Работы в столичных госпиталях и впрямь хватало, пятый солдатский исключением не был, так что Нейлар эль Хаарт не кривил душой перед родителями — по крайней мере, в этом. Каждую неделю через перевал Шейтан проходил новый обоз под белым флагом с зеленым отростком ивовой ветви. Самых тяжелых, тех, кого нельзя было трогать с места, оставляли в военных госпиталях запада, легко раненым оказывали необходимую помощь и возвращали в строй, но остальных отправляли в Мидлхейм. Искра войны пока лишь разгоралась — пусть ярко, однако самое пекло было еще впереди, и запад освобождал койки для новых солдат. Флот Данзара, идущий в арьергарде воздушного крыла своих бомбардиров, вот-вот ожидался к высадке в бухте Сирен.
Столица полнилась слухами, и львиная доля их расползалась по городу как раз из госпитальных палат. Нейл, будучи помощником главного алхимика, почти не контактировал ни с врачами, ни с ранеными, однако новости просачивались даже сквозь запертые двери лаборатории. На западе было худо. К Волчьим холмам, сквозь метель и по пояс в снегу, маршем двигалась последняя тройка лагерей севера, войска уже миновали Неспящую равнину и вот-вот готовились соединиться с основными силами на подступах к долине Клевера — но мало кто верил, что это поможет. Данзар превосходил соседа едва ли не вдвое, как драконами, так и людьми. Об этом говорили все: солдаты, недавно преодолевшие перевал Шейтан, их врачеватели, госпитальная обслуга, и Нейл чутко прислушивался к каждому обрывку разговора, к каждой беседе, в которой хоть раз прозвучало слово «запад»… Это было какое-то болезненное любопытство, которое он скрывал ото всех, он старался ничем его не обнаруживать, но перестать думать о том, что его тревожило, он не мог. Ему было страшно. За свою мирную, спокойную жизнь, за родителей, за младшего братца, за Кассандру — и от одной только мысли о том, что будет с ними со всеми, случись врагу прорваться к столице, Нейлу становилось жарко и жутко. Он знал историю Геона. Знал, что Данзар не успокоится никогда, пока жив последний Норт-Прентайс, — все хроники говорили об этом. И он не хотел терять тех, кого любил.
Седьмого февраля, на третий день после того, как Нейл всё же решился оставить родительский кров, со службы его отпустили пораньше. Сам Нейл вовсе этого не желал, однако мэтр де Берни буквально выставил его из лаборатории, и вечно печальный Пристли, стараниями Нейла наконец по-человечески выспавшийся, главного алхимика в этом решительно поддержал.
— Вы без того две недели спину не разгибали, — часто моргая, сказал он, глядя в лицо Нейлу. — И, честное слово, просто спасли меня от тихого помешательства. Нет, и не спорьте! Вы дежурили в госпитале два воскресенья подряд, теперь моя очередь!
Пристли был сирота, как, увы, часто случалось в среде чародеев, он учился в одной из общественных школ Мидлхейма, закончив которую по стезе алхимии, поступил в пятый солдатский госпиталь, и, несмотря на то, что он был всего на год старше Нейла, он был уже женат. Молоденькую супругу (госпоже Пристли едва исполнилось восемнадцать) первый помощник мэтра де Берни нежно любил, к тому же, всего пару месяцев назад он впервые стал отцом — и необходимость дневать и ночевать в госпитале угнетала его, едва ли не полностью оторвав от семьи. Стараниями Нейла Пристли впервые за месяц смог провести выходные дома, и благодарен новому соратнику был искренне. Главный алхимик тоже, хоть и совсем по другой причине.
— Не знаю, герцог, чем вас прельстил боевой факультет, — сказал мэтр де Берни, — но, к счастью, по дороге на фронт вы завернули к нам. Как тут не поверить в наследственность?.. Ваш батюшка может гордиться вами, и ваши преподаватели были правы — в алхимии вы знаете толк! Однако так можно и перегореть. Отправляйтесь домой, выспитесь хорошенько и возвращайтесь в пятницу. Дорогой Пристли прав — вы это более чем заслужили.
