Вивиан эль Хаарт, уже готовая к выходу в свет, сидела за зеркальным трюмо в своей спальне и задумчиво перебирала многочисленные украшения. Большая, в изящной серебряной оплетке шкатулка полна была ими доверху: броши, серьги, кольца… Герцог эль Хаарт любил баловать жену и на подарки ей не скупился — за многие годы брака драгоценностей у ее светлости скопилось порядочно. Вивиан легко могла обойтись и без них, к украшениям она в целом была равнодушна, но статус герцогини эль Хаарт и супруги первого алхимика Геона, представленной ко двору, излишней простоты в образе не позволял. Приходилось соответствовать.
Ее светлость выбрала крупные серьги в россыпи бриллиантов и перевела задумчивый взгляд на раскрытый футляр подле шкатулки. Внутри него, в складках черного бархата, покоилось изумрудное ожерелье — одно из многих, лишь нынче утром доставленное из семейного хранилища эль Хаартов при центральном банке столицы. Держать фамильные драгоценности дома герцог считал излишним, даже несмотря на охрану. Его супруга была того же мнения.
«Целое состояние, — подумала Вивиан, вспомнив заполненные одинаковыми плоскими футлярами полки хранилища. — А на деле — всего лишь металл да камни, пусть даже драгоценные. И отчего боги не дали нам с Кендалом больше детей? Так бы от меня всё это перешло к дочери». Она тихонько вздохнула. Конечно, украшения не пропадут — когда-нибудь Нейл приведет в дом жену, потом придет черед Мелвина, и будет кому всё это носить. Невесткам, внучкам, если будет на то милость Сейлан… Только всё это будут чужие дочери. А как бы хотелось иметь свою!
Поймав себя на этой мысли, Вивиан опустила голову. Конечно, старухой она себя не считала, но годы брали свое. Ей уже исполнилось сорок. И пусть никто не давал ей этой печальной цифры, на главном она всё же сказалась — похоже, еще раз стать матерью герцогине уже была не судьба. И это как раз тогда, когда ей впервые по-настоящему этого захотелось! Подарить Кендалу дочь — или третьего сына, ощутить наконец всю полноту жизни — пусть хоть и в сорок лет!.. Но, увы, вряд ли теперь стоило на это рассчитывать. Время упущено. И если б дело было только в здоровье, Вивиан непременно рискнула бы, но, похоже, ее женский путь был уже завершен. «Опомниться бы мне вовремя, хоть пять лет назад, — мелькнуло в голове. — Всё могло быть совсем иначе». Она, бросив слишком массивные серьги в шкатулку, взяла другие. Лицо, тронутое дымкой печали, чуть прояснилось. Что ж, милостью Легкокрылой у нее все-таки есть двое сыновей.
И Кендал.
Вивиан и сейчас не могла понять, когда же это произошло. Она всегда уважала супруга, и было за что, но о том, чтобы полюбить его так, как когда-то она любила Итана, не шло и речи. При всех достоинствах Кендала, при всей глубине его чувства к ней — подобное Вивиан даже не приходило в голову. Она полагала, что с любовью для нее покончено навсегда. А потом… Может быть, появление в доме госпожи Делани сыграло свою роль, а может, просто время пришло, теперь уже трудно было сказать наверняка — но это случилось. И в ту ночь, когда войска Данзара обрушились на южную границу, а первого алхимика в срочном порядке вызвали во дворец, Вивиан словно очнулась от долгого сна. Кендал ничего ей не сказал, уходя, и она, еще не до конца проснувшись, вообразила самое страшное: что Дымка все-таки пробралась в самое сердце Геона, в столицу, прямо в королевскую резиденцию — и для магистра алхимии, до сих пор не сумевшего справиться с ней, пришел час расплаты. Он мог потерять всё, репутацию, службу, дело всей своей жизни, без которого не мыслил себя… Это бы его убило. Такой человек, как Кендал, и месяца не протянул бы в ссылке. Эль Хаарты не умеют проигрывать. Вивиан, глядя в спину мужу, что вместе со срочным гонцом стремительно таял в сером смерче воронки, прижала ладонь к груди. Сердце ее испуганно билось — так быстро, как ему не случалось биться уже много лет. «Нет, только не Дымка, — думала Вивиан. — Только не Кендал! Светлые боги, вы не можете забрать его у нас… у меня!» Именно в тот момент она поняла, как сильно муж дорог ей, что все эти годы она жила в клетке, которую сама же и возвела вокруг себя, и что сердце ее еще живо. Теперь Вивиан стало ясно: то одиночество прошлой зимой, рождавшее отчаянную, глухую тоску, было всего лишь ревностью к молодой и хорошенькой воспитательнице — а растерянность, овладевшая ею в тот вечер, когда супруг даже не взглянул на нее, лишь пожелав доброй ночи, — страхом лишиться его тепла. Потому что и она любила его. Давно. Сама не подозревая об этом. Чуть позже, уже сидя в гостиной напротив сына, пока они вдвоем дожидались вестей из столицы, Вивиан попыталась вспомнить, когда в последний раз ей снился Итан, Белая усадьба, безмятежные дни их общей юности и счастья, но не смогла. Потому что счастлива она была теперь — пока еще была.
