Амбер Норт-Ларрмайн, королева Геона, задумчиво перебирала пальцами разноцветные катушки шелка. Зеленый, желтый, голубой… Она бросила взгляд на лежащие на коленях пяльцы. Цветочный луг. Всё в соответствии с предписаниями главного лекаря — яркие краски, веселая зелень, ни намека на окружающую действительность.
Ее величество перевела взгляд на большой портрет над камином. Ее собственный придворный художник еще не закончил, и на Амбер до сих пор смотрели голубые глаза Стефании Первой. Совсем юной, лет двадцати, в тяжелом парадном облачении — но всё с теми же ямочками на щеках и твердостью во взгляде. Королевами не рождаются? Зависит от королевы.
Она вновь опустила глаза к своему вышиванию. Зелень трав, солнечные треугольники львиного зева, синева колокольчиков — и ни единого горячего пятна.
— Сюда бы маков, — обронила Амбер. — Больших, раскрывшихся… Как жаль, что я не умею рисовать. А ты, Маргарита?
Молоденькая фрейлина, сосредоточенно вдевающая нить в иглу, вскинула на королеву взгляд своих больших карих глаз.
— Я тоже не умею, ваше величество, — извиняющимся тоном пролепетала она. — Но господин придворный художник…
— А!.. — только лишь отмахнулась королева. И, уронив катушку зеленого шелка на покрывало, откинулась на подушки. Амбер, как и любую другую девушку, учили обращаться с иглой, но вышивка всегда была ей в тягость. Так же, как танцы, так же, как книги — исключение составляли разве что воспоминания великих полководцев и монографии по оружейному делу. Но последнюю Амбер дочитала еще вчера, за что поплатилась невыносимо долгой и нудной проповедью от всё того же главного лекаря — будущей матери, дескать, куда как полезнее жития святых — и о новой пока не заикалась. К тому же, ей было жаль Маргариту. Это юное создание, едва-едва выпорхнувшее из-под материнского крыла и сразу попавшее ко двору стараниями тетушки, до сих пор пугалось всего, что попадалось на глаза, а уж описания кровопролитных сражений… Бедняжка едва не лишилась чувств на воспоминаниях генерала де Шарда о Битве Знамен — а ведь историографы его превосходительства по возможности постарались сгладить особо шокирующие подробности! Пожалуй, госпожа де Вей на ее месте и глазом бы не моргнула, подумала ее величество. И поморщилась, вспомнив невозмутимую статс-даму. Верная наперсница покойной королевы безукоризненно несла свою службу, и положиться на нее можно было во всём, но Амбер относилась к ней с прохладцей. Куда больше по душе ей была Маргарита — милое неиспорченное дитя, искренне привязанное к своей госпоже. Как будет жаль, если через год-другой она отрастит когти и превратится в подобие большинства придворных дам!
— Довольно на сегодня вышивки, Маргарита, — сказала Амбер, бросив взгляд на часы. — Как ты думаешь, не пора ли нам немного подкрепить силы? Обед еще нескоро.
— Как прикажете, ваше величество, — с готовностью отозвалась фрейлина, убирая с колен государыни пяльцы. Прибрала рассыпавшиеся по покрывалу нитки в шкатулку и потянулась к шнурку колокольчика. Амбер вновь скользнула взглядом к портрету Стефании Первой. Она была другой. Она знала правила и была здесь как рыба в воде. Она никогда не дышала холодным ветром, там, в вышине, от которого захватывает дух, никогда не сидела в драконьем седле, никогда… не была свободной?..
