Тупое сидение в коридорах выматывает похлеще интенсивного допроса — непонятно, чего ждешь, неизвестно, сколько еще ждать, и ради чего.
Риту в соцсетях нашли сразу, но ответа от нее нет. Джа с девчонками устроили кибератаку со всех аккаунтов, в конце концов распределили между собой соцсети и всякий раз, когда возле имени Риты загорается индикатор онлайна, разговоры стихают, переходят в пляски пальцев по экрану. Тоже без толку.
От неопределенности Джен сходит с ума. Им так долго удавалось избегать внимания органов, что не верится в само существование этого огромного неповоротливого монстра. Мрачное серое здание, в котором их маринуют в жаре и запахе пота от скованных кителями подмышек, похоже на брюхо. Этот коридор, выкрашенный на полтора метра от пола грязно-голубой краской, эти черные металлические стулья с ободранными, засаленными сиденьями, эти снующие туда-сюда люди в форме, которые способны говорить человеческим языком только между собой, а на его вопросы лают: «Ждите». Все напоминает желудочно-кишечный тракт. И узкое грязное окно в конце коридора сияет солнечным светом как единственный выход, естественно, через задницу.
— Мне уже хочется кого-нибудь убить, только чтобы сдвинуться с места, — говорит Джен Романову.
Аристократ взмок в дорогом костюме, уже выкурил с приезда в участок почти целую пачку и не меньше Джена зол на систему.
— Мне тоже.
В коридорном заключении Алекс приходится хуже всех. От неопределенности ее ломает, как наркомана в карцере. Прошагав стометровку вдоль кабинетов, она устроила марафон по этажам, возвращаясь с подробными историями обворованных, оболганных и изнасилованных узников бюрократии, вынужденных по соседству ждать с моря погоды.
— А легко обмануть полиграф? — спрашивает Савва, вынырнув из онлайн-переписок.
Алекс задумывается, будто ищет информацию по внутреннему каталогу.
— Это достаточно сложно. Современные полиграфы считывают дыхание, сокращения мышц, активность нервной системы. Даже если накачаться таблетками перед тестом, заторможенность тебя выдаст с потрохами. Ты решила кого-то…?
— Не я, — Олька тарабанит пальцами по экрану. — Охранник из цеха.
— Я чего-то не знаю? — напрягся Романов. — Какой еще охранник?
— Это дело «Эквитас». Забей, не грей голову.
Джен вспоминает странные акты вандализма и хватается за возможность переключить голову на другой канал.
— Так что там с колодками? Нашли диверсанта?
— Там цирк дю Солей, — разводит руками Олька. Оглядывается по сторонам нет ли лишних ушей в погонах, продолжает, снизив тон до шепота и заставив всю банду скучковаться плотнее: — Помните, рассказывала про нашу видеокамеру в одном из цехов?
— Ну, — отзывается Джа.
Макс гудит: «Нет», но Алекс останавливает его, мол потом расскажу, не мешай.
— Так вот, мы нашли того охранника, который среди ночи променад за территорию совершал. Прижали. А он упирается, мол, спал младенцем, ничего не знаю, меня подставили под монастырь. Мы его за полиграф посадили — тот же сюжет. В итоге, вместо того, чтобы принести его ментам в подарочной коробке с бантиком, нам пришлось его отпустить, еще и денег заплатить, чтобы язык проглотил, не подавившись.
— И что теперь? — спрашивает Алекс, устраиваясь на коленях Макса.
— Будем следить дальше. Надо с поличным поймать вредителя. Здесь, в Икстерске, тоже завтра камеру смонтировать должны. Может, повезет выловить местного. Если не затаится после облавы под Воронежем.
— Я одного понять не могу всю свою жизнь, — говорит Романов с горечью, — почему людям не живется спокойно?
— Потому что «покой» и «жизнь» — слова антонимы, — отвечает Савва и, встав с жесткого стула, потягивается всем позвоночником. — Пойдем, покурим. А то я скоро прорасту здесь. В бетон. Как памятник задверного ждуна.
Ближе к вечеру в сеть просочились дурные новости: парней откопали, никто не выжил. Даже громила Толик поймал хитрый осколок на крепкий череп. Монолит сложился аккуратно внутрь, будто был подорван в самом центре конструкции. Само собой понабежало экспертов, ищут виновных. Одно хорошо — всю любовь журналистов принял на себя гвардеец, остальным повезло улизнуть.