Хвала богам, первый алхимик Геона вернулся домой на следующий день, и дело оказалось не в Дымке. Война! Весть была страшная, но, к облегчению Вивиан, отнюдь не та, которой она ждала и боялась. У ее мужа не отняли ничего, что было ему дорого, а у нее не забрали его самого. Наверное, в тот день герцогиня эль Хаарт была единственным человеком в Геоне, благословившим Данзар. Лишь на минуту, и лишь потому, что он открыл ей глаза на очевидное — но всё же… С той памятной ночи для Вивиан всё изменилось. Так сильно и вдруг, что она до сих пор иногда боялась поверить, что это не сон. Она снова жила. Она любила и была любима. Она была счастлива — впервые за много лет. Призрак Вивиан Эшби из Белой усадьбы окончательно оставил ее, растворившись в золотистом сиянии летних сумерек, а следом за ним ушел и проклятый туман. Глядя на старшего сына, Вивиан иногда вспоминала его отца — но теперь лишь с оттенком ностальгической грусти, которая тут же таяла, стоило герцогине перевести взгляд на мужа. Она любила Итана — когда-то, она была благодарна ему за Нейла, но жизнь продолжалась, и прошлому в ней не осталось места.
Жаль только, что столько времени было упущено зря…
— Мама! Ты готова? — раздалось за спиной одновременно со скрипом дверных петель, и герцогиня обернулась. В спальню вошел Нейл — тоже уже одетый для бала. «Весь в отца, — скользнув взглядом по строгому серому камзолу сына, мало чем отличавшемуся от повседневного, философски подумала герцогиня. — Ничего ярче надеть не заставишь! А им обоим так к лицу голубой и зеленый».
— Экипаж подали, — сказал Нейл. — Я попросил прислать зимний, с печкой.
— Как мило с твоей стороны, дорогой. В бальном платье по зимнему времени зябко, даже если накинуть манто… Не поможешь мне с ожерельем?
— Конечно. Это? — Нейл осторожно поднял с бархата изящное колье, всё усыпанное изумрудами, обвил им шею матери и защелкнул аграф. Вивиан благодарно улыбнулась.
— Слуги уже ушли? — спросила она, придирчиво оглядывая себя в зеркало. «Нет, — подумалось ей, — ни к чему тут серьги, иначе я стану похожа на витрину ювелирной лавки! Ожерелья вполне достаточно».
— Я отпустил всех, кроме Анре, — сказал Нейл. — Он нас проводит.
— Хорошо, — герцогиня поднялась. — Я только загляну на минутку в детскую, а ты пока подожди внизу.
Он кивнул и, оставив мать, сбежал по лестнице в холл. Лакей на своем посту у парадной двери подал ему плащ и взял в руки уже приготовленное для герцогини меховое манто. Его обладательница не заставила себя долго ждать: вскоре она вслед за сыном спустилась вниз, во всем блеске бесчисленных складок атласа и сиянии изумрудов. Лакей осторожно набросил ей на плечи меха. Нейл улыбнулся:
— Ты сегодня очень красивая, мама.
Вивиан улыбнулась в ответ. Лакей с поклоном распахнул двери, и герцогиня, опершись на подставленный сыном локоть, вышла на заснеженное крыльцо. Да, теплый зимний возок нынче был очень кстати — воздух едва не звенел от мороза.
— Только бы метель не застала в пути, — обронила Вивиан. — Как же я не люблю февраль!