Сердце стиснула привычная грусть. Амбер эль Моури с детства готовили к восшествию на престол — так же, как и ее супруга, но в отличие от него корона не манила ее, и жизнь при дворе была ей хуже тюрьмы. Однако она знала свой долг. Династии нужны наследники, Раулю Первому нужен сын. И если боги будут к ним милосердны…
На звон колокольчика явилась госпожа де Вей. Со всегдашней своей почтительной невозмутимостью она выслушала Амбер, присела в поклоне и со словами «Будет исполнено, ваше величество» удалилась. Вскоре в покои королевы торжественно внесли серебряный поднос с чайным набором на две персоны — Амбер Норт-Ларрмайн не любила трапезничать одна, и юная Маргарита всегда составляла ей компанию. Сначала она ужасно конфузилась, но потом потихоньку привыкла. А прочие фрейлины и придворные дамы, разумеется, на нет изошли от зависти — исключая разве что госпожу де Вей. Именно она и приходилась Маргарите теткой, именно ее стараниями девушке улыбнулась удача, а близкое родство обещало, что расположение королевы так или иначе в конечном итоге распространится и на неё. Первая статс-дама догадывалась, что преемница Стефании Первой от нее не в большом восторге, но справедливо полагала, что время и участие юной Маргариты это исправят…
Лично разлив по чашечкам мятный отвар и пожелав ее величеству приятного чаепития, госпожа де Вей вернулась в большую гостиную. Маргарита подала королеве ее чашечку и, выбрав из уложенных горкой пирожных самое красивое, осторожно переложила его серебряными щипцами на отдельную тарелочку.
— Ваши любимые, ваше величество, — несмело улыбнувшись, проговорила она. Амбер улыбнулась в ответ.
— Да, — обронила она, — в детстве меня частенько теряли в малиннике летом… Возьми себе тоже пирожное, Маргарита.
— Спасибо, ваше величество, — опустила ресницы фрейлина. Она обожала сладости. И пусть малине, в отличие от Амбер Норт-Ларрмайн, больше предпочитала ежевику, но придворные кондитеры творили чудеса — и королева была так добра! Молоденькая фрейлина вновь потянулась к щипцам. А ее госпожа, сделав несколько глотков мятного отвара, взяла изящную серебряную вилочку, надломила десерт и, уже поднеся благоухающий ванилью кусочек ко рту, сморщила нос. Беременность она переносила хорошо, особенно теперь, когда приказом венценосного супруга в спальне не топили как в бане и не запрещали будущей матери всё, на что падал взгляд, но вот с обонянием в последнее время творилась какая-то чехарда. Привычные блюда через раз меняли вкусы, запахи искажались до неузнаваемости, и это порой очень мешало жить. Вот и теперь — любимый десерт отчетливо пах клопами. Конечно, господин главный лекарь еще третьего дня уверил ее величество, что у дам в положении такое случается, но как же обидно!..
С тихим вздохом Амбер опустила вилку и вернула тарелочку обратно на поднос.
— Что-то не так, ваше величество? — тут же взволновалась фрейлина.
— Нет-нет, — успокоила королева, вновь беря в руки чашечку. — Просто расхотелось, может быть, позже. Но ты угощайся.
— Ну что вы! — сконфузилась та. Она только-только привыкла есть в присутствии госпожи, однако уписывать за обе щеки пирожные, пока королева Геона пьет пустой чай… Девушка нерешительно положила вилочку, что уже было занесла над десертом, и Амбер рассмеялась:
— Право же, Маргарита, не нужно смущаться! Меня всего лишь в очередной раз подвел нос. Ты же помнишь, что было ночью?
Фрейлина неуверенно улыбнулась. О, конечно, она помнила. Ее величество, по её же словам, проснулась от сильного запаха жженой кости, и несмотря на немедленное проветривание спальни, заснуть смогла лишь на рассвете — хотя ни Маргарита, ни бессменные фрейлины-«гренадерши», явившиеся по звону колокольчика в опочивальню, не уловили даже намека на какой-либо сторонний запах. Впрочем, господин главный лекарь нынче утром успокоил их всех, пообещав, что эти, как он выразился, «негативные проявления» скоро исчезнут. «Верно, теперь и десерт как-нибудь не так пахнет», — сочувственно подумала фрейлина.
— Мне так жаль, ваше величество, — проговорила она. — Вы ведь так любите малиновые пирожные!
— Ничего, — улыбнулась королева. — Полагаю, их на мой век еще хватит. Угощайся же, Маргарита! Считай, что это моё королевское повеление!..
