На этот раз — никакого Стурши в проводники: перед Ромигой завертелся чёрный вихрь портала. Нав шагнул туда, а вышел на ровном заснеженном пространстве, где они с Онгой спорили на клинках. Поединок случился ночью, сейчас — вечер перед закатом. А портал-то дальний, как бы не межконтинентальный… Ну, чего бы, правда, ни сорить энергией, сидя задницей на Источнике? Да хоть на месте выхода силы! Даже странно: когда Онга явился на поединок, Ромига не ощутил всплеска от портала.
Нав постоял над местом, где был ранен, сжимая и разжимая кулак, складывая пальцы в позиции для разных арканов. Рука, правда, как новая, будто ничего не было. А здесь тонкий снежок едва припорошил кровавый след. И комбинезон надо чинить: с ним-то Онга не стал возиться, просто отдал Ромиге кусок рукава. Ладно, это уже совсем ерундовая забота… Нет времени переваривать происшедшее, потому что ещё ничего не кончилось!
Ромига без особой надежды позвал Латиру: тот не ответил. А Вильяру не стал звать, решил сразу увидеть. Прочувствовать и осознать, наконец, как он воспринимает её после песни разделения? Колдунья разорвала магические узы, но не забрала всего, что подарила кузнецову найдёнышу. Песнь понимания необратима, это хорошо. Но насколько чуждым, отталкивающим покажется теперь наву облик, повадка, аура голки? Да в каком состоянии он Вильяру застанет, в конце-то концов? В прошлый раз ведь была совсем плоха!
Он лез в Латирино логово в спешке и тревоге, а обнаружил внутри, ну прямо-таки, идиллию. Вильяра и Стурши расстелили на полу шкуры, разложили доску и азартно резались в камушки. Выглядела мудрая здоровой, двигалась точно и шустро. Кажется, она выигрывала, но с небольшим отрывом, и до конца партии было далеко.
В очаге рассыпчато мерцали угли, в котелке побулькивало, доходя до готовности, какое-то варево: судя по запаху, без опасных незнакомых травок.
— Да укрепится кровля дома сего! Тёплого вечера вам и мирного ночлега! — с облегчением приветствовал Ромига двух голки, которых меньше всего ожидал увидеть вместе. — Не ждали?
— Ждали, — отозвались они в один голос. — Отряхни снег дорог своих и входи. Тёплого вечера и мирного ночлега!
Вильяра ссыпала камушки в кошель, сложила доску:
— Стурши, доиграем потом. Ужинать! Нимрин, мы ждали тебя ужинать.
Ромига смотрел на неё, слушал глубокий грудной голос и тихо радовался, что реакции отторжения — нет. Бешеного влечения, впрочем, тоже, и хвала Спящему! Довольно того, как до сих пор ведёт его на Онгу: даже гнев на насильника гаснет перед его несносным обаянием! Камень… Как бы отодрать Онгу от этого щурова булыжника? Или булыжник от Онги? Мысли — по кругу, желания спутаны…
А Вильяра, на правах хозяйки, отогнула шкуры, освобождая место под котелок. Ловко сняла его с углей вместе с таганом, установила на полу поровнее. Взяла ложку себе, вторую вручила Ромиге.
Стурши вытащил свою ложку из-за голенища: он не разулся у входа в дом, и куртка лежала рядом, небрежно свёрнутая. Привычка беззаконника, всегда готового к мгновенному бегству? Ромига с интересом разглядывал своего несостоявшегося убийцу, тот разглядывал Ромигу. Озорно ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками, чуть подмигнул.
Если бы Стурши хоть единым словом, хоть безмолвной речью намекнул на происшедшее между двумя навами, Ромига сорвал бы на нём злость, не думая о последствиях. Но Стурши благоразумно промолчал. Или попросту не любопытствовал, как развлекается его Повелитель?
Ужинали молча. Ромигу потряхивало, каша из каких-то зёрен и мелко настроганного мяса не лезла в горло. Отбить у нава аппетит — асур знает, что такое! Вильяра смотрела, как он ест, с явным беспокойством. Не удержалась, спросила.
«Нимрин, я видела твою кровь на снегу. Ты выглядишь сильно потрёпанным. Ты здоров ли?»
«Сейчас — да. Онга поранил, Онга вылечил. Лучше посмотри, есть ли на мне какие-нибудь чары?»
«Ты мечен тенями, Нимрин. Больше, чем всегда. У тебя даже теневой корешок наметился. Тоненький, слабый, но не пристало живому таскать за собой такое.»
«А я, точно, живой?»
«Точно. Мне есть, с чем сравнивать, рядом сидит несомненная Тень.»
«Откуда тут взялся Стурши?»
«Он прятался на изнанке сна, я его выманила. Вернее, сначала я попыталась его прогнать, но я не превозмогла приказ Повелителя Теней. Онга велел Стурши стеречь меня, пока ты в отлучке. А раз Тень всё равно где-то поблизости, то лучше пусть он будет на виду. Мы с ним нашли, о чём поболтать: о Наритьярах, о Вильгрине, моём единоутробном братце, о Латире мудром и его делах на ярмарке, о других посвящённых. Стурши наблюдателен и сметлив, он открыл мне глаза на многое, до чего я сама прежде не додумалась.»
«Стурши знает, где Латира?»
«Нет. Он стережёт тебя и меня. Повелитель Теней запретил ему отвлекаться на поиски.»
***
Мудрый Латира вышел с изнанки сна совсем не там и не так, как собирался. Тяжкая одурь отпускала сознание неохотно. Тело горько жаловалось на ремни, впившиеся в запястья и щиколотки, натянутые немилосердно, на разрыв мышц.
