Известие о том, что Хелвинд пал, ураганом пронеслось по стране — и как действительный ураган прибило вокруг всех и вся. Геон, притихший, словно пригнувшийся к земле под тяжестью своего горя, встретил рассвет безмолвием. Столица, всегда такая шумная, потеряла голос: молчали пустые базары, не хлопали двери лавок и парадных подъездов, не звенели по мостовым подковы, мешаясь со скрипом колес… Хелвинд пал. Забрав с собой надежду на то, что Черной долине удастся избегнуть такой же печальной участи.
Все визиты и приемы были отменены, афиши театров крест-накрест перечеркнули белые бумажные полосы, над военными школами взвились в небо черные стяги. К вечеру Мидлхейм стряхнул с себя немоту, но его звонкий голос сменился опасливым, тревожным шепотом. Он клубился в опустевших светских гостиных, реял над столами трактиров и кабаков, монотонно гудел под потолками редакций столичных газет. «Крупнейшие угольные карьеры севера»… «Хелвинд защищали три горные крепости, а в Черной долине нет ни одной»… Мидлхейм полнился слухами и пророчествами одно страшнее другого. Старики предрекали темные времена, юнцы, горячась, рвались на фронт, а командиры военных лагерей Геона, с одинаково серыми лицами после бессонной ночи, только молча переглядывались между собой.
На Райленд опустилась густая, суровая тишь. За окнами казарм, что были полны и всё равно казались вымершими, повисли хмурые апрельские сумерки. До отбоя было еще далеко, но лампы горели только в передних: общие спальни все до одной окутывала траурная темнота. Солдаты и офицеры, сидя на своих койках, прислушивались к заунывному плачу ветра и пустым взглядом скользили от одного не занавешенного окна к другому — там, за стеклом, кружились в воздухе белые хлопья последней весенней метели.
Однако не весь лагерь умолк. В женской казарме, такой же полной и темной, дрожала струнами лютня, и одинокий печальный голос вслед за ней пел свою песню.
С неба падает… Это, наверно, снег.
Белым крошевом вдосталь усыпан мир.
Но не радует. Знаешь, почти что нет.
Мы потеряны здесь, на краю земли…
Женщины и девушки лежали поверх одеял прямо в мундирах. Они слушали — и Кассандра Д’Элтар, свернувшись клубочком на своей койке, слушала тоже, хотя больше всего ей хотелось зажать ладонями уши. Она любила Сельвию, восхищалась ее талантом плести из обычных слов дивную вязь, но сейчас каждое из этих слов отдавалось в сердце тянущей болью. Хелвинд. Реджинальд Стрэттон был прав, не суля ему долгой жизни, — и, может быть, вместе с ней отдал свою. Как остальные его товарищи. Как Энрике, как Ричард де Кайсар… Как Клифф?
Скоро-скоро весь мир занесут снега,
Колыбельную песнь пропоет метель,
И в моих ладонях твоя рука
Станет солнца здешнего холодней…
Кассандра, стиснув в кулаке истерзанный угол подушки, зажмурилась — и в то же мгновение перед глазами ее встали полыхающие стены Хелвинда, рвущие небо драконы и бледное, застывшее лицо Клиффорда Вэдсуорта.
Так сложилось, что мы оказались здесь.
Мир вокруг побелел и почти исчез.
Небо падает. Это, наверно, смерть.
Веришь, это последнее из чудес…[1]
Кассандра, открыв глаза, резко села на койке.
— Во имя богов, Селли! — почти выкрикнула она. — Да спой же ты что-нибудь другое!..
Лютня, дав фальшивую трель, умолкла. Кадет Д’Ориан, словно очнувшись, растерянно заморгала, казарму всколыхнул глухой осуждающий шепоток, а Кассандра, сунув ноги в сапоги, вихрем пронеслась меж рядов одинаковых коек и вылетела из спальни, будто демоны за ней гнались. Орнелла приподнялась на локте, провожая взглядом спину подруги. Пытливо сощурилась, вполуха ловя покаянно-невнятное бормотание Сельвии, и медленно спустила ноги с кровати. Может, в Кассандре и было слишком уж много от Д’Алваро, но истеричкой она точно никогда не была. А это вдруг что такое?.. «Геону проигрывать не впервой, — с чувством неясного, нарастающего беспокойства думала герцогиня. — Даже Селли в рев не ударилась на этот раз, а Кэсс… Неужели она что-то знает? Что-то, чего не знаем мы все?» Ее светлость с сомнением качнула головой, однако всё же поднялась на ноги и вышла вслед за подругой.