Домой вернулись разбитые и голодные. Макс первым оккупировал душ. Остальные расселись на матах в спортзале, выставили прямо на пол купленные по дороге ведра жаренной курицы.
Джа, жуя, генерирует по одной теории в четверть часа, доходя до абсурда.
— А почему нет? Эта шарообразная штука, которая из уха выкатилась, вполне может быть маячком. А из чего она сделана? Она же рассыпалась. На молекулы разложилась. От контакта с человеческой кожей. А потому что сам материал — не отсюда.
— Он был внутри Паши, — напоминает Джен. — Там тоже человеческая кожа.
— Кожа — это то, что снаружи человека, а не внутри. Ну ладно, даже если дело не в теле. Может, его дистанционно уничтожили? Если это действительно передатчик, на который приходит сигнал, они могли его запрограммировать на разрушение по команде. Опять же, как они эти передатчики отправили на Землю и как внедрили?
— Джа, ну ты всерьез думаешь, что это инопланетяне? Серьезно?
— А ты думаешь, мы одни во Вселенной?
— Нет, но пока они до нас доберутся, мы сами себя угробим.
— Вообще-то, — робко подает голос Алекс, — Сделать из человека беспилотник пытались еще в 70–х. Я натыкалась на описания опытов, которые проводили, кажется, британцы. Они пытались подключиться к зрительному анализатору человека и считать с него сигналы.
— Смогли?
— Не знаю. Записки кончились на том, что они искали материал с определенными свойствами. Все, что есть в таблице Менделеева не подошло. Может, они в итоге что-то синтезировали?
— А где ты читала это? — спрашивает Джен. От острой панировки язык не чувствует вкуса, но сытость еще далеко, и Джен молотит одно куриное крыло за другим, как не в себя.
— За Олькиным компом в какую-то базу залезла. Год назад или полтора. Оль, у тебя на рабочем столе ярлык такой был в виде крыльев, что это? Оль? Ты с нами?
Савва вздрогнула. Вытянула поджатые под себя ноги.
— Да, я вернулась на пятую планету от Солнца, извини.
— Сколько лет мы знакомы?
— Чего?
— Сколько лет мы с тобой знакомы?
— С третьего класса, ты тогда была брюнеткой.
— Кто был брюнеткой? — Макс вышел из ванной, яростно ероша полотенцем волосы.
— Жена твоя будущая, — Савва вскакивает с мата, разминает ноги. — Проверяет, не вселился ли в меня инопланетный демон. Ярлык с крыльями — это личная библиотека Падре. Что-то вроде нашего Викиликс. Можно я пойду в душ следующей?
— Иди, я принесу полотенце, — говорит Джа.
У ванной комнаты он перехватывает девчонку за руку, притягивает к себе.
— Все в порядке? — спрашивает, заправляя ей за ухо короткую прядь.
— Конечно. Сегодня нас чуть не завалило, завтра иду на похороны подруги. А в остальном — да, все круто.
— Прости, — Джа отпускает ее руку. — Иди в душ, только не закрывайся, я полотенце принесу.
Джа шагает в темную комнату, поддевает носком дверь, закрывая ее за собой. Джен заходит следом, включает свет, удивляясь как пророк может что-то найти, шаря на ощупь в шкафу среди чистых полотенец.
— У меня есть совсем новые, — предлагает Джен. — Покупал сто лет назад. Принести?
— Не надо, спасибо, — Джа выныривает из шкафа, вытягивает огромное махровое полотенце с самого низа полки. Прикладывает к щеке, проверяя, достаточно ли оно мягкое. — Это подойдет. Знаешь, — говорит он, захлопнув шкаф. — Если б существовало волшебное покрывало, спасающее одинаково хорошо и от пуль, и от боли, я рванул бы за ним на край света, лишь бы завернуть в него свою девочку по самую макушку, пообещать ей «все будет хорошо» и непременно выполнить обещание. Но не могу. Я ничего ей пообещать не могу. Ни семьи, ни достатка, я даже не уверен, что доживу до ее дня рождения, чтобы подарить какую-нибудь красивую безделушку.
— А может, ей это не надо? — осторожно предполагает Джен. — Ты бы спросил.
— Я спрашивал. И мне ответ не понравился.