Как ни отнекивался Нейл, уверяя обоих, что он вовсе не устал и служба ему только в радость, никто не стал его слушать. Пришлось откланяться. Когда он покинул госпиталь, было еще начало пятого вечера, солнце едва село. Нейл пешком прогулялся до Медной улицы, где стоял доходный дом Лусетиуса, свернул в небольшой заснеженный дворик, поднялся на крыльцо и, войдя в теплую, темноватую переднюю, взбежал по лестнице на второй этаж. Его комната находилась в самом конце коридора. Нейл вставил ключ в замок двери под номером тридцать один, повернул и вошел.
Он не обманывал мать, говоря, что здесь «очень прилично». Собственно, потому он и выбрал именно этот дом — Нейлу, как любому другому жителю Мидлхейма, было известно, как серьезно Лусетиус подходит к любому делу, за которое берется. Его заведение на Парковой аллее было лучшим в столице, и остальные ему не уступали. Доходный дом на Медной улице предназначался для постояльцев-магов, и принимал только чистую публику. Комнаты здесь были светлые, просторные, в большинстве из них имелись камины — или как минимум железные печки-«стеногрейки», насекомые жильцам не докучали, а в цокольном этаже были оборудованы баня и прачечная. Кроме того, при желании гость мог воспользоваться услугами кухни. Да, здесь вполне можно было жить, причем даже с комфортом, и Нейл без сожалений отмел предложения других доходных домов, пусть комнаты в них сдавались и подешевле. Жалование у него действительно было не бог весть, но всё же не настолько мизерное, чтобы ютиться где-нибудь на чердаке. А в быту он был неприхотлив — к тому же, обедом его кормили на службе, досыта и совершенно бесплатно…
Войдя и закрыв за собою дверь, Нейл повесил плащ на крюк возле двери и растопил печь. Щелей в стенах в доме Лусетиуса не имелось, но на дворе стоял февраль, и комната с ночи успела остыть. Нейл вскипятил на спиртовке воду, бросил в кружку небольшую щепоть чайных листьев, залил их кипятком и подошел к окну. За стеклом призрачно голубели холодные вечерние сумерки, чуть разбавленные розоватым заревом над крышами. Он ни разу за эти две с лишним недели не возвращался со службы так рано. И пусть уставал не на шутку, но работа его спасала — в лаборатории некогда было думать о сторонних вещах. О доме, о Сандре, о… Нейл опустил голову. Он скучал по отцу. Несмотря ни на что. Даже живя с ним под одной крышей, сидя за одним с ним столом — скучал, как не скучал даже в далекой Бар-Шаббе. Но каждый раз, стоило Нейлу поднять глаза на родителя, перед его мысленным взором вставала рука с гербовой печаткой на безымянном пальце, протягивающая ему белую фарфоровую чашечку, и каждый раз, поднося ко рту ложку или бокал — неважно, с чем — он чувствовал резкий, тошнотворный запах кофе. С той самой ночи, когда Нейл вернулся домой после первого своего дня в госпитале, он ничего не мог ни есть, ни пить за семейным столом. От всего нещадно мутило, кроме вареных яиц — хотя и они уже к концу первой недели такой «диеты» начали вызывать отвращение. И в конечном итоге Нейл понял, что долго он так не протянет.
Конечно, дело было не в еде. И даже не только в отце. Нейл солгал матери о причине их ссоры, но всё же некоторая доля правды в его аргументах о съемном жилье имелась: работа в госпитале была не из легких, раскатывать дважды в день в наемном экипаже впрямь выходило накладно, да и на собственные ноги встать ему было давно пора — Нейл и раньше, бывало, задумывался об этом. Но к окончательному решению его всё же подтолкнуло другое.
Сандра.
