24800.fb2
Но тут появился испуганный Павлик, и они, забежав в дальний край кладбища, где в часовне хранились гробы для покойников, быстро обговорили все.
Пухлые щеки Павлика запламенели.
— Ты не бойся, я не изменник, я живо эстафету домчу…
Вскочу на коня и пошел!
— Нет, одному не доверим, не то у тебя происхождение, — упирался Володька.
— А мы вдвоем усядемся! — охотно предложил Павлик.
И не успела попадья оглянуться, как Петя с ее Павликом, забравшись на неоседланного коня, уже мчались по большаку от Темгенева на Глядково.
В залог ей остался долговязый Володька, на которого она обрушила и все свои ахи-охи, и все свое лекарское искусство. Володька взвыл, дуя на ссадины, смазанные йодом.
Павлик отлично ездил без седла и погонял коня резво и весело. Но Петьке быстрая верховая езда показалась еще хуже бега в тесных ботинках. Его так и мотало из стороны в сторону, так и тянуло свалиться.
Обеими руками схватился Петя за гриву коня, зажав эстафету в зубах. Но грива не спасла его, когда конь на спуске с горы поскользнулся. Оба всадника кубарем скатились в овраг.
Пока они опомнились, пока поднялись на ноги, конь не стал ждать. Повернулся, радостно заржал и махнул обратно, отделавшись от седоков.
Что делать? У коня четыре ноги, разве его догонишь!
Павлик вытер нос, разбитый при падении, махнул рукой и сказал:
— Бог не выдаст, свинья не съест, пойдем коней воровать.
— А где они?
— Вот здесь, в каменоломне, есть пара кляч… Сегодня праздник, каменоломщики в Темгеневе гуляют. Я знаю, они прямо из церкви к самогонщице направились, а коней в сарае оставили…
— Попадет нам!
— Ничего, я на себя беру… Они верующие, а я сын попа, глядишь, бить не станут.
Друзья прокрались к каменоломне и вывели из сарая каких-то невзрачных кляч с боками, вымазанными в известняковой пыли.
Взнуздали их веревочными уздечками и поехали. Клячи, привычные возить камень, шли не спеша. И сколько ребята ни били их пятками по бокам, сколько ни понукали, ничего не помогало. Лошади, помаргивая белесыми ресницами, только иной раз оглядывались на своих седоков удивленно и не прибавляли шага.
— Да вы понимаете, из-за вас мы опоздаем? Беда может произойти! возмущался Петя на ухо коню.
Павлик юлой вертелся на спине клячи и утешал его:
— Нам только бы до Глядкова добраться. Там в третьем доме с краю живет комсомолец Митя Рябов. Знаменитый человек, потому что у него есть велосипед. И он ездит на нем в Устье к тамошней учительнице на свидания. Всех собак с ума сводит… Как засверкает спицами!
Теперь вся надежда была на знаменитый велосипед комсомольца Рябова. А вдруг его нет дома?
Когда клячи добрели, наконец, до третьего с краю дома, всадники чуть не свалились с них.
— Мити нет дома, он в Сасове, — сказала его мать.
Она сидела на крылечке и грызла семечки, давно наблюдая приближение двух всадников.
Петя онемел. Но хитрый попович не растерялся. Позади хозяйки, в открытой двери сеней виднелся знаменитый велосипед. И у Павлика мелькнула дерзкая мысль:
— Так ведь я же сказал: мы от Мити! Это вам послышалось, будто мы спрашиваем, где Митя? Я говорю, где велосипед Митин?..
— А что? Зачем вам? — переспросила мать Мити.
— Он послал нас к учительнице. До вас на конях, а дальше на велосипеде.
— Это еще почему?
Тут опомнился Петя и, поняв, о чем идет речь, поднял руку с красным свертком и закричал:
— Подарок шлет невесте! Срочный!
На лице женщины отразилась какая-то догадка.
— А я вас знаю, вы сынок батюшки темгеневского? — улыбнулась она Павлику.
— Ну да, — вдохновился вдруг Павлик. — Отец их повенчает тайно. Чтобы комсомольцы не узнали. Мы везем ей обручальное кольцо!
Павлик слышал, что Митина мать настаивает на церковной свадьбе, а он желает сыграть красную, по-комсомольски. И ловко сыграл на этом, сочинив тут же басню про обручальное кольцо.
— Обручальное кольцо? — глуховатая Митина мамаша так и подскочила. Она с необыкновенной расторопностью свела с крыльца велосипед и, торопливо крестясь, сказала:
— Слава богу, слава богу, послушался, наконец, родную мать, женится по христианскому обычаю! Ну, поспешайте, хлопчики, поспешайте! Передайте Клавочке мое родительское благословение…
Ребята схватили велосипед и, боясь оглядываться, побежали рядом с ним прочь от Митиного дома, бросив у забора лошадей из каменоломни.
А тем временем в Метелкине все было безмятежно спокойно. Село словно заснуло под звон жаворонков, окруживших его со всех сторон. Кузница в праздники не работала. Парни с девушками на улицах не шумели. На гулянье выходят вечером. На завалинках мирно сидели старики и старухи, греясь в лучах весеннего солнца. Только иногда этот покой нарушали какие-то тревожные резкие звуки.
Это Степан обучал Сережку, бывшего Урвана, играть на коровьем рожке сигналы тревоги.
— Ну, какой же из тебя дежурный, если ты не можешь тревоги проиграть! сердился Степан. Сережке как раз сегодня выпало дежурить у пожарного сарая, оберегать трактор.
Зажав крепкими губами рожок и надув щеки, Степан показывал, как издавать резкие, призывные звуки.
Сережка пытался подражать ему, но, кроме писка, у него ничего не выходило.
Ребята, толпившиеся тут же за околицей, так и падали на землю от смеха.
— Если ты не научишься, я тебя отставлю от дежурства, — грозился Степан, — другого пошлю!
— Да нынче ничего не случится, все кулачье на базаре, — говорил Сережка, — вот когда они вернутся — другое дело.