— Ничего, всего лишь месяц потерпеть осталось, — утешил сын. Помог матери сесть в экипаж и вскочил на приступку.
— Трогай! — велел он вознице, скрываясь внутри. — Серебряная улица, дом графа Бэнтона, парадный подъезд.
— Как пожелаете, ваша милость, — откликнулся кучер. Потом взглянул на серое, стылое небо, поднял повыше воротник плаща и тронул поводья.
Первый алхимик Геона терпеть не мог балов. Танцевать он не любил, а суеты ему хватало и при дворе. «Еще и среда, как на грех, — думал он, входя в ярко освещенную, полную людьми бальную залу городской резиденции Бэнтонов. — Домой вернемся за полночь, даже если раньше всех уедем, а утром вставать ни свет ни заря». Оркестр оглушительно грянул кадриль, и Кендал поморщился. Он пришел сюда не веселиться и не отбывать светскую повинность. Он пришел сюда ради Нейлара. «Хоть посмотрю на него», — с оттенком ставшей уже привычной горечи промелькнуло в голове Кендала. Он скучал по сыну, и даже нежданное, выстраданное счастье в объятиях жены не могло заглушить боль потери. С тех пор, как Нейл переехал на северную окраину, дома он не появлялся — заглянул всего раз, к обеду, на прошлой неделе, но отца дожидаться не стал.
Хотя на кое-кого другого, если верить Бервику, время у него в тот день нашлось.
— Возможно, вам покажется, ваша светлость, что я чересчур сгущаю краски, — сказал Кендалу граф в приватной беседе, — но если дело касается Алмары, никакая предосторожность лишней не будет. Мы не хотели вас этим тревожить, но волею обстоятельств ближний круг вашего сына в последнее время сузился до одного человека. И помянутый человек, увы, доверия не вызывает. Возможно, имя его вам знакомо…
— Фаиз ан Фарайя? — приняв во внимание упоминание об Алмаре, шевельнул бровью магистр. Граф кивнул. — Да, сын говорил мне. Не тот ли это молодой человек, что во время оно взял над ним шефство — и чьими стараниями Нейлар попал на боевой факультет?
— Он самый, ваша светлость.
— И что же с ним не так?
— Боюсь, что всё, — развел руками его сиятельство. — Видите ли, шахри ан Фарайя — не просто бывший адепт высшей школы Бар-Шаббы. Он ученик шафи ан Махшуда и один из агентов его почтового двора. Со всем, увы, что из этого следует. И если учесть, что до недавнего времени шахри ан Фарайя и ваш сын даже приятельских отношений не поддерживали, их нынешняя тесная дружба вызывает серьезные опасения.
Герцог нахмурился. Имя Мурада ан Махшуда было ему знакомо.
— Насколько мне известно со слов самого Нейлара, — медленно отозвался он, — о дружбе там не идет и речи.
Бервик вскинул на его светлость быстрый внимательный взгляд, значения которого герцог не понял, но который ему почему-то совсем не понравился.
— Шахри ан Фарайя действительно оказал моему сыну большую услугу, — помолчав, сказал Кендал. — И, полагаю, Нейлар ему благодарен. К тому же, приятелей у него немного и как минимум к одному из них не только у Нейлара, но и у меня самого хватает вопросов… Фаиз ан Фарайя резидент Алмары — но Райан Рексфорд, если уж на то пошло, имеет к разведке отнюдь не меньшее отношение.
Бервик, с честью выдержав холодный взгляд магистра, опустил голову.
— Я понимаю, ваша светлость, — ответил он. — Окажись я на вашем месте, мне тот инцидент тоже вряд ли понравился бы. И господин Рексфорд, будьте уверены, глубоко раскаивается в содеянном.
— Это делает ему честь, — обронил Кендал. — Но доверие — хрупкая вещь, граф. Нейлара можно понять. Что же касается агентов Алмары… Вы, полагаю, пытаетесь сказать мне, что под прикрытием дружбы моего сына используют на благо почтового двора? И каким же, простите, образом? Он не имеет отношения к нашей разведке, потому что если б имел, вы бы ко мне не пришли. О работе королевского алхимического корпуса он тоже ничего не знает. Пятый солдатский госпиталь — и без него проходной двор. Что могло понадобиться от Нейлара досточтимому шафи?
— Вы, ваша светлость, — коротко уронил Бервик. — И Дымка.