Тоненькая фигурка в коричневом форменном мундире, темноволосая голова, склонившаяся к отцовскому плечу, бледное, осунувшееся лицо, закрытые глаза — и прогоревшая свеча на подоконнике. Это видение преследовало его день за днем, ночь за ночью, поднимая в груди волну уже знакомого глухого протеста — как тогда, в Белой усадьбе, когда экономка назвала Итана Эшби его отцом. Это было неправильно. Всё это было неправильно!.. Кадеты Даккарая трое суток под ветром и снегом шли к столице, и всю ту долгую ночь Сандра, едва живая после тяжелого перехода, не смыкала глаз. Она ждала его. А он не пришел. Так не должно было быть!
— И не будет, — вслух сказал Нейл, глядя сквозь стекло в наливающиеся темнотой зимние сумерки. Лицо его из хмурого стало привычно-сосредоточенным. Он задернул портьеры и, отойдя от окна, уселся за стол. Зажег свечу, поставил у левой руки кружку с чаем, правой подвинул к себе учебник, раскрыл, следом раскрыл наполовину исписанную тетрадь и откинул крышку чернильницы. Информации было мало, слишком мало, и до него никто еще не пытался передать звук на расстоянии, но в архивах центральной библиотеки, если хорошенько поискать, всегда можно было что-то найти.
Военный лагерь Райленд был в пятнадцати милях езды от столицы. И окружавшие его прибрежные скалы оказались богаты пещерами — Нейл еще неделю назад облюбовал одну, поближе к холму у подножия лагеря. Ему хватило одной поездки: заранее сверившись с картами и оставив возницу наемного экипажа в деревенском трактире поблизости, Нейл пешком добрался до скал, нашел расщелину покрупнее и, поплутав немного, вышел к небольшой круглой пещере с удобной открытой площадкой — вид с нее на весь Райленд открывался такой, что любо-дорого. Лагерь лежал перед ним, как на ладони. Маг снял ориентиры, вернулся в деревню, оторвал возчика от его кружки и велел ехать назад в Мидлхейм. А ночью вернулся в пещеру воронкой — экипаж ему больше не требовался — и поднял в воздух фантом.
С тех пор каждую ночь белая ворона кружила над лагерем, обходя караулы и драконьи ангары. Невидимая в метели, сливающаяся со снегопадом, она искала — и всё никак не могла найти. Сандра была где-то здесь, в одной из многочисленных длинных казарм, но окна их не горели, а сквозь покрытые морозным узором стекла почти ничего нельзя было разглядеть. Но Нейл не торопился отчаиваться. Кадетов Даккарая не отправили бы в Райленд, если б не готовились использовать их на войне, а значит, в ночные дозоры их, как и других наездников, отправляли наверняка. Рано или поздно Сандра покинет казарму. Ночью. «И я ее всё равно найду, — думал маг, склонившись над тетрадью. — Может быть, даже сегодня… Или завтра… А когда найду — я заставлю этот проклятый фантом говорить, чего бы мне это ни стоило!»
Проснулся Нейл поздно, было уже за полдень. Привычно натянув амулет, он еще с четверть часа повалялся в постели, потом зевнул и откинул в сторону одеяло. Ежась от холода, босиком прошлепал к остывшей печке, развел огонь и поставил на спиртовку чайник. Распахнул плюшевые занавеси на окне. И, увидев раскинувшееся над крышами северной окраины голубое небо, улыбнулся: погода впервые за долгое время стояла отличная. «Все-таки хорошо, что меня вчера из госпиталя вытолкали, — подумал молодой человек, набрасывая домашний халат. — Было бы жаль в такой день до вечера торчать в лаборатории».