В передней Кассандры не обнаружилось. Орнелла скользнула пристрастным взглядом по длинной веренице плащей, вытянувшихся на крюках вдоль стены, — кажется, все на месте. Да и дверь вроде не хлопала. Значит, в уборной, подумала герцогиня и оказалась права.
— Ну, знаешь ли, Кэсс, — прикрыв за собой дверь туалетной комнаты, сказала Орнелла, — это было чистое свинство! У меня у самой иной раз мурашки от милых песенок нашего цветочка, но уж так-то зачем?..
Кассандра, с ногами забравшаяся на каменный подоконник, даже не обернулась.
— Кэсс?
Смутное беспокойство вновь шевельнулось на дне души. Орнелла подошла к подруге и тоже присела на угол подоконника.
— Да что с тобой? — встревоженно и сердито сказала она. — На Селли сорвалась ни за что, так теперь еще и со мной разговаривать не хочешь? Кэсс!
Кадет Д’Элтар, глядя на серую мглу за окном, молча шмыгнула носом. Герцогиня сдвинула брови:
— Нет, это уже совсем никуда не годится! Ты что, из-за Хелвинда так распереживалась? Брось! Мы ведь отступили, а не проиграли! Да, цитадель пришлось сдать, и равнину, и перевалы — но нас же не разбили наголову!
— А потери?.. — всё так же не глядя на нее, обронила Кассандра. Герцогиня, про себя выдохнув с облегчением (заговорила таки!), неопределенно шевельнула рукой:
— Потери были всегда. Это война, Кэсс, и нам остается только смириться.
Кассандра, издав странный придушенный смешок, повернула голову.
— Смириться? — повторила она. — Погляжу я на твое смирение, когда весь третий курс вернется назад в закрытых гробах!
Орнелла застыла на подоконнике.
— Что? — пробормотала она, уставившись на подругу. — Какие гробы? При чем тут третий курс? Ведь их же отправили в Разнотравье!
Кадет Д’Элтар с новым хриплым смешком передернула плечами, и герцогиня медленно выпрямилась, чувствуя, как всё внутри смерзается в тугой ледяной комок. Разнотравье. Она еще тогда подумала, к чему они там, — а выходит, их там и не было? Выходит, что… «Боги-хранители! — пронеслось в ее голове. — Ричард!»
— Клифф велел не болтать, — словно во сне донесся до нее голос подруги. — Сказал, что их всё равно не бросят в бой, они ведь еще кадеты… Сказал, их скорее всего поставят прикрывать обозы, и Нейл тоже так говорил… А Данзар уничтожил две колонны из пяти, вместе со всем их воздушным охранением.
Орнелла, издав тихий сдавленный стон, сгорбилась и закрыла лицо руками. Кассандра, умолкнув, вновь отвернулась к окну. За ним летел снег — вязкий, тяжелый. Последний снег в этом году. И вот уже три недели, как вслед за Клиффордом Вэдсуортом исчезла и белая ворона. В ту ночь, когда третьекурсники Даккарая покинули лагерь, Кассандра видела друга последний раз — Нейл успел сбежать до того, как капитан Рид перешагнула порог уборной, но больше он не пришел.
Придет ли еще хоть когда-нибудь?
И где он теперь?..
«Его не могли отправить на запад, — думала Кассандра, предательски дрожащими пальцами скользя по ободку медальона. — Ведь он фантомаг! Он слишком ценен, иначе вокруг него не плясали бы с утра до ночи сразу три разведки! И его светлость никогда не допустил бы такого!»