— Дымка?..
— Алмара к ее созданию не причастна, но в отношении Геона на этот счет до сих пор имеет сомнения — и то повышенное внимание, что уделяет шахри ан Фарайя вашему сыну, это только подтверждает.
— Допустим. Но, повторюсь, — чего именно почтовый двор хочет этим добиться? Все наши исследования по части Дымки строго засекречены, а даже будь иначе — я еще не сошел с ума, чтобы тащить экспериментальные образцы в собственный дом!
— Не сомневаюсь, ваша светлость. Однако…
— Однако что? Даже если всё так, как вы говорите, ни от меня, ни от Нейлара шафи ан Махшуду не будет никакого толку, хоть посели он своего резидента под моей крышей. Дымка — данзарское детище! Алмара может не быть в этом уверена — но вы…
Он осекся. Серые глаза, упершись в лицо собеседника, медленно сощурились, и граф, поняв, что за мысль вдруг посетила алхимика, резко свел брови на переносице:
— Во имя богов, ваша светлость! Конечно же, Дымка не наших рук дело!
— Так чего вы тогда боитесь, граф?..
Бервик коротко сдвинул брови:
— Того, что Данзар воспользуется неуверенностью Алмары, обратив ее себе во благо. Шафи ан Махшуд прочит шахри ан Фарайя себе в преемники. О его миссии в Мидлхейме известно не только нам. И если с ним что-то случится в вашем доме или при участии вашего сына, если в деле будет замешана Дымка — все соглашения будут разорваны, ваша светлость. И мы проиграем эту войну.
Герцог медленно выпрямился в кресле. А его собеседник, помолчав, невесело усмехнулся:
— К несчастью, попытка объяснить всё это самому шахри ан Фарайя заранее обречена на неудачу. Алмара заключила с нами союз, но она нам не верит — ей нужны доказательства, которых у нас нет, и начни мы совать ее резиденту палки в колеса, вывод она сделает однозначный. Кроме того, речь идет не только о шахри ан Фарайя. Новый фантомаг Геона уже успел обратить на себя внимание и в любой момент может поплатиться за это. Разумеется, его охраняют — не только бойцы тайной канцелярии и наши агенты, но и сама Алмара. Однако Данзару, в отличие от всех перечисленных, ваш сын не обязательно нужен живым. А если получится, так сказать, совместить приятное с полезным и одним махом убрать с доски сразу две пешки…
Первый алхимик шевельнулся в кресле.
— Достаточно, граф, — бесцветным голосом произнес он. — Я вас понял.
Он действительно понял — и всю опасность этой «не дружбы», и то, чего от него добивался Бервик. Давить на алмарского резидента нельзя ни в коем случае, а значит, Нейлару эль Хаарту надлежит самому разорвать эту связь. Чего он, по всей видимости, делать отнюдь не планирует — иначе Бервик, пожалуй, справился бы силами того же Райана Рексфорда. Значит, остается только отец. К мнению которого, как полагает его сиятельство, новый фантомаг Геона должен непременно прислушаться.
Увы, Бервик поставил не на того.
Герцог эль Хаарт, опустив взгляд на стол, надолго замолчал. Даже признавая правоту своего собеседника и страшась за жизнь сына — что он мог сделать теперь? После того, что уже сделал?.. Одного друга Нейлар стараниями отца потерял, и за второго, каким бы он ни был, держаться будет до последнего, в том нет никаких сомнений. А учитывая прямую заинтересованность в этом самого шахри ан Фарайя… «Нейлар и слушать меня не станет, — безнадежно подумал Кендал. — Боги! Ведь еще каких-то полгода назад он плевался от одного только имени своего наставника и нещадно клеймил его «сволочью»! С чего вдруг такие перемены?» Его светлость медленно сдвинул брови. Он снова вспомнил невысказанный вопрос, промелькнувший в быстром, испытующем взгляде Бервика, и поднял голову.
— Что же, граф, — проговорил он, — я полагаю, дело серьезное. И раз уж от меня требуется вмешаться и повлиять… Я понял, что Фаиз ан Фарайя не рядовой агент. Но что он за человек?
Его сиятельство едва заметно скривился.