Она вновь рассмеялась, и фрейлина, порозовев, всё же взялась за вилку. Пирожные были восхитительные. Всё-таки, это ужасно несправедливо, подумала девушка, наслаждаясь десертом, — ведь женщине, что ожидает дитя, и так непросто! А тут такая неприятность, даже любимым лакомством себя не побалуешь…
Когда с пирожным было покончено, а мятный отвар выпит, ее величество пожелала вдохнуть немного свежего воздуха. Метель улеглась еще утром, за окном медленно и лениво падал снег, так что возражений сейчас не нашлось бы даже у строгого главного лекаря. Вновь зазвенел колокольчик, в опочивальню под предводительством первой статс-дамы впорхнули ближайшие фрейлины, королеву со всем тщанием одели, укутали в меховой палантин и сопроводили на балкон. Он примыкал к спальне, изящным каменным козырьком нависая над морем, и места на нем более чем хватало, так что побыть в приватности ее величеству не удалось и здесь. Кутаясь в мех, она остановилась у высоких перил. Позади, в пяти шагах от государыни, шеренгой выстроились ближние фрейлины во главе с первой статс-дамой. Верная Маргарита, спрятав руки в кроличью муфточку, встала рядом и подняла лицо к небу.
— Как много снега! — прошептала она, и Амбер улыбнулась — это прозвучало так по-детски трогательно. — У нас в Разнотравье никогда так густо не сыплет.
— Это еще не густо, — обронила Амбер. — В Северных горах иной раз за снегопадом на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. А уж метели там — столице такие, пожалуй, не снились.
— О, — прошептала фрейлина. Выпростала ладошку из муфты и подставила ее летящим с небес снежинкам. — Нянюшка говорила, что крупные снежинки летят из решета зимы — а мелкие из сита…
Королева, пряча новую улыбку, взглянула в ее разрумянившееся от мороза личико.
— Вполне может быть, — отозвалась она. И снова перевела взгляд на спящее море, что сейчас казалось бескрайней заснеженной степью. Даккарайская пустошь иногда в феврале тоже казалась пустыней — но и тогда она оставалась мила её сердцу. Амбер подавила вздох. Она скучала по школе, где провела долгих шесть лет, скучала по крошечному флигелю женской казармы, скучала по своим ученикам. Теперь они уже второкурсники. Королева улыбнулась с оттенком печали, вспомнив нескладных юнцов и тоненьких девочек с длинными косами. Когда-то и она сама была одной из них…
Ее величество, памятуя о её положении, берегли от всего, и от дурных вестей в первую очередь — о ноябрьской диверсии в военной школе Даккарая ей до сих пор ничего не было известно. Как и многое из того, что сейчас происходило на западе, но о войне Амбер Норт-Ларрмайн всё же знала. И тревожилась — смутно, тайно, понимая, что ей всё равно не расскажут подробностей, и не желая расстраивать своими расспросами короля. Она попыталась однажды, но Рауль Первый дал ей понять, что больше так делать не стоит. Конечно, он беспокоился о наследнике. И Амбер всё понимала — но тоска от этого лишь усиливалась.
Вслед за своей фрейлиной королева Геона протянула открытую ладонь вперед, ловя снежинки. Они были большие и мягкие как пух.
— Ты не замерзла, Маргарита? — спросила она. Ответа почему-то не последовало, и королева, удивленно повернув голову, осеклась. Юная фрейлина всё так же стояла рядом, только большие карие глаза её болезненно щурились, а свежий румянец на щеках угрожающе багровел яркими закатными пятнами — в отличие от ставших почти совсем белыми губ. Амбер коснулась рукой ее локтя:
— Маргарита?..
— Ваше величество, — прошелестела девушка, комкая в пальцах муфту. — Мне… так ужасно жарко!
Она вдруг закашлялась и покачнулась. Королева, придержав фрейлину за плечо, резко склонилась к ее лицу.
— Маргарита!
Та, словно стыдясь своей невольной бестактности, попыталась улыбнуться — и в уголке ее бледных губ малиновым соком проступила алая капля. Амбер отшатнулась назад.