Медальон выскользнул из влажной ладони. Кассандра закрыла глаза и, обхватив себя руками за плечи, ткнулась затылком в холодную стену. Герцог эль Хаарт был первым алхимиком Геона — но, увы, не он был его королем.
Снаружи бушевало ненастье. Утробно выл ветер, мелко дребезжали оконные стекла — а за ними, сколько ни вглядывайся в темноту, кроме рваного кружева метели не было видно ни зги. Кендал эль Хаарт, постояв у подоконника еще немного, мановением руки задернул портьеры. Обернулся к постели, поморщился и прислушался к тихому дому. Был уже второй час ночи, домашние спали, одному ему спокойствия не было.
Первый алхимик Геона действительно отличался крепким здоровьем. Он быстро шел на поправку, неполную неделю назад ему наконец разрешили вставать и даже принимать редких визитеров, чем Айрон Рексфорд не преминул воспользоваться — магистр щита был магистру алхимии другом и беспокоился о нем не меньше его домашних. Нынче он был зван к эль Хаартам к ужину, и домой на Зеленую улицу уехал лишь незадолго до полуночи — им с Кендалом было о чем поговорить.
— Итак, Хелвинд сдан, — дождавшись, пока супруга оставит их с гостем наедине, герцог накрыл жарко натопленную библиотеку защитным куполом и предупреждающе вскинул руку, заметив, как беспокойно шевельнулся в кресле напротив друг. — Не трудись врать. Я стащил у Вивиан утреннюю газету.
Граф неодобрительно качнул головой.
— И что тебе неймется, Кендал? Сердце-то не казенное.
— Ничего с ним не сделается, — отрезал товарищ. — К тому же, успокоительным меня до сих пор пичкают как фаршированную индюшку — явись сейчас на порог вместо тебя хоть сам Мэйнард Второй, я и глазом бы не моргнул… Так что, Айрон? Совсем дело плохо?
— Могло быть и хуже, — отозвался магистр щита. И, поколебавшись, всё-таки коротко осветил ситуацию на западном фронте, под конец добавив: — Конечно, потери немалые, но Хелвинду и так двух шансов на сотню не давали, учитывая превосходство Данзара драконами и людьми. Ну да ничего, милостью Антара, теперь стало полегче. Жаль только, наши по самые стены город бойцами набили — глядишь, пригодились бы в Черной долине, а так пропали зря…
Кендал раздумчиво кивнул.
— А маги? — помолчав, спросил он. Айрон Рексфорд с досадой раздул ноздри:
— Что маги? Мэйнард не дурак, поберег свой резерв, — да еще подкрепления из Бар-Шаббы вот-вот…
Он, осекшись, умолк, но было поздно. Лицо первого алхимика посерьезнело:
— Так архимаг всё же пошел навстречу союзнику? Плохо. И сколько ожидается пополнения?
— Кендал, ну право слово, тебе бы…
— «Поберечься», я знаю, — раздраженно перебил друг. — Хоть ты-то за главным лекарем не повторяй, говорю же, меня сейчас ничем не проймешь! Так сколько?
— Тысяча, — нехотя буркнул Рексфорд. — Со дня на день ожидаются к высадке в бухте Сирен. Но вряд ли Данзар получит еще — в Бар-Шаббе сейчас неспокойно, промышленникам нововведения Теллера давно поперек горла, а люди они серьезные… Скоро ему самому отбиваться придется, причем от своих же, и сто к одному — Мэйнард Второй вместо очередной помощи получит шиш. Опять же, Алмара наконец вспомнила про обязательства!
— Алмара?..
— Согласно приложению к договору союза, Селим Тринадцатый должен нам две тысячи бойцов — и тысячу мы попросили магами. В Хелвинд аль-маратхи своих бойцов не пустил, но от Черной долины уже не отвертится. А боевые маги Алмары, сам знаешь, у кого угодно в глотке застрянут.
Его светлость, одобрительно щурясь, кивнул. И, помолчав, взглянул на друга:
— Что твой Райан? Еще не вернулся?
— Нет, — пасмурно отозвался граф. — Но вести исправно приходят — жив, здоров… Был ли при Хелвинде, не знаю, но в любом случае уцелел, идет сейчас вместе с армией к Черной долине. Уже и то хлеб.