— Крайне неприятный, ваша светлость. Высокомерный, злоязыкий, не имеющий никаких авторитетов, кроме своего учителя, к тому же опытный разведчик и, на нашу беду, весьма талантливый маг. Не отягощенный при этом сочувствием к ближнему: два летучих отряда Уэйна Теллера, сгоревшие живьем в ночь бегства наших адептов из Бар-Шаббы, — его рук дело. Кроме того, с дурманом шахри ан Фарайя больше, чем просто на «ты».
— С каким именно? — тяжело нахмурился первый алхимик.
— Легче сказать, ваша светлость, с каким нет. Насколько мне известно, какому-то одному он предпочтения не отдает. Белый нуис, хашим, молочная роса…
— И давно?..
— Плотно — последние пару лет. Понятия не имею, как он при этом ухитрился сохранить здоровье и ясность ума, но факты вещь упрямая. Полагаю, от этой дурной привычки шахри ан Фарайя уже вряд ли когда избавится.
Его светлость, помедлив, кивнул.
— Что еще? — напряженно думая о чем-то, спросил он. — Вино, азартные игры?
— Первое, разумеется, нет. Насчет второго ничего сказать не могу, но тоже вряд ли. Относительно же прочих склонностей… Не думаю, что это может иметь отношение к делу.
Бервик умолк, отведя глаза, и Кендал сухо передернул плечами:
— По милости этого человека я могу лишиться сына, — сказал он. — Важна любая мелочь. Говорите, граф!
Тот вздохнул — и сказал. Лицо собеседника вытянулось.
— Мужеложец?.. — с брезгливой недоверчивостью выдохнул он. — А Нейлар об этом знает?
Граф нехотя кивнул. После чего добавил, не рискуя смотреть в лицо самому верному адепту морали во всем Геоне:
— Это ни для кого не секрет. Шахри ан Фарайя не скрывает своих предпочтений. Однако я ни в коем случае не хочу сказать, ваша светлость, что и ваш сын… Насколько мне известно, сомнительных пристрастий товарища он категорически не разделяет. И дурмана это тоже касается.
Герцог не ответил. Вновь упершись взглядом в стол перед собой, он пытался уложить в голове то, что услышал. Получалось плохо. Да, Райан Рексфорд, как выяснилось, тоже был не фунт изюма — но в сравнении с Фаизом ан Фарайя он сейчас гляделся праведником. «Что, во имя богов, Нейлар рассмотрел в этом средоточии всех алмарских пороков?.. — промелькнуло в голове растерянного отца. — Благодарность благодарностью, но всему же есть предел!»
Кое-как взяв себя в руки, герцог расправил плечи и посмотрел на Бервика.
— Я сделаю всё, что в моих силах, граф, — проронил он. — И в ответ прошу вас не спускать с Нейлара глаз ни днем, ни ночью. Как бы Алмаре ни была важна Дымка, случись что — спасать они будут только своих.
— Разумеется, ваша светлость, — его сиятельство благодарно склонил голову. — Не беспокойтесь…
На том они и расстались.
Само собой, о размолвке с наследником и, особенно, о причинах этой размолвки Кендал графу сказать не мог. Он лишь принял к сведению всё, что ему сообщили, — и с тех пор окончательно потерял покой. Он понимал, что объяснить сыну, по какому тонкому льду он ходит, жизненно важно — однако для этого недоставало главного. Собственно, сына. С Бервиком его светлость разговаривал в воскресенье. В понедельник утром он послал в дом Лусетиуса на Медной улице записку, но ответ на нее был предсказуем: Нейл встречаться с отцом отказался, отговорившись службой и ночным дежурством. Поэтому во вторник Кендал явился к нему сам — однако дома не застал. Прождав до половины двенадцатого ночи и оставив сыну очередную записку, несолоно хлебавши он уехал в восточный пригород, и лишь там ему наконец улыбнулась удача. Благотворительный бал, о котором он совершенно забыл! Уже завтра! И умница Вивиан, не слишком надеясь на вечно занятого во дворце мужа, уже попросила старшего сына сопровождать ее к Бэнтонам!..