— Лекаря сюда! — хрипло, повелительно разнеслось над балконом. — Быстро!
Госпожа де Вей подоспела первой. Вдвоем с королевой они подхватили сползающую на каменный пол девушку с двух сторон. Фрейлины, дружно ахнув, всплеснули руками и засуетились, толкаясь — лишь две «гренадерши» и бровью не шевельнули. Первая, оттеснив перепуганных дам от балконных дверей, распахнула их настежь, вторая черной галкой скользнула в полумрак опочивальни.
— Я подержу ее, ваше величество, — выдохнула статс-дама, обвивая рукой тонкую талию Маргариты. — Вам нельзя… Что случилось? Обморок?
— Не знаю, — без выражения бросила королева. — Дамы! Помогите госпоже де Вей! Вы двое — придержите двери! Вы — помогите раздеть ее и уложить на постель! За лекарем послали?
— Да, ваше величество, — отозвалась вторая «гренадерша». Под неожиданно жестким командованием государыни лишившуюся чувств Маргариту споро внесли в королевскую опочивальню, раздели, разули и осторожно уложили на кровать. Амбер, одной из последних перешагнув порог, кивком велела закрыть двери и метнула взгляд на серебряный поднос на столике. Малиновые пирожные лежали там же, на блюде. «Гренадерша», перехватив взгляд королевы, чуть склонила голову:
— Вы полагаете, ваше величество…
— Да, — отрывисто прервала ее та. — Готовили их для меня, но ела только Маргарита. Может понадобиться алхимик. И сообщите его светлости.
— Уже сделано, ваше величество, — коротко, по-деловому кивнула та: — Этель даст знать обоим — и главному лекарю, и верховному магу. Не беспокойтесь, присядьте. С вашей фрейлиной всё будет хорошо.
Она ненавязчиво оттеснила королеву в сторонку, подальше от суетящихся вокруг кровати дам, и усадила в кресло. Амбер Норт-Ларрмайн возражать не стала. Она и сама вдруг почувствовала слабость в ногах. Руки тоже противно тряслись. Пирожные. Бедная девочка!.. Королева повернула голову, взгляд ее вновь упал на кофейный столик, и к горлу подкатила тошнота. Живот свело долгим тягучим спазмом. Потом еще одним. Что-то горячее потекло по ногам.
— Госпожа де Вей, — застыв в кресле и настороженно прислушиваясь к себе, тихо позвала Амбер. Первая статс-дама обернулась.
— Ваше величество? — ахнула он, увидев бледное лицо королевы и ее остановившийся взгляд. — Ваше величество!.. Элоиза!
Вторая из двух сестер-«гренадерш» метнулась к креслу. Придворные дамы, толкущиеся у кровати, повернули головы. Из гостиной послышался шум, топот ног и зычный голос главного лекаря. Живот снова свело волной боли, и Амбер, опустив голову, прижала к нему ставшие почему-то холодными ладони.
— Унесите девушку! — услышала она. — Истон! Займись фрейлиной! Дамы, прошу немедленно покинуть спальню — всех, кроме госпожи де Вей!.. Вы двое, помогите перенести ее величество! Свечей мне сюда, горячей воды и побольше полотенец! Ах, как скверно… Так рано… Госпожа де Вей, режьте корсет, нет времени! Где мой саквояж?.. Тише, тише, ваше величество. Милостью богов, обойдется…
Долина Нижнего Россайна, как и весь Геон, утопала в снегу. Знаменитые топи подмерзли, поместья и деревни скрылись под тяжелыми белыми шапками, а маленький шахтерский городок в низине и вовсе словно бы стерло с лица земли. Еще десять лет назад грунтовые воды подмыли сваи, затопили шахты близ лагеря Россайн, и добычу руды пришлось прекратить — а следом захирел и городок рудокопов. До ближайшего города было пятьдесят миль, в военном лагере шахтерам работы не было, так что мало-помалу всё население городка перебралось в другие края. Дома бросили пустыми — крепкие, каменные, на высоком фундаменте, рассчитанные сразу на несколько артелей — и теперь, спустя годы, в них снова затеплилась жизнь. Пусть тихо, вполсилы, но всё же.