Вода закипела. Нейл заварил чай, достал с полки завернутые в полотенце сыр и хлеб и уселся завтракать. Нынешней ночью, памятуя о том что завтра не нужно будет вставать ни свет ни заря, он кружил над лагерем Райленд почти три часа, до полусмерти заледенел в стылой пещере, однако Кассандры так и не увидел. Белая ворона, бесшумно перелетая с крыши на крышу, вглядывалась в лица немногочисленных дозорных, прислушивалась к голосам караульных на стенах, возле ангаров и сторожевых будок, но всё без пользы. Среди этих людей кадета Д’Элтар не было. «Странно, — жуя, подумал Нейл. — Сандра ведь говорила, что старшекурсники ходят в дозоры наравне со всеми! Или это касалось только школы, а в действующем лагере порядки другие?» Он нахмурился и потянулся к кружке. Если так, то дело осложняется. Днем скакать воронкой туда-сюда не представляется возможным, да и в лагере его могут заметить. Конечно, птица она и есть птица, однако… Он качнул головой. Среди бойцов Райленда, в отличие от даккарайской военной школы, наверняка имелись маги. И попасться кому-нибудь из них на глаза Нейлу не улыбалось. Неизвестно, сможет ли кто-то из собратьев по силе распознать в белой вороне фантом, но лучше не рисковать.
«Ничего, — поразмыслив, в конце концов решил Нейл. — Не так много еще прошло времени, может, кадетам просто дали пару недель — привыкнуть к новому месту? Тогда рано или поздно в караулы их ставить начнут». Успокоив себя таким манером, молодой человек допил чай, протер стол от хлебных крошек и вновь бросил взгляд в окно. Потом перевел его на громоздящиеся у стены книги, подумал и тряхнул головой. Для этого еще будет вечер. Не пропадать же такому чудесному дню?.. Нейл вынул кошель, пересчитал его содержимое и удовлетворенно прищурился. Оставалось еще вполне прилично. За комнату он уплатил на два месяца вперед, из остатков своего январского содержания — от последующего он отказался, но возвращать отцу горсть монет, корча из себя принципиального бессребреника, значило попросту его оскорбить. Этого Нейл не хотел. И на нынешний день у него оставалось немало: в курильне на Парковой, конечно, не рассидишься, о салоне свиданий и говорить нечего, но хороший обед уж точно можно себе позволить! «Еще и на пару унций чая, пожалуй, хватит, — с удовольствием подумал молодой человек. — Как раз растяну до конца месяца». Он улыбнулся, ссыпал медь с серебром обратно в кошель, сбросил халат и принялся одеваться.
С наемными экипажами на северной окраине всегда было так себе, однако Нейлу повезло. Не успел он свернуть с Медной улицы на улицу Ткачей, где располагался пятый солдатский госпиталь, как увидел медленно тянущийся вдоль тротуара крытый возок с фонарем на облучке — и, вытянув руку, вскоре уже катил с ветерком в сторону центра. Без сожалений бросив вознице монету, он вышел на Центральной, у главного храма Танора, и прогулочным шагом двинулся в сторону Кленового сквера. Есть он пока не хотел, погода стояла дивная, и приятно было просто пройтись по скрипящему утоптанным снежком тротуару, всей грудью вдыхая свежий морозный воздух. Миновав шумный и многолюдный Шелковый переулок, Нейл прошел вдоль Кипарисовой улицы, прогулялся по Кленовому скверу, поглазел на каток, заполненный гомонящим людом, и повернул обратно. А проходя мимо высокого изящного здания с рядом белых стройных колонн у крыльца, замедлил шаг. Здесь располагалась королевская галерея искусств. Помнится, мама что-то говорила о выставке акварелей — до того, как он заикнулся о своем переезде… «Не зайти ли взглянуть? — подумал Нейл. — Так сказать, вкусить пищи духовной перед плотным обедом?» К живописи, в отличие от герцогини эль Хаарт, ее старший сын относился спокойно, но идея показалась ему недурной. Надо же, в конце концов, хоть изредка расширять кругозор!
Он поднялся по ступеням, заплатил за вход два медяка, сдал плащ в гардеробную и вошел в первый зал. Помянутые акварели как раз все были здесь. Нейл просмотрел их не без любопытства и даже нашел некоторые довольно приятными глазу, однако восторгов у него выставка не вызвала. Поэтому он отправился дальше. Он переходил из одного зала в другой, изредка останавливаясь перед какой-нибудь картиной, и спустя час добрался до последнего зала. Людей в нем почти не было — кроме него, в дальнем углу перед тяжелой золоченой рамой стоял лишь какой-то пожилой господин.