— Согласен.
Опять помолчали.
— А Нейлар? — услышал Рексфорд, и только усилием воли сдержался, чтобы не опустить глаза. Он знал, что о сыне друг обязательно спросит, но, к сожалению, порадовать его ничем не мог.
— В порядке, — постаравшись придать голосу максимум беззаботности, отозвался он. — Осваивается потихоньку.
Он потянулся к забытому на столе бокалу и, натолкнувшись поверх него на пристальный взгляд друга, сварливо буркнул:
— Что? Я при корпусе неотлучно, не могу же я за твоим Нейлом хвостом ходить?.. Видел его третьего дня — всем доволен, вам с Вивиан приветы передает. Скучает по дому, конечно, но…
— Айрон.
— Да что?!
— В глаза-то мне врать не стыдно?
Магистр щита, воинственно фыркнув, от души приложился к бокалу и вернул его обратно на стол. Не только он всегда видел друга насквозь — Кендал его тоже знал как облупленного. И пусть до эль Гроува первому алхимику было далеко, в подозрениях своих он не ошибся: Нейлар эль Хаарт при дворе был что белая ворона и чувствовал себя соответственно. Нет, он не жаловался, но одного разговора с ним Айрону хватило, чтобы понять — держится парень с трудом. И даром ему не нужны ни дворец, ни королевские милости — но кто его спрашивает?..
Нового фантомага Геона правящий дом окружил вниманием и заботой. Ему выделили отдельные апартаменты, личную горничную и камердинера, он был желанным гостем в покоях короля и за обедом всегда сидел по правую руку от королевы, любое его желание немедленно исполнялось, а его значение, что за глаза, что в лицо, неизменно превозносилось до небес. И при всем при этом он был откровенно несчастен. Он дичился людей, за монаршим столом почти ничего не ел, а во время вечерней игры ее величества на клавесине, когда в ее гостиной собирались особо приближенные к трону, отсиживался в углу, в стороне от всех. Внимание короля нисколько ему не льстило. Когда его оставляли в покое, он запирался в своих апартаментах, лишь с наступлением темноты выходя побродить по внутренней галерее, и Айрон нередко видел его там — высокую темную фигуру, замершую у перил с трубкой в зубах. И каждый раз при виде этого зрелища он отводил глаза, душой ощущая смутное чувство вины. Он знал Нейла с самого его детства, любил как родного племянника — и всё же, внутренне стыдясь себя самого, не мог не поддержать государя в его решении призвать фантомага ко двору. Магистру щита было известно о паре морских драконов, что уничтожили флотилию пограничной стражи Бар-Шаббы во время оно, и он понимал — такими талантами не разбрасываются. Особенно в столь непростое время.
— Айрон, — голос друга спугнул воспоминания. — Что ты молчишь?
Рексфорд, очнувшись, раздраженно передернул плечами:
— А что еще делать, коль ты меня всё одно брехуном ругаешь?…
— Хочешь сказать, я не прав?
— Ну, прав! — закусил удила Айрон. — Ну, брехло я, и что теперь? Сам же всё понимаешь!
Первый алхимик Геона, устало откинувшись в кресле, прикрыл глаза.
— Понимаю, — после паузы отозвался он. — Но ведь я не о том спрашивал…
Граф, угрюмо зыркнув на него исподлобья, вновь приложился к бокалу и шумно вздохнул.
— Да ясное дело, тоскует парень, — всё-таки сказал он. — Это моему Райану только дай у трона покрасоваться, а твой-то другой закваски — эль Хаарт, что с него взять?.. Ничего, привыкнет со временем. А ты не волнуйся — двор с него пылинки сдувает. Вернешься на службу, сам поглядишь.
Герцог невесело усмехнулся.
— Когда я еще вернусь, — пробормотал он. — Пылинки сдувают, значит?..
— Да только что на руках не носят, клянусь Антаром! Он же пишет домой, неужели сам не говорил?
— Пишет, — без энтузиазма подтвердил Кендал. — И врет напропалую, как у него всё замечательно. Расстраивать нас не хочет.