Граф Бервик, высоко подняв воротник плаща, стоял на крыльце бывшего дома управляющего. Разбитые окна в первый же день заменили, прохудившуюся крышу залатали, дымоход прочистили, и теперь тут вполне можно было жить. Без особенного комфорта, так, крыша над головой, но его сиятельству хватало. И не такие «хоромы» видывал… Ежась под студеным ветром, граф повернул голову в сторону лазарета. Его тоже привели в порядок, как и четыре длинных каменных дома неподалеку, где раньше отдыхали вернувшиеся из забоя рудокопы, а теперь стройными рядами от стены к стене вытянулись многочисленные койки — увы, отнюдь не пустые. Наездники, кавалеристы, полтора десятка дозорных, первыми подоспевшие к казармам в ночь диверсии, — без малого тысяча двести бойцов, искусственно погруженных в летаргический сон, стонали и ворочались на жестких матрасах под неусыпным надзором первого алхимика Геона и его подручных. Герцог эль Хаарт лично совершал обход каждые три часа, всё остальное время проводя в лазарете: то за лабораторным столом, то за книгами, что перевез сюда из королевского корпуса. Когда он спал, Бервик понятия не имел — когда бы ему ни случалось заглянуть в лазарет, первого алхимика он всегда находил бодрствующим. «Наверняка без экстренных эликсиров не обходится», — подумал Бервик, натягивая перчатки. И пасмурно качнул головой. С одной стороны, время и впрямь было дорого. Но с другой — злоупотребление тонизирующим, да еще и в таких количествах, ничем хорошим кончиться не могло, особенно учитывая солидный возраст его светлости. «А магистр у нас один на всех, и заменить его некем. Проклятая Дымка! Надо же было такое выдумать!» Его сиятельство запахнул плащ и сбежал вниз по ступенькам. Ему, как и первому алхимику, отдыхать было некогда. Вот уже неделю Бервик жил на разрыв, мечась между шахтерским городком в Россайне, брошенной рыбачьей деревней на окраине Дервуда и двумя военными лагерями — но нигде пока просвета не видел. К Дымке, что бы ни подозревал герцог эль Хаарт, его сиятельство отношения не имел, а касательно лагерей… Увы, предположение о спящих данзарских ячейках в стенах обоих оказалось верным. В корпусе боевиков лагеря Россайн недосчитались целой дюжины магов, вместе с которыми бесследно исчезли двое грумов и пять человек из числа обслуги, в лагере Дервуд картина была примерно такая же. С чародеями-то, увы, всё было понятно, а вот выяснить, на кого работали остальные, теперь не представлялось возможным, и это беспокоило номера Первого куда как сильнее. «Шпионы Данзара — еще полбеды, — думал он, шагая по белой утоптанной тропинке к лазарету. — Но если информаторы союзников, что куда более вероятно, тогда Алмара уже знает. И чем это знание обернется для нас?»
Оставив вопрос без ответа, Бервик свернул по дорожке направо и вскоре достиг высокого крыльца лазарета. При виде его сиятельства двое караульщиков у дверей вытянулись во фрунт. Граф мимоходом кивнул им и взбежал по ступеням. Он не слишком надеялся на хорошие новости, да и наступи в деле с Дымкой переломный момент, ему сообщили бы сразу, однако всегда лучше удостовериться лично… Войдя и миновав тихую переднюю, Бервик привычно направил стопы к левому ответвлению коридора, где располагались лаборатория и нынешний кабинет его светлости. Пострадавшие от Дымки все были собраны в домах рудокопов, лазарет для такого количества людей был слишком мал, и его полностью занимали теперь лекари да алхимики королевского корпуса. А время очередного обхода еще не пришло — герцог эль Хаарт как раз должен был быть где-то здесь. Граф прошел коротким пустым коридором, предупредительно постучал в закрытую дверь кабинета, но изнутри никто не отозвался. Значит, лаборатория, подумал Бервик. Прошел еще немного вперед и, остановившись перед очередной дверью, постучал снова.