Мудрый сразу догадался, что будет дальше: с алтаря-камня в Доме Теней не сходят живыми. По крайнем мере, до сего дня живым не сходил никто, рождённый на Голкья… Ох, недаром малая нагадала своему временному наставнику «дичь в котле». Ох, недаром!
Жутко, до дрожи! Был ли у мудрого Латиры другой путь? Он искал, до последнего, и не нашёл.
Пещерный мрак столь непрогляден, что глаза в нём слепы, а колдовское зрение отказало. Латира увидит кое-что, когда его начнут приносить в жертву, но пока он может полагаться лишь на осязание и слух. Судя по звукам, он тут один. Странно, что вопреки ритуалу, его привязали одетым-обутым. Или он провалился в ловушку, а ловец пока не пришёл за добычей? Похоже. Выскользнуть из сапог, освободить хотя бы ноги! С обычными ремнями получилось бы, зачарованные не отпускают. Глупо надеяться, ещё глупее — не пытаться…
Латира не сразу заметил, что за его мучительной, бесполезной вознёй наблюдают не только извечные обитатели Дома Теней. На пределе слышимости померещилось чьё-то лёгкое, размеренное дыхание, потом непроглядный мрак приоткрыл два глаза, два жёлтых огня. Так вот какой ловец явился проверить ловушку: Иули! Но кто из них?
Огни приблизились вплотную, жёсткие руки бесцеремонно ощупали добычу, сдёрнули пояс и отбросили куда-то в сторону.
— Иули, не смей! — воскликнул мудрый. — Тебе этого не простят, не спустят. Ты умрёшь, и все такие, как ты!
Мудрый не рассчитывал напугать ловца: тот наверняка уже всё решил и знает, что делает. Латира лишь надеялся на ответ, чтобы напоследок опознать голос. Если Повелитель воплотит Тень, и оставит ей хоть немного прежней воли и разума, это может быть полезно. Но с «дичью в котле» не разговаривают.
Иули старательно обыскал карманы своей добычи, потом легко сжал пальцами виски мудрого, и Латира, наконец, услышал его.
— Эльяр алдык, урган кектоай, — чётко, медленно выговорил незнакомый голос, и эхо заметалось по пещере вспугнутой кричавкой. — Урум цитай…
***
Вильяра с тревогой смотрела, как Нимрин, толком не насытившись, откладывает ложку. Пусть, она разорвала их связь и не чувствует его, как прежде. Однако даже со стороны она видит, понимает достаточно, чтобы злиться на Иули Онгу. Сама Вильяра возвращались такой прибитой из круга, из-под Наритьяры Старшего. Она видела, как это происходило с другими. И Стурши своей болтовнёй живо ей напомнил…
Стурши много любопытного рассказал, однако хочется уже выставить его вон — а никак! Всё равно будет болтаться на изнанке сна, подслушивать-подглядывать, доносить своему Повелителю. Не побеседуешь с Нимрином вслух наедине. А переговариваться по-купечески трудно: надо держать и лицо, и внимание. Нет, кое-что мудрая с Нимрином всё-таки обсудила. Но ни его дел с Онгой, ни перипетий в Совете Мудрых даже касаться не стала.
А Нимрин расслабился в тепле и уюте логова: сразу после трапезы забрался на лежанку и попросил без нужды не будить.
***
Ромига уснул — и сразу забыл о холодном мире Голкья. Он бродил по большому, яркому городу под непривычно белым небом. Он вроде бы кого-то искал, но не помнил ни имени, ни лица, ни ауры того, кого ему следует найти. Напрочь позабыл, зачем ищет? Не понимал, что будет делать, если поиски вдруг увенчаются успехом? Но остановиться не мог, шагал, как заведённый, по узорчатым мостовым, тщетно вглядываясь в лица прохожих.
Они были очень разными: в этом городе, насквозь пронизанном незнакомой магией, перемешались крови нескольких семей. Жители слегка шарахались от пришельца в необычной одежде, и он, присмотревшись к местной моде, набросил морок. Обращать внимание сразу перестали, и ему стало совсем тоскливо. Будто он — пустое место. Зеркало, из которого сбежало отражение. Призрак, глядящий в собственную могилу: разрытую и ограбленную. Стрела, потерявшая цель.
Заполнить пустоту — нечем. Невозможно утолить тоску: лишь сгинуть вместе с нею, перестать быть… А вообще-то, именно для этого он здесь и бродит, для этого ищет! Как только найдёт, некто искомый заберёт его целиком. Но где искать? Даже безмолвной речью не позовёшь того, кого ни разу не видел в лицо…
Щипок за ухо, окрик:
— Эй, Нимрин, ты куда!? Ты же не умел ходить изнанкой сна!?
Запахи шкур, дыма, еды со специями. Тяжесть собственного тела… И снова острая, обидная боль.
— Вильяра, я здесь. Прекрати драть меня за уши!
— А ты не спи, а то щуры уведут! — голос Стурши где-то рядом.
Ромига приоткрыл глаза — ощущение пустоты отступило. Ему всего-навсего приснился тоскливый кошмар… Или?
— Не щуры, а душекрад твой, — мрачно уточнила Вильяра. — Ты же направился прямиком к нему в пасть! Поблагодари Стурши, что он заметил. Я-то едва не прокараулила! Сейчас я тебя научу… Напомню тебе все обережные песни! И чтобы ты без них больше ни на мгновение глаз не смыкал!