Итак, он сидел безутешным на табуретке, разбирая по слогам какой-то пленум, и больше всего нуждался в человеке, чьими устами можно было бы пить мед. Аркадий в его глазах таким человеком не выглядел и неожиданно оказался, потому что имел новой информации с ложку дегтя, но Василий Панкратьевич и ей обрадовался. Когда Аркадий честно рассказал о последней встрече с Победой, Чугунов рассвирепел: — Значит, этот Чекрыжников напоил мою дочь! Ну, зараза в звездочках! Когда Аркадий сказал, что чуть морду ему не набил, Чугунов ответил: — Ну и набил бы. Это Кустыму нельзя: его могут из партии попереть, а тебе чего бояться.
Когда Аркадий сказал, что не всякому действию полезно противодействие, Чугунов засмеялся:
— Скажи еще, что количество не всегда перерастает в качество! Ты в школу-то ходил?
Тогда Аркадий вспомнил рассказ Победы о том, что прикосновением к красному знамени первый секретарь исцеляет оппортунистические взгляды у подчиненных, и решил не спорить.
— Но Кустыму я точно морду набью, если с Победой увижу, — сказал Аркадий.
— Ты сначала дочку найди, бандит, — вспомнил Чугунов.
— Найду где-нибудь.
— А может, она у тебя прячется? — спросил Чугунов.
— Тогда бы я к вам не пришел.
— А может, ты пришел намекнуть, что Вероника с тобой и чтоб мы зря не волновались.
— Надо искать Победу, — сказал Аркадий. — Я поеду назад и буду спрашивать о ней на всех промежуточных станциях.
— А может, поехать с тобой? — подумал Чугунов. — А то вы опять устроите рай в шалаше, а мне перед Кустымом оправдываться.
— Оправдаетесь как-нибудь. — Аркадий давно усвоил правило: если хочешь, чтобы все было по-твоему, надо это все делать самому, — поэтому и отказался от компании.
— Победа больше года моя гражданская жена, — сказал он. — Я люблю ее.
— Ну и что? — спросил Чугунов. — Тракторович ее тоже боготворит.
— Мы любим друг друга бескорыстно, — продолжал Аркадий. — Это называется агапе.
— Можно подумать, Вероника с Кустымом платят друг другу деньгами! — удивился Чугунов.
— Что? — спросил Аркадий. — Что вы этим хотите сказать?
— Поезжай, поезжай, солдатик, — сказал Чугунов, подталкивая Аркадия к двери. — Я тут сам с женихами разберусь.
«Нет, — подумал Василий Панкратьевич, возвращаясь на табуретку, — ты, парень, не тот, за кого себя выдаешь. Может, ты — китайский разведчик?» — и еще раз перечитал телеграмму Червивина: «Сижу котельной беспомощный тчк спасите».
— Ну и сиди! — решил за него Чугунов…
А Аркадий перед отъездом зашел к Макару Евграфовичу, который в этот момент представлялся не человеком, а аппаратом для извержения соплей, и лежал под одеялом голодный.
— Что же, некому в магазин сходить? — спросил Аркадий.
— Мне — некому, — ответил глубокий старик. — Но у коммунальных квартир есть другое преимущество: в них редко грабят.
Аркадий сходил за продуктами через дорогу, и больному после еды полегчало. Аркадий сбегал за лекарствами на соседнюю улицу, и больной, капнув в нос, почти поправился. Аркадий распахнул окно, чтобы сквозняком выгнать микробов, и больной тотчас выздоровел.
— Как всякий хороший человек вы подобны малораспространенной болезни, — сказал глубокий старик. — Но пельмени я есть не буду: от них во рту щекотно.
— Я подобен тимуровцу-переростку, — согласился Аркадий.
— Ну как там, в армии? — спросил Макар Евграфович.
— Отдых, — ответил Аркадий. — Все заботы кончаются одним днем, и голова по ночам не болит от мыслей.
— А у меня трещит сутками, — сказал глубокий старик, вертя в руках консервную банку. — Ну какой, черт возьми, смысл писать срок хранения продукта и не ставить дату производства?! Типичный бандитизм социалистического воспроизводства!!!
«Ну, началось…» — подумал юноша.
Аркадий покинул глубокого старика под утро и на вокзале сел в поезд. На каждой крупной станции он спрашивал всех подряд о девушке, похожей на него всем, и о негре, ничем на него не похожем. Хорошие люди их не видели, а плохие тоже не видели, но подшучивали над Аркадием по-разному, чаще по-глупому.
На восьмой день побывки Аркадий добрался до Куросмыслова и встретил на перроне Чекрыжникова, который копаться в носу предпочитал остальным мирским утехам, и только, когда оба указательных пальца его оказывались поломаны от чрезмерного ковырянья, он обращал себя к вину, женщинам и телевизору. Но пока что пальцы были целы, а нос чист, и капитан бродил в поисках вина и женщин. Тут же Аркадий встретил московского знакомого, который приехал уничтожать огрехи в социалистической экономике Куросмыслова и который открыл Аркадию глаза на судьбу любимой. Юноша позвонил в Москву и спросил:
— Победа не объявилась?
— Звоните в зоопарк, — ответила домработница…
Начальник отдела снабжения Ерофей Юрьевич Чищенный еще раз перечитал бумажку, брошенную секретаршей на стол, дважды издал звук подавленного «ха-ха» и схватился за пучок волос на затылке.
Бумажка была подброшена такого содержания:
«…Сообщаем, что в текущем году зоопарку дополнительно выделены следующие фонды: НАИМЕНОВАНИЕ — участники; КОЛИЧЕСТВО — 15 койко-мест; ПОКВАРТАЛЬНО — самовывоз из наличия».
В углу застыла косая виза директора: «Чищенному! К немедленному исполнению».
С бумажкой в руке Ерофей Юрьевич пошел в отдел закупки животных, приветствуя по дороге подопечных соответствующими их породе звуками.
— Это не по вашей части? — спросил он в отделе.
— Нет, — ответили ему, — мы никаких участников не заказывали. Да и нет таких зверей-то.
— А вы поройтесь в справочниках, — попросил Чищенный. — Есть же птица-секретарь, глядишь, и какая-нибудь лягушка-участница найдется. Есть у вас «Красная книга»?
— Это чья-то шутка, — ответили ему так, словно боялись, что он собственную работу свалит на других.
— Нет, — настаивал Чищенный, — это официальная бумага: «Койко-места», «невыборка фондов грозит»… Писал профессионал…
У него отобрали на время бумажку и, терзая ее, посоветовали не ломать голову.
— Тут же номер стоит, и телефон стоит, и исполнитель указан. Запятой вот только не хватает. И мозгов у того, кто писал.
Ерофей Юрьевич сказал: «Черт!» — и вернулся к себе все еще в игривом настроении.
В кабинете уже ждал Леня-Юра и шустро тасовал накладные. Чищенный и ему сунул бумажку под нос.