Усталость будто вынула скелет из тела, оставив Джену лишь обмякшую гору мышц в кожаной оболочке. Но сон все равно не идет. Размазанный по постели, инквизитор глядит в потолок, прислушиваясь к звукам дома, которые днем совсем не замечаешь, а ночью слышишь отчетливо, вроде тонкой трескотни таймера или шума оставленных включенными колонок. Джен всматривается в темноту, глаза уже привыкли и можно различить любую мелочь в знакомой комнате — все, кроме въедливой занозы, скользкого ощущения чьего-то взгляда. Джен заставил себя встать и подойти к окну, оглядеть прилегающую к дому улицу — ни одной чужой машины, все на своих местах. Как и в комнате.
Паранойя, — уверяет себя Джен. И обходит спальню по периметру, прикидывая, где можно разместить камеры. Впустую.
Вернувшись в постель, он приказывает себе уснуть. Считает овец, вспоминает мирные дни, из самых дальних стеллажей памяти выдергивает воспоминания о беззаботном детстве, вроде поездки с родителями в Крым — единственной в его жизни вылазке на море. Джен успокаивает разум, надеясь, потушить его как лампочку, вывернутую из плафона. Все без толку. В конец измученный, он берет с тумбочки смартфон и скачивает одно за другим приложения соцсетей.
Виртуальная жизнь Джена сдулась вместе форумами, откуда он вынес свое имя, короткое как клеймо. В те годы мода на американские односложные клички достигла апогея, Жени-Миши-Ани превратились в Джонов-Майклов-Энн, и Джен, парень с несокращаемым именем, вбивая ник в форму регистрации, оставил первый слог от «General». Тогда еще у него были амбиции.
В этот раз Джен поступает еще проще.
Под новой учетной записью с именем ИщуРиту Джен шерстит основные площадки, вспоминая, какие аватары он видел днем на аккаунтах Маргариты Гномовой. Не самое популярное имя, как оказалось. Он оставляет сообщения каждой, с кодовой фразой «Ты просила найти тебя в сети». Мало ли, ребята могли ошибиться, написать не по адресу, потому и не получили ответа. А если ошибся он, примут за неловкую попытку познакомиться.
Ему везет с третьего раза — после Вконтакте и Фейсбука, в Инстаграмме приходит первый ответ: «Оставь номер, я перезвоню завтра, сейчас не могу говорить». Глядя на пестрый аватар — веселую девочку, вооруженную топором — персонаж популярной онлайн-игрушки, Джен колеблется. Номеров у него несколько: один для клиентов, второй, который долгое время был секретным номером для Джа, теперь стоит называть «для тех, кто в теме». Еще одна сим-карта живет в старом кнопочном телефоне на случай, если требуется вызвать скорую к месту нападения и не засветиться. И ни один из номеров нежелательно светить вслепую. Он выбирает номер «для тех, кто в теме», потому что его проще всего сменить.
В комнате душно. Завтра нужно встать пораньше, Джен уговаривает себя уснуть, но в конце концов выбирается из постели и идет к окну. Распахивает настежь обе створки, позволяет легкому теплому ветру облизать себя с головы до ног. В прикроватной тумбочке спрятана «позорная заначка» — ополовиненная пачка крепких вишневых сигарет и зажигалка. Курить Джен бросил давно, но последняя пачка все еще припрятана на «странный день». Называть сложные времена «черными днями» при их подвигах просто смешно, поэтому Джа выдумал «странные дни» — время, когда приходится не только действовать, но и думать, как действовать.
Забравшись на подоконник и свесив ноги на улицу, Джен подкуривает сигарету. Дым едкий, недружелюбный сразу встал пробкой посреди горла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Джен с силой втягивает в себя воздух, задерживает дыхание и тонкой струйкой выпускает дым обратно в атмосферу. Легкий туман заволакивает голову, сделав ее одновременно настолько тяжелой, чтобы пришлось привалиться к оконной раме, и настолько легкой, чтобы разрушить тесный обруч гнетущих мыслей.
Тихий, крадущийся стук заставляет Джена обернуться, дотянуться до выключателя, чтобы зажечь тусклое бра над кроватью. Дверь приоткрылась, Джа заглядывает одним глазом и, убедившись, что Джен не спит, бесшумно просачивается в комнату, плотно закрыв за собой дверь.
— Думал — показалось, оказалось… ну ты понял, — Джа усаживается рядом, бесцеремонно забрав сигарету из пальцев Джена, делает затяжку. Выдыхает в небо, закрыв глаза. — Пиздец, как мне страшно, Джен, — произносит, возвращая сигарету другу.
— С чего бы это?