— Правильно делает, — отрезал товарищ. — Вивиан без того на призрак стала похожа, о тебе я вообще молчу! С сердцем не шутят, Кендал. А хочешь скорее увидеть сына — забудь о газетах и западе да отправляйся в постель. С Нейлом твоим всё в порядке, а на ход войны ни ты, ни я повлиять не можем — стоит ли нервы себе трепать попусту?..
Опрокинув в себя еще один бокал, Рексфорд откланялся. Час был поздний, утомлять друга сверх меры он не хотел, да и своих дел у магистра щита было по горло. Может, он и не мог ни на что повлиять, но это был не повод забыть о долге… Кендал, проводив друга, улегся в постель. Пожелал доброй ночи жене, уверил ее, что сиделка ему нынче не требуется, попросил погасить лампу — а дождавшись, когда Вивиан уйдет, и в доме всё затихнет, отбросил в сторону одеяло. Чувствовал он себя вполне сносно, слабость давно отступила, а недавний разговор с другом не шел из головы — какой уж там сон!
Кинув пасмурный взгляд на задернутые портьеры, герцог еще раз прислушался к окружающей тишине, набросил халат и крадучись покинул спальню. Вставать ему разрешили, но Вивиан всё равно следила за каждым его шагом — чтобы супруг, не дай боги, не переутомился — так что днем у его светлости свободы было не больше, чем раньше. Он не сердился на жену, напротив, ее трогательная забота отзывалась в его душе глубокой, благодарной нежностью, но он измучился лежать вповалку в четырех стенах — натура энергичная и деятельная, герцог эль Хаарт свое затворничество переносил куда тяжелее самой болезни… Медленно, осторожно, стараясь не скрипнуть ни одной половицей, он прошел по темному коридору и спустился на первый этаж. Миновал холл, вошел в библиотеку, еще хранящую остатки тепла, и заново разжег камин. «Как хорошо, что госпоже Делани в последнее время не до книг», — опускаясь в кресло, подумал Кендал и тут же устыдился своих мыслей. Все заботы по дому в последний месяц почти целиком легли на хрупкие плечи воспитательницы. Она приняла их безропотно, даже как будто с готовностью, но ведь в дом-то ее брали к Мелвину, а не на замену горничным и кухарке!.. «Жалование ей точно следует поднять, — сам себе сказал герцог. — Причем как минимум вдвое, Нейлар совершенно прав».
Вновь вспомнив о сыне, Кендал понуро опустил голову. Он и без неохотных признаний Айрона догадывался о том, как тяжело сейчас приходится Нейлу: среди чужих людей, оторванному от дома, да еще во дворце, где вообще невозможно хоть на минуту остаться в одиночестве. Такая жизнь была не для него, неудивительно, что он ею тяготился — особенно если вспомнить, по какой причине его призвали ко двору. «Фантомы! — скрипнув зубами, подумал герцог. — Эти проклятые фантомы! Не будь их, никто не посмел бы забрать у меня сына!» Лицо его светлости помрачнело. Кендал был государственник и патриот, но вместе с тем он являлся наследным герцогом, главой одного из старейших родов Геона — и первым его алхимиком. Он привык, что с его мнением считаются. А его просто поставили перед фактом!..
— Ваш сын просил меня, ваша светлость, не говорить вам о том, что с ним случилось, — сказал Кендалу Бервик в тот горький день, когда карета с черным трилистником на дверце увезла Нейлара из отчего дома. — И я обещал — хотя, к стыду своему, вынужден был солгать. Как мы и боялись, новый фантомаг Геона Данзару встал поперек глотки: настолько крепко, что нынешней ночью его агенты пытались выкрасть вашего сына, а после — убить… Нет-нет, не беспокойтесь, ваша светлость, всё кончилось благополучно. Однако кто может гарантировать, что в следующий раз гончим Мэйнарда Второго всё-таки не улыбнется удача?.. Его величество не хочет рисковать — ни вашим сердцем, ни жизнью вашего сына. Редкий дар Нейлара, увы, может сослужить ему очень плохую службу, а обычной охраны, как мы уже имели несчастье убедиться, тут недостаточно, поэтому мне было велено препроводить его во дворец, поближе к трону. Мне жаль, если я расстроил вас, ваша светлость. Я знаю, вы привязаны к сыну. Но, думаю, вы понимаете, что так будет лучше для всех — и в первую очередь для него самого.
Под конец своей речи Бервик уверил ошеломленного отца, что во дворце его наследнику будут созданы все условия, а заботу о его безопасности лично возьмет на себя правящий дом, — и Нейл уехал. А Кендал остался здесь, с новой тяжестью на сердце, умалить которую не в силах были никакие лекарства. Он понимал, что их с сыном жизни заботили Рауля Первого в последнюю очередь. Шла война, ситуация на западном фронте складывалась не в пользу Геона, и его король использовал любую возможность склонить чашу весов на свою сторону. А фантомаг доказал свою полезность еще у берегов Бар-Шаббы — такой козырь глупо было выпускать из рук, Кендал понимал и это. И всё бы ничего, но ведь речь-то шла о его сыне! Что, если государь сочтет нужным использовать дар Нейлара в Черной долине?.. Что, если следом за Хелвиндом падет и она?..
«Светлые боги, — с горечью думал герцог, закрывая глаза, — почему не кто-то другой? Почему не хоть тот же Райан Рексфорд, который обеими руками ухватился бы за такую возможность? Почему Нейлар?» Уголки губ его светлости, дрогнув, опустились вниз. «Она хотела летать», — всплыл в памяти голос сына. Кассандра Д’Элтар… Конечно, не ее вина в том, что искреннее желание друга помочь ей обернулось к его же несчастью, — кто мог предположить тогда, семь лет назад, чем обернется их случайная встреча? И всё же одержимость юной баронессы драконами сыграла свою роль. Да, фантомаги — большая редкость, но еще ни один из них за всю историю не поднимал фантома, что был способен сражаться! Конечно, были големы. И это было овеществление, но иное — да и сколько за раз тех големов можно было поставить в строй? От силы десяток! А дракон — это не человекоподобный болван, даже из арбалета стрелять не способный…
Его светлость откинулся затылком на подголовник. Тепло разгоревшегося камина и привычный уют кресла навевали дремоту. Всё-таки, он устал за этот день. «И до выздоровления мне еще далеко, стоит, наверное, всё же вернуться в постель», — вяло подумал герцог, не делая даже попытки встать. Да, он устал. И от своей болезни, и от череды сплошных поражений, и от собственного бессилия. Ничего уже не хотелось, только забыться, и Кендал не стал этому противиться. Отяжелевшие веки потянуло книзу, голова склонилась на грудь, а перед глазами его из сгустившейся вокруг мягкой, зыбкой тьмы возник Туманный хребет, весь окутанный у подножия покровом цветущей желтозубки. Над хребтом кружились драконы. Большие и малые, черные и бурые, они парили в вышине, задевая крыльями облака, а их тени скользили по ядовитому ковру желтозубки, делая его похожим на пятнистую леопардовую шкуру. Да, желтозубка растет только в предгорьях, кадету Д’Элтар нечего опасаться… Первый алхимик Геона, уже совсем было провалившись в сон, вдруг потревоженно шевельнулся. Неясно нахмурил брови, пожевал губами и открыл глаза.
— Драконы, — хрипло уронил он, глядя прямо перед собой. — На Туманном хребте есть драконы? Дикие? Есть?..
Библиотека молчала, только в камине негромко потрескивали поленья. Его светлость моргнул и медленно выпрямился.
— Есть, — сам себе ответил он. — Должны быть! И падальщики среди них должны быть тоже!