— Ваша светлость! — позвал он. — Вы здесь?
Однако и в лаборатории было до странности тихо. Его сиятельство, подумав, подергал ручку, убедился, что дверь заперта на ключ, и нахмурился. В разгар дня лаборатория не могла пустовать — причастные алхимики даже обедали, не отходя от рабочих мест! Конечно, все они люди, любой мог отлучиться по естественной надобности, но чтобы сразу всем составом? Одновременно?.. Бервик оглянулся назад. Прислушался к окутывающей лазарет тишине, тряхнул головой и быстрым шагом вернулся в переднюю. Демоны! Да куда вдруг все подевались? Что происходит? Мрачно прищурившись, он развернулся к входной двери, чтобы призвать к ответу караульных, но отвлекся на звук чьих-то шагов позади.
— Ваша светлость?
Появившийся из правого коридора герцог эль Хаарт, похожий на призрак в своей серой защитной робе, остановился и поднял голову.
— Добрый день, граф, — лишенным всякого выражения голосом отозвался он. — Уже слышали, я полагаю?..
— Что слышал? — напрягся Бервик. «Опять диверсия? — молнией сверкнуло в его голове. — Или зараженные скопом отдали богу душу?..» Алхимик, бросив взгляд на дверь, шевельнул плечом в направлении левого коридора.
— Пойдемте, — сказал он, возобновляя движение. Граф, тревожно хмурясь, кивнул. В молчании оба добрались до кабинета его светлости, вошли, и магистр алхимии стянул с шеи свой амулет.
— Не у всех будет месяц, — сухо щелкнув пальцами, без предисловий сказал он. — Тем, кому досталось больше других, сон уже не поможет.
Бервик вскинул голову:
— Зараженные начали умирать?
— Пока нет, но конец близок, — всё тем же безличным тоном отозвался герцог. — Шестьдесят семь человек. Резкое ухудшение жизненных показателей, потеря реакции на раздражители, судороги… Впрочем, не буду вдаваться в подробности, вам это всё равно мало что скажет. Летаргический сон облегчит их муки, но это его единственный плюс. Ударная доза Дымки — боюсь, даже попади нам в руки противоядие, оно ничего бы уже не изменило. Несчастные еще дышат, но…
Он умолк, не закончив фразы. На несколько долгих минут в кабинете повисла тишина.
— А что остальные? — спросил Бервик.
— С ними легче, — его светлость, бросив амулет на стол, подошел к хлипкому шкафу. — Пока состояние стабильное — насколько это вообще возможно, конечно. Я отдал приказ перевести обреченных из общих спален сюда: лазарет небольшой, но для сотни больных место найдется. Палаты сейчас готовят.
— Нужна помощь?
— Нет, благодарю. Справимся, если что, сменные из числа дозорных помогут. Шестьдесят семь человек — не тысяча… — герцог взял с полки какую-то склянку мутного стекла и откупорил пробку. Бервик машинально принюхался. Так и есть, тонизирующее, эликсир номер пять, из новых — этот резкий запах ни с чем не спутаешь. Он скользнул быстрым взглядом по бледному лицу первого алхимика и качнул головой.
— Вы бы не увлекались, ваша светлость, — осторожно заметил он. Кендал эль Хаарт, не поворачивая головы, усмехнулся:
— Благодарю за заботу, граф. Не беспокойтесь — я свою меру знаю, и контрмеры в случае передозировки мне тоже известны.
Он накапал из склянки немного бурой жидкости в стоящий на столе стакан, разбавил её водой из чайничка и, снова заткнув склянку пробкой, убрал ее в шкаф.
— Кстати, раз уж вы здесь, — взяв стакан в руки, сказал он. — Боюсь, смертникам недолго осталось — что делать с телами? Учитывая высший уровень секретности, полагаю, отправить их родным для погребения не представляется возможным. Не хоронить же прямо здесь?
— Согласен, — граф на мгновение задумался. — Мертвецкая при лазарете есть?
— Крохотная.