И вот теперь герцог эль Хаарт пробирался сквозь плотную толпу, раскланиваясь со знакомыми и скользя ищущим взглядом от одного лица к другому. Ни Вивиан, ни Нейлара не было видно. Да и чему удивляться? Сегодня у Бэнтонов собрался весь высший свет Мидлхейма. Поговаривали даже о возможном присутствии королевы, но этот слух первый алхимик Геона сразу отмел, как смехотворный, и оказался прав. Жаль, от этого было не легче — людей на балу хватало даже без Амбер Норт-Ларрмайн и ее свиты. А тот, кого он искал сейчас среди волнующейся толпы, словно сквозь землю провалился. Герцог склонил голову в ответ на приветствие маркиза де Шелоу, перекинулся парой вежливых фраз с графом Декстером и уже совсем отчаялся было разыскать сына в этом столпотворении, но боги над ним сжалились. У перехода на галерею, вдоль стен которой были расставлены ярко украшенные киоски с благотворительным товаром, мелькнуло знакомое лицо с лихо подкрученными усами.
— Айрон! — ловко обогнув окруженную внуками вдовствующую герцогиню эль Вистан, королевский магистр алхимии храбро бросился в пучину атласных юбок, кружевных жабо и сверкающих эполет, чтобы спустя минуту вынырнуть у перил лестницы рядом с другом. Магистр щита, оценив марш-бросок, широко улыбнулся.
— Кендал! — воскликнул он. — Глазам своим не верю! А я уж решил, что несчастной герцогине так и придется куковать здесь одной до самого утра!
— Одной? — внутренне весь подобравшись, переспросил Кендал. — Но я полагал, что Нейлар…
— Это само собой, — отмахнулся граф, кланяясь кому-то позади товарища. — Вивиан он привез, всё честь по чести, да ведь Нейл не девица на выданье, чтобы весь вечер торчать при маменьке. Ещё и в таком цветнике!
Он, залихватски крутанув ус, поклонился графине Декстер, что в компании двух щебечущих дочерей как раз проплывала мимо. Кендал оправил замявшийся камзол, еще раз быстро огляделся и уточнил:
— Так где же они оба? Признаться, у меня уже в глазах рябит от лиц.
Айрон Рексфорд понимающе крякнул.
— Ещё бы. Весь Мидлхейм слетелся! Жену ты, боюсь, у Лиллиан Бэнтон не скоро отобьешь — стоило ей переступить порог, как графиня налетела на нее чистым коршуном и уволокла в гнездо, — хохотнув, граф повел плечом в сторону распахнутых дверей большой гостиной. — Что-то по поводу благотворительной лотереи на нужды фронтовых госпиталей… А Нейла я только что видел. У зимнего сада.
Граф отвлекся, чтобы поприветствовать барона Бэнкрофта и склониться над пухленькой ручкой его супруги, а когда вновь повернулся к другу, того уже и след простыл. Хмыкнув, магистр щита пожал плечами. И заприметив на лестнице графиню де Тайлез — одну и без мужа — украдкой послал ей пламенный взгляд. Графиня, улыбнувшись в ответ, опустила густые ресницы.
Зимний сад в городской резиденции Бэнтонов был гордостью графа и его детищем — создавался он под личным руководством его сиятельства, располагался в отдельном крыле, отведенном под него целиком, и являл собой удивительное зрелище. Огромный, оформленный в виде нутра гигантской пещеры с искусной имитацией каменных стен из гипса, журчащий фонтанами и украшенный небольшим искусственным водопадом, в свое время он обошелся графу в целое состояние и до сих пор среди столичной знати являлся предметом многия зависти. В зимнем саду Бэнтонов была устроена роскошная оранжерея, полная редких растений, вдоль пестрых цветочных горок вились дорожки, а в укромных гротах, скрытых от посторонних глаз буйством зелени, прятались маленькие альковы для отдыха — возле одного из которых Нейлар эль Хаарт и был, наконец, обнаружен своим отцом.
