Поведать, что настал конец
Их бедам и невзгодам
С чудесного юнца приходом
Венцом Христовой доброты...
И вот ворота отперты,
И в город Парцифаль въезжает...
. . . . . . . . . . . . .
Юное сердце его поражает
Вид этих улиц, этих лиц.
Здесь нет страданиям границ...
Взвалив оружие на спины,
Бредут усталые мужчины,
Защитники родной страны.
Их жены, словно смерть, бледны
И малые их дети тают...
Людей от голода шатает:
Все перерезаны пути,
И крошки хлеба не найти.
И нет ни мяса там, ни сыра.
(Губами, что не знают жира,
На чаше с влагой никогда
Вы не оставите следа...)
О, эти немощные рты!
О, втянутые животы!
О, женщин высохшие груди!
Какую муку терпят люди!..
О, желтая на лицах кожа
(Что на мадьярскую похожа[77])!
О, складки скорбные морщин!..
И женщин жаль... И жаль мужчин...
. . . . . . . . . . . . .
Но я-то что о них радею?
В том доме, коим я владею,
Где я хозяином зовусь,
Где, не спросясь, за стол сажусь,
Мышам приходится несладко.
На что их воровская хватка,
И ловкость, и проворство их,
Коль пусто в наших кладовых
И поживиться нечем?.. Я же,
Хоть не кормлюсь посредством кражи
И в кухню запросто вхожу,
Сам иногда не нахожу
Чего-либо съестного.
И в том даю вам слово,
Что часто голодает, ах...
Кто?.. Я! Вольфрам фон Эшенбах!
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .