И хищных зверей могу не страшиться.
А коль помирать бы время пришло,
Залезу под дерево или в дупло,
Укроюсь листвой, медведю подобно,
И вырежу сам на коре подробно:
"Лежит здесь Пер Гюнт. Нет парня славней,
Он был в этом мире царем зверей".
Царем?
(Усмехаясь.)
Пошутить ты не прочь, как встарь.
Да ты же ведь луковица, а не царь.
Очищу тебя и взгляну, что внутри.
Уж ты, дорогой мой Пер, не ори.
(Берет луковицу и начинает снимать с нее оболочки.)
Итак, перед нами верхний слой:
Потерпевший крушенье в воде под скалой.
А вот пассажир на судне плывет
Еще Пером Гюнтом слегка отдает.
Еще один слой, в нем вовсе нет сока
Пер в поисках злата бьется жестоко.
А этот хоть груб, но сам еле жив:
Охотник идет на Гудсонов залив,
Дальше как будто корона... Прочь!
Об этом мне вспоминать невмочь.
Вот археолог, тонкий, но прочный,
А вот и пророк, мясистый и сочный,
Так от него разит враньем,
Что у честных людей катят слезы ручьем.
А дальше - совсем легкая кожица,
Как жизнь того, чье богатство множится,
И вялая, в пятнах темного цвета,
Бог знает, негры иль пасторы это.
(Срывая несколько слоев сразу.)
Да здесь их без счета, - но кончить пора:
Когда ж наконец доберусь до нутра?
(Разламывая луковицу.)
Черт подери! Внутри ни кусочка.
Что же осталось? Одна оболочка.
Природа весьма остроумна.
(Бросая остатки луковицы.)
Разом
Всего не осмыслит бедный наш разум!
Но раз я ни с чем то, по крайней мере,
Мне не страшны никакие потери.
(Почесывая в затылке.)
Странное дело! Как говорится,
Волка сытей бывает лисица,
Но чуть уподобиться ей решился,
Как в ту же минуту всего лишился.