Рассвет королевский алхимический корпус встретил в полном составе и на ногах. В лабораториях экспериментальных отделов ярко горел свет, по коридорам от одной двери к другой носились гонцами младшие лаборанты, а в личном кабинете первого алхимика яблоку негде было упасть. Верховный маг, граф Бервик, магистр щита, оба заместителя его светлости, главы экспериментальных отделов… Секретарь магистра, это воплощение невозмутимости, сновал из кабинета в приемную и обратно — то с опустевшим и вновь наполненным кофейником, то с запиской для герцога эль Гроува, то с ответом на эту записку, и лишь напряженный взгляд, что он то и дело бросал на запертую дверь лаборатории патрона, выдавал его тщательно скрываемое волнение. Секретарь не был алхимиком, но под началом его светлости служил уже почти десять лет и о Дымке, конечно, знал. Здесь, сейчас решалась ее судьба — а значит, в немалой степени судьба всего Геона — и с каждым новым, убийственно неторопливо текущим часом смирять нетерпение становилось всё сложнее.
Первый алхимик, по слухам, лежащий дома едва ли не при смерти, во втором часу ночи шагнул из воронки в центр своего кабинета — как всегда, деловитый, подтянутый, облаченный в строгий магистерский камзол и совсем не похожий на умирающего. Разве только лицо его было бледней обычного да щеки ввалились — однако серые глаза знакомо сверкали сталью. Герцог разбудил дежурного, послал с ним записку верховному магу и заперся в личной лаборатории. А спустя всего час корпус встал с ног на голову. Секретарь, которого выдернули из шахтерского городка близ лагеря Россайн, уже успел отвыкнуть от такой суеты и положительно сбивался с ног — что, однако же, не мешало ему ловить обрывки разговора, долетающие из кабинета.
— …почти с десяток видов, от пещерных когтекрылов до всякой мелочи, вроде красноголовок, но…
— Красноголовки?
— Летучие змейки, магистр, мелкие падальщики, их даже за драконов многие не считают — так, кормежка для более крупных собратьев…
— Падальщики? Значит, он полагает… Но желтозубка! Как вы могли упустить из виду бич всех наездников, она же известна каждому в Геоне!
— Мы проверяли, граф, но отдельно, не принимая во внимание драконов, — а они, очевидно…
Крышка кофейника, стоящего на спиртовке, мелко задребезжала. Секретарь, нехотя отвлекшись от чужой беседы и погасив огонь, переставил кофейник на стоящий тут же поднос. Подумав, взял с полки свою кружку, плеснул в нее немного кофе, поднес ко рту — но и глотка сделать не успел. В приемную ворвался топочущий вихрь, в котором смутно угадывались очертания кого-то из экспериментаторов шестого отдела. Вихрь, едва не снеся по пути секретарский стол, пролетел через приемную, и спустя мгновение из кабинета первого алхимика донеслось:
— Ваша светлость! Ваша светлость, сожрал! Всё до последнего листочка!
В наступившей тишине раздался легкий скрип двери и голос магистра:
— Реакция есть?..
— Почти сразу пошла, ваша светлость! Впал в анабиоз, мы фиксируем изменения, но, похоже…
— Изменения какого плана? В плюс или в минус?
— В плюс, ваша светлость, в плюс! Кажется, вы были правы!
— Хорошо, если так. Возвращайтесь в опытный зал, Фортес, я сейчас подойду. И не спускайте глаз с дракона, важна любая мелочь.
— Будет сделано, ваша светлость!
Топочущий вихрь пронесся мимо секретаря в обратном направлении. Тишина, окутавшая было кабинет магистра алхимии, всколыхнулась и вновь рассыпалась голосами. Все присутствующие говорили одновременно, грохотали отодвигаемые стулья, скрипели подошвы по паркету…
— Я оставлю вас, господа, — долетел до замершего у спиртовки секретаря голос патрона. — Дело требует. Тэйт! Берите выжимку и за мной!
— Слушаю, ваша светлость!
Секретарь, забыв про кофе, вытянул шею: из кабинета показался герцог эль Хаарт — в длинной серой робе, прямой и сосредоточенный как никогда. За ним, прижимая к груди стойку с рядом заткнутых пробками колб, семенил еще один экспериментатор, на этот раз из восьмого отдела. Вдвоем они торопливо пересекли приемную и скрылись за дверью. Секретарь его светлости, опустив зажатую в пальцах кружку, обернулся к кабинету. Там вновь стало тихо.
[1] Стихотворение Екатерины Шашковой