Кендал, войдя под серые неровные своды, окинул взглядом заполненную людьми оранжерею и почти сразу увидел сына. Тот стоял в стороне от всех, у зеленого полога под разлапистой сенью пальм, и о чем-то беседовал с молодым стройным алмарцем в черном бархатном камзоле. Это, вне всякого сомнения, и был тот самый Фаиз ан Фарайя, пусть воображение его светлости рисовало ему совсем иной образ. Зная теперь о некоторых склонностях этого человека, Кендал представлял себе жеманного напомаженного юнца с порочным взглядом и девичьей мягкостью черт, но ожидание в корне не сошлось с реальностью. Смуглое лицо алмарца, пусть и отмеченное резкой, хищной красотой, не содержало в себе и намека на женственность. А широкие плечи, гордая осанка и почти военная выправка довершали дело — даже перстней, столь привычных мужам востока, шахри ан Фарайя не носил. «Конечно, внешность обманчива, — с сомнением подумал Кендал, не сводя глаз с двух молодых людей, — и Бервику не верить на слово тоже резона нет, но не намеренно ли меня пугали?» Он вспомнил изменившееся лицо его сиятельства, его бурное возмущение намеком на причастность к созданию Дымки — и коротко сдвинул брови. О том, что его подозрения могут вдруг оказаться правдой, первый алхимик Геона старался не думать, однако он привык просчитывать все варианты. Особенно — самые худшие. И согласно конкретно этому вполне могло получиться так, что на алмарского резидента возвели напраслину. «Хотя даже если и нет, — подумал Кендал, переводя взгляд на сына, — главное сейчас не это. В сравнении с местью Данзара даже все мужеложцы Алмары ничто». Он выступил из тени высокой цветочной горки, расправил плечи и решительно двинулся к гроту с пальмами.
Когда до него оставался какой-нибудь десяток локтей, Нейл, словно почувствовав на себе взгляд отца, обернулся. В глазах его промелькнула растерянность, почему-то смешанная с беспокойством. Он повернул голову к своему собеседнику, что-то быстро сказал ему — и алмарец, на миг скривив губы в ироничной полуулыбке, бросил в ответ несколько слов. После чего оба развернулись к его светлости.
— Добрый вечер, отец, — сказал Нейл. И после короткой паузы добавил, взглянув на приятеля: — Позвольте представить, мой… мой бывший соученик, Фаиз ан Фарайя.
Герцог чуть склонил голову:
— Добрый вечер, господин ан Фарайя. Рад знакомству.
— Счастлив быть вам представленным, ваша светлость, — учтиво кланяясь, на отличном геонском отозвался алмарец. «Не сомневаюсь», — скептически подумал Кендал. А вслух сказал:
— Как вы находите зимний сад? Граф Бэнтон им очень гордится.
— И не без причины, — отозвался Фаиз, уважительно обведя взглядом своды «пещеры». — Такого разнообразия цветочного мира, признаться, мне нигде еще не приходилось видеть.
Шахри ан Фарайя производил приятное впечатление. И не в последнюю очередь как раз поэтому расслабляться не стоило — первый алхимик Геона не был лично знаком с шафи ан Махшудом, но слышал о нем достаточно. Навряд ли ученик далеко ушел от своего учителя! Кендал кивнул в ответ и располагающе улыбнулся. А Фаиз ан Фарайя, перевел взгляд на что-то позади него, взглянул на Нейла и вновь склонился перед его отцом в почтительном поклоне:
— Прошу прощения, ваша светлость. К сожалению, вынужден вас оставить…
Герцог вновь мягко кивнул, и молодой человек заторопился по дорожке навстречу алмарскому послу, что как раз показался из-за поворота в компании графа Бэнтона и десятка его именитых гостей. Нейл, проводив приятеля взглядом, посмотрел на отца.
— Рад, что вы всё-таки смогли вырваться со службы, — сказал он, хотя особенного воодушевления Кендал в его голосе не услышал. — Мама уже не надеялась. Вы видели ее? Графиня Бэнтон едва ли не с порога…
— Да, — перебил Кендал. — Я знаю, благотворительная лотерея, — и добавил без всякого перехода: — Мне нужно поговорить с тобой, сын. Серьезно поговорить. И не завтра, не послезавтра, не когда-нибудь «на следующей неделе», что снова растянется на неопределенный срок, — сегодня. Это очень важно, Нейлар.
В глазах молодого человека промелькнуло уже знакомое герцогу выражение затаенного беспокойства. Темные брови едва заметно нахмурились.
— Уже четверть двенадцатого, — сказал Кендал, торопясь успеть до того, как услышит очередной отказ. — Мы с твоей матерью не планировали задерживаться надолго, а бал не место для приватных бесед. Я пытался застать тебя вчера в доме Лусетиуса, но так и не дождался — прошу, хотя бы сегодня пойди мне навстречу. Поедем домой!
Нейл отвел взгляд.
— Отец, — неловко проговорил он, — мне ведь завтра на службу. В госпитале много работы. Может быть, в воскресенье меня отпустят пораньше — тогда и…
— До воскресенья, — хриплым голосом перебил герцог, — ты можешь не дожить! Во имя богов, Нейлар! Я ведь не прошу тебя вернуться домой насовсем, не прошу даже остаться на ночь! Один разговор! Всего один, ради тебя самого, — неужели я даже этого больше не стою?