— Тогда приспособьте какой-нибудь погреб, — махнул рукой Бервик. — Покойнику все равно, где лежать, а на дворе, по счастью, зима… С Дымкой, я так понимаю, пока ничего?
Первый алхимик, молча качнув головой, опрокинул в себя содержимое стакана. Поморщился, утер губы и тяжело опустился на стул.
— Мы делаем всё, что можем, граф, — сказал он. — И если дело стронется, вы узнаете об этом первым. Вы искали меня? Что-то срочное?..
— Нет, — Бервик кинул взгляд на окно позади алхимика. — Я отправляюсь в Дервуд и вернусь только вечером. Если вдруг потребуется мое присутствие — сигнальный гонец будет в доме управляющего. Гренвиль, вы его знаете, ваша светлость.
Первый алхимик кивнул. Обвел чуть затуманенным взглядом разбросанные по столу бумаги, шевельнулся, словно собираясь что-то сказать, — но не успел. По коридору, ведущему к кабинету, торопливо прогрохотали шаги и в дверь коротко, требовательно постучали. Оба собеседника, вмиг подобравшись, повернули головы к порогу. Герцог эль Хаарт щелкнул пальцами, рассеивая защитный купол.
— Войдите! — предательски охрипшим голосом сказал он. Дверь распахнулась, и на пороге возник помянутый агент Гренвиль. Граф сдвинул брови.
— Что случилось? — отрывисто спросил он, впившись взглядом в раскрасневшееся лицо сигнального гонца. Гренвиль отвесил торопливый поклон его светлости и расправил плечи:
— Только что прибыл гонец из столицы, — сказал он, глядя на командира. — Вот, ваше сиятельство.
Он протянул номеру Первому маленький запечатанный конверт. Граф, одним движением сорвав печать, вытряхнул из него короткую записку, прочел — и застыл соляным столбом.
— Где гонец? — сквозь сжатые зубы выдохнул он. — Ещё здесь?
— Никак нет, ваше сиятельство. Но если нужно, я могу…
— Нужно, — не дав ему закончить, вскинул голову граф. — Подожди в передней, я сейчас.
— Как прикажете, ваше сиятельство, — с готовностью выпрямился Гренвиль. — Прошу прощения, ваша светлость.
Он отвесил первому алхимику очередной поклон и исчез. Герцог эль Хаарт приподнялся на стуле:
— Еще один лагерь?..
— Нет, — мрачно обронил Бервик. — В этот раз обошлось без Дымки. Я должен немедленно вернуться в столицу, ваша светлость, но мои бойцы остаются здесь — и до моего возвращения вы можете распоряжаться ими так, как сочтете нужным. Гренвиля я верну, так что буде понадобится — связь держим через него.
Магистр кивнул и поднялся.
— Надеюсь, во дворце всё благополучно? — спросил он, хотя и так уже видел, что вопрос это напрасный. Узкое лицо Бервика на долю секунды исказила гримаса бессильного гнева.
— Нет, — без обиняков ответил граф. — Но могло быть и хуже. До скорой встречи, ваша светлость. Я постараюсь вернуться к ночи, но если что — вы знаете, как меня найти.
— Не беспокойтесь, — склонил голову первый алхимик. И, проводив взглядом исчезающую в полутьме коридора спину номера Первого, тяжело нахмурился. «Не Дымка, — подумал он. — Но радоваться тут, похоже, нечему?» Герцог эль Хаарт, упершись сжатыми кулаками в стол, опустил голову и прикрыл глаза. Что бы ни случилось в столице, его помощь там пока не требовалась. Другое дело, что и здесь он, увы, помочь никому не мог…
Бервик шагнул из воронки в центре своей гостиной королевского дворца Мидлхейма. Отпустил Гренвиля, кивнул номеру Шестому, поднявшемуся с низкой кушетки навстречу командиру, и спросил:
— Где его величество?
— В покоях королевы, — отозвался буревестник. — С ее величеством сейчас главный лекарь и трое его помощников, в опочивальню никого не пускают.
— Совсем дело плохо?
— Не могу знать, ваше сиятельство, там от тайников не протолкнешься, но вроде пока все живы. И королева, и ее фрейлина.