Нейл повернулся к первой от входа картине и непроизвольно вздрогнул: на полотне было изображено бескрайнее, словно взрытое гигантской бороной поле павших. Окутанное красноватыми сумерками у горизонта, дымящееся редкими, казалось, только что погасшими бивачными кострами, оно густо пестрело лежавшими вповалку людьми в перепачканных землей и кровью мундирах. Они были везде — распростертые навзничь, глядящие мертвыми лицами в небо, скорчившиеся у обгорелых остовов обозных телег… В центре картины, на вытоптанной побуревшей траве, лежал офицер в темно-синем мундире. Голова его была запрокинута назад, пальцы правой руки, уже потерявшие цвет и окостеневшие, сжимали обломанное древко копья — а сверху над офицером, низко склонив тяжелую черную башку, возвышался дракон-штурмовик с пустым седлом. Опустив крылья, закрыв глаза, зверь застыл над погибшим наездником черным надгробием, прижавшись мордой к его плечу. Нейл, сам не зная почему, попятился. И, бросив короткий взгляд на медную табличку под рамой («Прощание»), отошел. Увы, следующая картина оказалась немногим лучше. И остальные, что были собраны в последнем зале, тоже — практически все они изображали батальные сцены. Художники были разные. Но с каждого полотна в тусклом блеске застывшего масла на Нейла смотрела война. «Прощание», «Казнь дезертира», «Рассвет над холмами», «Последний полет»… Повсюду здесь была кровь и смерть — совсем как когда-то говорил отец. Герцог эль Хаарт всё это видел своими глазами, а не на картине в галерее искусств, и Нейл только теперь до конца осознал, почему отец так противился его скоропалительному решению. Осознал, глядя на багровые, черные, дымно-серые полотнища, на которых умирали люди и звери, на которых пылал огонь и словно бы запеклась настоящая кровь, а не краска… Нейл бродил по залу, как в полусне, едва ли не целый час. Он давно уже остался здесь один-одинешенек — когда ушел тот пожилой господин, Нейл не заметил. Он переходил от одной картины к другой, отворачиваясь, отступая и вновь возвращаясь, он простоял почти четверть часа перед масштабным полотном, изображавшим Битву Знамен, скользя взглядом по обагренным рассветными лучами, точно кровью, остроконечным скалам и пляшущим на их фоне в смертельном танце драконам, — он не хотел смотреть, но смотрел. По какой-то необъяснимой причине это страшное зрелище завораживало, не отпуская.
Галерею Нейл покинул в только в половине седьмого. Солнце давно село, Мидлхейм окутала стылая чернильная синева, и молодой человек брел в ней, не разбирая дороги, чувствуя слабость в коленях и странный, горячечный зуд в душе. Перед глазами его клубился дым бивачных костров, а в ушах звучал далекий драконий рев, смешанный со звоном стали. Он не раз бывал в королевской галерее искусств с отцом и матерью, но этого зала не видел. «Почему? Этих картин там не было раньше? Или просто родители мне их не показывали? — думал он. — Смешно… Это ведь просто холсты и краска!» Неясный зуд где-то глубоко внутри усилился. Нет, вовсе не «просто», вдруг понял Нейл. И, приостановившись, обернулся назад. Изящное здание с колоннами уже давно исчезло из виду. А картины остались. Особенно та, с черным штурмовиком без наездника — она до сих пор так и стояла у него перед глазами. Оттого, что ее он увидел первой? Или совсем не поэтому?..
Нейл потряс головой, силясь изгнать из памяти пустое седло на драконьей спине. Нет, твердо сказал он сам себе, с Сандрой такого не может случиться. Потому что… потому что не может и всё! «Да и вообще, у нее же не штурмовик, а разведчик», — подумал он, будто это что-то меняло. И, наконец придя в себя, огляделся. Парковая аллея? Во имя Танора, как он здесь очутился? «Похоже, правы были родители, что в тот зал меня не водили, — растерянно подумал он, озираясь по сторонам. — Впечатлился до полной прострации!» Молодой человек сконфуженно почесал кончик носа. И, прищурившись, всмотрелся в конец аллеи, где белел стенами дом Лусетиуса. «Ну, с другой стороны, оно даже и к лучшему, — в конце концов решил Нейл. — Ведь я же всё равно планировал перекусить?» Он улыбнулся, только сейчас поняв, как сильно проголодался. И, запахнув плащ, торопливо заскрипел по утоптанной снежной дорожке к дому с зелеными ставнями.
После рыбного супа и двух ломтей свежего хлеба с паштетом из фазаньей печени, где-то между бараньими ребрышками и брусничным пирогом, Нейл понял, что двухнедельный «пост» не прошел для него даром: он объелся едва ли не до рези в желудке. Попросив себе чаю и осоловело поглядывая в окно, за которым уже совсем стемнело, молодой человек лениво размышлял о том, забрать с собой остатки пирога или все-таки не позориться, когда на стол из-за его спины упала тень.
— Какая встреча, — хмыкнул позади знакомый ехидный голос, и Нейл поймал себя на ощущении, будто он на миг вернулся в прошлое. — Что над тарелкой чахнешь, эль Хаарт? После госпитальных харчей человеческая еда в горло не лезет?..
— И тебе добрый вечер, Фаиз, — отозвался Нейл, поворачиваясь. Ан Фарайя отодвинул стул, уселся напротив — само собой, как всегда не спросив разрешения, — и жестом руки подозвал подавальщика. Спустя пару секунд тот материализовался у стола.
— Чего изволите? — почтительно кланяясь, уточнил он.
— Кофе, — бросил алмарец, даже не взглянув в его сторону. — Черный.
Нейл поморщился. При одном слове «кофе» его замутило. А теперь придется эту гадость еще и нюхать — от Фаиза так просто не отделаешься. «Да и встать я в ближайшие четверть часа вряд ли смогу, — вынужденно признал он. — Плохо без Зигги и его домашних обедов — какая-никакая, а тренировка». Он покосился на едва тронутый брусничный пирог и вздохнул. От Фаиза это не укрылось.
— Жадность обуяла? — проницательно фыркнул он. Нейл кисло кивнул. — Смотри, эль Хаарт, как бы тебе де Шелоу в талии не перегнать с таким-то аппетитом!
— Не волнуйся, не перегоню. На мое жалование особо не разгуляешься.
— Так выбрал бы место попроще, где-нибудь в этих своих трущобах… Или по хорошей жизни соскучился?
Нейл отодвинул в сторону тарелку с пирогом.
— Ну что ты, — сказал он преувеличенно серьезно. — Исключительно по тебе.
Алмарец расхохотался.
— Слышал бы это Рексфорд, — весело блестя глазами, отозвался он. И взяв в руки принесенную подавальщиком чашечку, сделал глоток. — Но увы, увы! Ты куда пропал, эль Хаарт? В курильне тебя уже который день не видно.
— С курильней придется пока подождать. До марта, а то и до апреля — демоны его знают, как долго придется вступать во права наследования.
— Наследования? Когда это первый алхимик душу Танору отдать успел?
Нейл поперхнулся чаем.
— Сплюнь! — откашлявшись, сердито прохрипел он. — С ума ты сошел, что ли? Я чуть насмерть не подавился!
— Зато проснулся, — без тени смущения заявил тот. — Так что за наследство-то, эль Хаарт?
— От дальнего родственника… по материнской линии.
— Вот как. И любящий папочка сразу отлучил тебя от семейного капитала?
— А тебе что за дело? Поиздержался, Фаиз, одолжиться хотел на пару монет?
Нейл посмотрел на алмарца смеющимся взглядом. Ан Фарайя скептически хмыкнул.
— Расслабься, — протянул он, — никто на твои трудовые гроши зубы не точит. Пойдем наверх. Так уж и быть, заплачу за двоих разок! Рексфорд в последнее время в курильню и носа не кажет, надоело дымить, глядя в стену.
Нейл понимающе склонил голову набок:
— Что, совсем скучно, Фаиз?
— Да хоть вешайся. С утра до вечера одни эти проклятые конверты…
— …а отыграться не на ком? — со смешком закончил Нейл. — Сочувствую. Но все-таки поберегу и твои «трудовые гроши» — не люблю долгов, знаешь ли.
Ан Фарайя задумчиво шевельнул бровью. Потом в два глотка прикончил кофе и встал:
— Ясно. Ну, тогда бери свои объедки да поехали.
— Куда?..
— Ко мне. Чаем не богат, но шаашир у меня найдется. В нарр ты, надеюсь, играть умеешь?
— Умею, — медленно сказал Нейл. — Но, честно говоря, Фаиз…
— Поджилки затряслись? — осклабился тот, вздернув брови. — Не дрейфь, святоша! Сегодня я добрый. Поехали, говорю, хватит ломаться.
Нейл бросил задумчивый взгляд на подсохший пирог. Если отказаться и сейчас отправиться домой, то на переполненный желудок его точно потянет в сон, а это чревато. Так можно и ночной полет проспать. Зато в компании ан Фарайя, при всей ее сомнительной приятности, уж точно не расслабишься. Молодой человек заколебался. И обронил наконец, покосившись в темноту за окном:
— С одним из ваших я уже как-то поехал.
Фаиз высокомерно прищурился:
— Меня равняют с какой-то крысой? — прохладным голосом осведомился он.
— О нет, — сказал Нейл. — Ты не крыса, Фаиз. Ты куда как опаснее.
Алмарец широко улыбнулся, словно бы даже гордясь этим обстоятельством.
— Трус ты, эль Хаарт, — помолчав, сказал он.
— Не без этого, — согласно кивнул тот, доставая кошель. Бросил на стол несколько монет и, вынув платок, завернул в него брусничный пирог. — А еще известный дурак, которого жизнь ничему не учит. Шаашир, говоришь?.. Ладно. Поехали.
Улыбка Фаиза стала шире. Прибавив к монетам Нейла одну свою, за кофе, он кивнул в сторону двери:
— Тут рядом, на Персиковой. Ехать минуты три…
Приказ номера Второго, касавшийся отслеживания всех передвижений сына первого алхимика, исполнялось неукоснительно. Трижды в день Райану доставляли отчеты — по большей части однотипные и не вызывающие особого интереса, но это, в сущности, было как раз хорошо. Нейлар эль Хаарт служил себе в своем госпитале, являясь туда к десяти утра и уходя в половине девятого, по сомнительным местам не шатался и ненужных знакомств не заводил — правда, учитывая Фаиза ан Фарайя, всё время маячащего где-то поблизости, радоваться тут было особо нечему… Второго февраля сын магистра алхимии снял комнату в доме Лусетиуса, на северной окраине, а четвертого переехал туда с вещами. По какой причине — Райан не знал, но ему это не понравилось.
Правда, нынешний вечерний отчет, что принес ему номер Пятнадцатый, понравился еще меньше.
— Затащил таки в свою нору, змея подколодная, — пасмурно обронил номер Второй. — И сто к одному, эль Хаарт не особенно упирался. Так?
Пятнадцатый неопределенно шевельнул плечом.
— Так да не так, — отозвался он. — В гости объект не слишком рвался, однако уговаривать его долго не пришлось.
— То есть, — нахмурился Райан, — ан Фарайя его уговаривал?
— Не то чтобы очень настойчиво, но в целом да.
— Замечательно…
Номер Второй бросил мрачный взгляд на только что просмотренные отчеты. В них сообщалось, что объект слежки покинул доходный дом около часу дня, после чего отправился в экипаже на Центральную улицу, где вышел и еще часа полтора гулял без всякой цели. Примерно в три часа пополудни объект вошел в королевскую галерею искусств, где пробыл до половины седьмого. Покинув галерею, он пешком отправился на Парковую аллею, в трактир Лусетиуса, заказал обед — и спустя еще около часа в компании Фаиза ан Фарайя отбыл на Персиковую улицу. В одном из служебных флигелей позади алмарского дипломатического корпуса он провел без малого три часа. А покинув его, прямо от ворот взял наемный экипаж и вернулся на северную окраину. Один. «И то слава богам, — терзаясь дурными предчувствиями, подумал Райан. — Хотя, зная Фаиза, это теперь дело времени — в доходный дом он скоро тоже дорожку протопчет. Вот же сволочь хитрая! Как он этого праведника так быстро в оборот взял? И чем они там занимались целых три часа?»