Нейл, опешив, вскинул на него взгляд и непроизвольно отшатнулся назад — таким бледным было лицо его светлости.
— Поедем домой, Нейлар, — отрывисто выдохнул Кендал. — Ты ненавидишь меня за мою ошибку, что ж, я сам в этом виноват — но я не хочу платить за нее еще и твоей жизнью! Прошу тебя, мой мальчик! Не отворачивайся от меня хотя бы теперь!
— Отец! — дрогнул Нейл, тревожно окинув взглядом ближайшие дорожки. По счастью, рядом никого не было, а к прогуливающимся невдалеке гостям его светлость стоял спиной. — Ради всего святого, ведь кругом люди…
— Какое мне дело до этих людей? — прервал его герцог. — Что они мне? И что мне сделать, чтобы ты всё-таки услышал меня, Нейлар? Встать перед тобой на колени? Так я встану! Мне всё равно, если только это поможет!
Он шевельнулся, словно и впрямь намереваясь исполнить обещанное, и сын изменился в лице.
— Отец! — тихо вскрикнул он, быстро шагнув вперед и коротко стиснув пальцами запястье родителя. — Пожалуйста! Вы… Вы не должны так… Я поеду! Поеду прямо сейчас! Только найду маму и… Или хотите, мы ее вместе поищем? Хотите?
Кендал, взглянув в его умоляющие, испуганные глаза, на несколько мгновений прикрыл веки. Он и сам не ожидал от себя такой вспышки отчаяния.
— Прости, мой мальчик, — с трудом выровняв дыхание, сказал он и накрыл своей ладонью дрожащую руку сына. — Я сорвался.
Он, помедлив, убрал руку, и Нейл опустил свою.
— Всё в порядке, отец, — сказал он. — Никто не видел. Пойдемте, поищем маму?
Кендал кивнул.
— Она должна быть в большой гостиной, — ответил он, и в голосе его промелькнула усталая благодарность.
Покинув укромный уголок в густой тени пальм, эль Хаарты свернули к дорожке и скоро скрылись в дверях зимнего сада. Фаиз ан Фарайя, прищурившись, проводил взглядом их спины. Из-за высокой цветочной горки, увитой пурпурными орхидеями, вид на грот открывался прекрасный, а расстояние острому зрению была не помеха. Фаиз не слышал, о чем они говорили, эти двое, но он видел их лица — и отлично умел читать по губам. «Вот, значит, в чем дело? — подумал Фаиз. — Папаша где-то основательно нагрешил, и сынок хлопнул дверью?..» Черные брови алмарца нахмурились. Семейная ссора в его планы отнюдь не входила — правда, в теперешних обстоятельствах уже и примирение не было ему на руку. Райан Рексфорд как-то обмолвился, что первый алхимик очень привязан к пасынку, — что ж, судя по бурному объяснению, которому Фаиз только что стал свидетелем, это было взаимно. «И как бы эль Хаарт на отчима ни бычился, — без энтузиазма сам себе сказал Фаиз, — теперь он его как минимум выслушает». Смуглое лицо на краткий миг исказила гримаса досады. Фаиз представлял себе в общих чертах, о чем сегодня пойдет разговор у отца с сыном. Данзар. И он сам — во всей красе, вместе с почтовым двором шафи ан Махшуда. «Первый алхимик дорожит наследником, — вспомнив бледное как мел, подергивающееся лицо герцога, мысленно плюнул Фаиз. — И ханжи больше него, пожалуй, во всем Геоне не найдешь. Молодец, святоша!» Он вспомнил, как Нейл представил его своему отчиму и скрипнул зубами. «Мой… мой бывший соученик». Пауза вышла куда красноречивее слов, и пусть его светлость в ответ даже не моргнул глазом, выводы он определенно сделал. Тоже, увы, вполне определенные — пусть даже в корне неверные. «Бьюсь об заклад, — подумал Фаиз, — если папаша и колебался на мой счет, то теперь у него не осталось сомнений, за чем конкретно его сынок ко мне в гости ездит. Тьфу ты!» Он хмуро качнул головой и смял в кулаке нежный бутон орхидеи.