Граф отстраненно кивнул.
— Кухней уже занимаются? — спросил он, вместе с соратником покидая апартаменты. Номер Шестой кивнул:
— Занялись сразу же. И мы, и тайная канцелярия. Ее величеству подали чай с пирожными: чай готовила лично первая статс-дама в своих покоях, но пирожные доставили с королевской кухни. И то, и другое проверено — яд был в десерте. К счастью, ее величество ограничилась чаем.
— Но почему тогда…
— Ее величество очень привязана к девушке, она выделяла ее из всех своих фрейлин. Очевидно, душевное потрясение, ваше сиятельство. Но утверждать не берусь.
Номер Первый коротко кивнул. До фрейлины, как бы её госпожа ей ни благоволила, ему дела не было — но королева? «Демоны б взяли браки, что совершаются на небесах, — думал Бервик, стремительным шагом пересекая пустынную галерею. — Будь кто другой, Рауль бы это пережил, однако… Храни нас боги, если мы потеряем вторую королеву!» Он тряхнул головой, отгоняя мрачные думы, но это не помогло. Натан Бервик знал своего друга и повелителя с детства. Знал, чем тот живет и дышит. И он лучше кого бы то ни было понимал, на что способен Норт-Ларрмайн, потерявший последнее, чем дорожит.
Взбежав по лестнице, граф миновал длинный коридор, ведущий к покоям ее величества, одним движением брови разогнал толкущихся у дверей придворных, кивнул гвардейцам и спустя минуту уже входил в непривычно пустую и тихую большую гостиную королевы.
— Останься здесь, — велел он номеру Шестому, и тот, склонив голову, подчинился. А его командир, скорым шагом миновав короткий темный переход за бархатной занавесью, вскоре оказался в личной гостиной Амбер Норт-Ларрмайн, предварявшей вход в королевскую опочивальню. Людей здесь было немного — две старые девы в черном, что когда-то прислуживали еще Стефании Первой и отвечали за ее передвижения, Франко Д’Ориан, номер Четвертый, верховный маг и король Геона. Последний стоял в стороне от всех, у клавесина, опершись на его гладкую лакированную крышку и уткнувшись взглядом в ковер.
— Ваше величество! — сказал Бервик. Верховный маг и остальные повернули головы в его сторону. Рауль Первый медленно поднял взгляд вверх.
— Натан, — отозвался он бесцветным голосом, и у графа неприятно засосало под ложечкой. Король владел собой. Но давалось ему это с явным усилием. Бервик, вскользь поклонившись эль Гроуву, шагнул к своему повелителю.
— Я вернулся, как только узнал, — проговорил он. — Ваше величество, мне…
Окончание фразы заглушил тихий и одновременно нестерпимо пронзительный скрип дверных петель. Двери опочивальни раскрылись, выпуская в гостиную главного королевского лекаря. Вид у него был усталый, а лицо печально-торжественное — такое знакомое, что у всех, собравшихся возле опочивальни, одновременно перехватило дыхание. Бервик машинально закрыл плечом друга, словно стремясь уберечь его от вражьей стрелы, верховный маг, посуровев, выпрямился. В маленькой гостиной стало тихо как в склепе.
— Ваше величество, — сказал главный лекарь, найдя взглядом короля. — Вы здесь, это хорошо. Ее величество…
Бервик кожей почувствовал, как стоящий рядом Рауль словно бы обратился в камень. «Ну же, не томи, клистирная ты трубка!» — мысленно взвыл граф, прожигая взглядом королевского лекаря и сам не зная, хочет ли он услышать то, что должен услышать. Главный лекарь прочистил горло.
— Жизнь ее величества вне опасности, — сказал он, и Рауль Первый на миг прикрыл глаза. Бервик про себя с облегчением выдохнул. А лекарь, вновь скорбно и торжественно кашлянув, продолжил: — Ее величество, к моему глубокому сожалению, ещё очень слаба, но с ней всё будет в порядке. Однако… Мне очень жаль, ваше величество. Сохранить дитя не удалось.