— Кто вел объект от Парковой? Ты? — спросил он, поднимая взгляд на соратника. Номер Пятнадцатый кивнул. — К флигелю не удалось подобраться?
— Пытался, да где там! Ты же знаешь восток, Второй, вокруг дипкорпуса охраны в три ряда. И ограда. Флигели же на территории. Но если очень надо, в следующий раз можно рискнуть.
— «В следующий раз»? Они что, о новой встрече условились?
— Этого не скажу, как прощались, не видел, — протянул буревестник. — Эль Хаарт один вышел. Но уж больно вид у него был довольный — и анисом с яблоками от него несло за двадцать локтей.
Райан крякнул. Анис и зеленое яблоко были любимой добавкой Нейла в смесь для шаашира — о чем Фаизу, конечно, тоже было известно. «Подготовился, сволочь, — мелькнуло в голове. — Знал, что пригодится! Нет, пора разгонять этот тандем, пока они друг к другу с визитами по три раза на дню ездить не начали».
— Почему эль Хаарт сегодня не был на службе? — всё еще хмурясь, спросил номер Второй. Соратник развел руками:
— Вроде бы выходной.
— А завтра?..
— Не могу знать. Но, полагаю, спать до полудня ему уже никто не даст — в пятый солдатский три телеги раненых утром привезли.
— Угу…
Райан Рексфорд удовлетворенно прищурился. «Значит, подкараулю этого перебежчика завтра прямо у госпиталя, — решил он. — Я как раз в ночь, часа два у меня будет. Заодно и узнаю, с чего вдруг эль Хаарту родной дом тесен стал». Номер Второй кивнул головой в такт своим мыслям и выпрямился.
— Отчеты прибери, — велел он Пятнадцатому. — И заступай. Девятый тебя сменит утром…
Райан хотел еще что-то добавить, но в этот момент за их спинами послышалось знакомое глухое шипение раскрывающейся воронки. Оба буревестника как по команде повернули головы: номер Пятнадцатый последним прибыл на дежурство в тайном лазе, больше никого не ждали. Райан, сдвинув брови, одним движением поднялся со стула.
— Восьмой! — позвал он, вскинув голову к тонущей во мраке верхней площадке лестницы и краем глаза следя за растущим из пола смерчем. — Первый не собирался заглянуть?
— Да вроде нет, — долетело из темноты.
— Тогда спускайся, у нас гости.
Он кивнул Пятнадцатому и оба вскинули руки, материализуя щиты. По каменным ступеням торопливо застучали подковки сапог. А спустя еще пару мгновений из воронки в центр круглой комнаты с тремя дверями шагнул номер Шестой. Райан Рексфорд медленно опустил щит.
— Что… — начал он, делая шаг вперед, и умолк. Лицо у Шестого было строгое и сосредоточенное.
— Второй, — сказал он, коротко кивнув соратникам. — Пойдешь со мной. Приказ Первого.
Кивнув Пятнадцатому и сбежавшему с лестницы Восьмому, он протянул руку. Райан с готовностью шагнул вперед. Остальные два буревестника молча, настороженно переглянулись. Нежданный гость обхватил пальцами запястье Райана Рексфорда и свободной ладонью вывел в воздухе мягкий треугольник, вновь открывая воронку. Райан придвинулся ближе, чтоб ненароком не выпасть за контур.
— Запад? — коротко спросил он, когда вихрящийся сизый смерч окутал их обоих с головы до ног. Шестой кивнул:
— Да. Четверть часа назад Данзар вошел в бухту Сирен…