапно нападут на город пятью группами. Группе Сергея предстояло ворваться в город с юго-западной окраины, прикрыв заслоном дорогу из Погара; группе Михаила Сенченкова — с северо-востока и наступать по улице Ленина к центру; Дарневу с автоматчиками и части группы Сергея с минометами — с юга штурмовать здания комендатуры, гестапо, бургомистра и тюрьму. Перед одним отрядом ставилась задача отрезать подходы к городу с севера и запада. Завязка боя на окраине города должна была послужить сигналом для выступления в самом городе.
Андрейка ничего не знал о планах партизан, но с детским любопытством наблюдал за всем, что творилось в эти дни в лесу. Он видел, как партизаны чистили и протирали оружие, как просматривали на свет стволы винтовок и автоматов, как укладывали какие-то ящики в сани, слышал, как вдруг ни с того ни с сего застрочит среди деревьев пулемет. Андрейка догадывался, что партизаны готовились. Он мельком слышал даже разговоры о городе, но с вопросами ни к кому не приставал. Андрейка был уверен, что уж если кто и может ему всё объяснить, так только Бондаренко.
— Алексей Дмитриевич, — осторожно спросил Андрейка, улучив минутку, когда Бондаренко остался с ним в землянке, — куда вы собираетесь?
— Если я тебе скажу: лес рубить — поверишь? — не отрываясь от бумаг, которые он просматривал, ответил Бондаренко.
— Нет, вы собираетесь немцев бить.
— Правильно, Андрейка. Больше нам с тобой тут и заниматься нечем.
— А меня вы возьмете с собой?
— Возьмем. Только в другой раз. Сейчас нам надо сходить в разведку. А потом и ты пойдешь с нами.
Андрейка с доводом согласился. Он не навязывался в поход. Он только спросил:
— А Веру увидите?
— Обязательно.
— Поклон ей от меня передайте.
— Передам.
— А с собой её привезете?
— Соскучился?
— Ага, — сказал Андрейка, тряхнув головой. — Даже во сне видел.
— Если очень соскучился, привезем.
…А в Трубчевске в это время произошло то, чего боялся Бондаренко и от чего предостерегал юных подпольщиц. Когда Дарнев в последний раз перед наступлением пришел в город и зашел к Вере, он застал её расстроенной. Вера рассказала, что явочная квартира в доме его матери разгромлена. Марии Ивановне удалось скрыться, но немцы установили за домом слежку. Не зайди Дарнев к Вере, он попал бы прямо к немцам в руки.
— Что же этот провал — провокация? — спросил Дарнев.
Вера рассказала, что два дня тому назад арестован Кирюшин, а сегодня его жена. Гестаповцы рыщут по городу, хватают людей, но из организации пока больше никого не взяли.
— А Литвин? — спросил Дариев.
— Литвин дома. Я была у него, он ума приложить не может, чем объяснить арест Кирюшина и провал конспиративной квартиры Марии Ивановны.
— А нет во всем этом его вини?
— Нет, нет и нет, — ответила Вера решительно.
Жил Литвин недалеко от Веры, и она решила сходить к нему на квартиру ещё раз. Ночь была на редкость пасмурная, темная, летел снег. У дома Литвина Вера почти в упор встретилась с немецким патрулем, который уводил Литвина. Заметив Веру, Литвин успел крикнуть:
— Нас предали… Уходи скорей!
Девушка быстро скрылась за углом и бросилась бежать. Два гестаповца кинулись за ней. Она подбежала к своему дому и крикнула в окно:
— Уходи скорее, Лёка: немцы!
Дарнев выбрался в окно в задней стене дома, прошмыгнул за сарай и из-за угла напал на гестаповцев. Два выстрела свалили их. В перестрелке тяжело ранили Веру.
Дарнев понял это только тогда, когда Вера опустилась в снег. Она была в овчинной шубке, и на ней не видно было крови.
— Иди, Лёка… А я не могу.
— Ты ранена, Вера?
Дарнев расстегнул шубку. На платье Веры на груди была кровь.
— Пустяки, Лека, царапина… У меня что-то голова кружится. Пройдет. Я здесь где-нибудь укроюсь… Надо немедленно начать наступление, иначе мы потеряем всех наших… Скажи об этом Бондаренко.
Дарнев понимал, что надо обо всём сообщить в отряд, что время не ждет. Но как оставить Веру? Взять её с собой, но сколько это потребует времени?
— Иди, иди, Лека, — торопила Вера.
— Я сам знаю, как мне поступить.
Дарнев огляделся. Было ещё темно, но на востоке загорался хмурый зимний рассвет. У дома лежали два убитых гестаповца. Их засыпал снег. Дарнев оттащил трупы за дом и бросил в сарай с сеном. Но и Веру здесь, в доме или у дома, нельзя было оставить.