— Мне когда все началось так страшно не было. А сейчас…
— Если ты боишься, значит, идешь в правильном направлении, — философски замечает Джен, глядя в темноту неба, куда не дотягивается свет уличных фонарей. — Вот подумай, что страшного может случиться?
— Нас убьют.
— Ты боишься умереть?
— Не… — Джа спотыкается на полуслове. — Нет, сам не боюсь. Боюсь увидеть, как умираешь ты, Олька, Макс с Птенчиком.
— Мы можем этому помешать? — спрашивает Джен, и уже понятно, что вопросы задаются не только пророку. Джен ставит их перед собой и ищет, ищет ответы, но все еще бегает по ленте Мебиуса.
— Если найдем мудаков, которые это все творят, конечно.
— И что мы сделаем с ними, когда найдем?
— … Я не знаю.
— Вот и я не знаю, — инквизитор щелчком выбрасывает в ночь истлевшую до фильтра сигарету. — Не понимаю, кто способен все это устроить. Если тот шарик — приемник, то как они их внедряют? Невозможно же незаметно засунуть что-то человеку в ухо! Я бы точно заметил. Но нет. И эта дрянь все еще внутри, кстати. Как паразит.
— По крайнем мере, теперь мы знаем, что это не помешательство, а вторжение. Уже что-то.
— Этого мало, Джа. Они про нас знают все. Даже как мы их пеленгуем уже поняли. У меня такое чувство, будто нас схватили за яйца.
— Ага, и тянут, проверяют, насколько высокие ноты можем взять. Знаешь, от твоих речей мне как-то не полегчало, стало еще страшней.
— А ты не бойся. Ты злись. Это закон выживания.
Держась руками за край подоконника, Джа наклоняется вниз, экстремально, будто собирается нырнуть вперед с высоты второго этажа и сломать себе шею. Джен смотрит вверх, стараясь разглядеть в черном городском небе хоть одну маленькую тусклую звездочку.
— Блять, сингулярность какая-то! — восклицает Джа, выпрямляясь.
Выстрел гремит так неожиданно и неуместно в спящем районе, что Джен не сразу понимает, что произошло. На рефлексах он сгребает пророка, перекатывается через подоконник, и они оба кубарем летят на пол. Приземляются под второй выстрел, и в этот раз Джен отчетливо слышит, как пуля входит дверцу шкафа, стоящего напротив окна.
— Ты как? — отстранившись, Джен глядит на пророка. Тот явно цел, только глаза как фары «Триумф Рокет» — во все лицо. И челка дыбом.
— Это в нас что ли?
— В нас, в нас. Не высовывайся.
Запустив в выключатель тапком, Джен гасит свет. Аккуратно, по стене выпрямляется в полный рост. Через распахнутую створку улица просматривается хуже, но фонари немного спасают ситуацию. Дорога, пустая в это время ночи, мирно лежит под окнами, на той стороне в соседских домах вспыхнули и погасли любопытные окна. Где-то совсем близко шумят потревоженные ветви дерева, хрустят под чьими-то ногами мелкие камни (гравий на дорожках лежит на участке с голубым домом, слева, по диагонали через дорогу). Кто-то бежит. Убегает, потому что бегущих несколько.
Дверь открылась беззвучно.
— Джен? — шепчет Макс. Увидев, Джа под окном, пригибается и на согнутых ногах пересекает комнату. — Что происходит?
— В нас стреляли, — отвечает пророк. — Кто — не знаем. Девчонки спят?
— Не видел.
— Проверь, пожалуйста.
Кивнув, Макс поземкой сдулся из комнаты.
Глаза к темноте привыкли, но Джен все равно не верит тому, что видит. Их трое — две женщины и мужчина. Они бегут друг за другом, наперерез через огороженные участки так, будто нет на пути ни высоких заборов, ни теплиц, ни беседок. У дома напротив в заборе из профлиста молниеносно из одной точки расползается брешь с человеческий рост. Будто кислотой прожгли дыру. В нее прямо под свет фонарей вылетает блондинка и пулей несется прочь вдоль дороги. Следом за ней показался мужчина. Из-за кепки и натянутого капюшона толстовки лица не видно. Он явно привык к погоням — бежит легко, как доберман взявший след. Они почти исчезли из поля зрения, когда из дыры появляется третья. Оглядевшись, она тормозит у прорехи, поднимает руку, и дыра затягивается, принимает первоначальный вид цельного листа.
— Это что было? — Джа, вопреки опасности, высунулся из-под подоконника и ошарашенно разглядывает опустевшую улицу.
— Ты тоже это видел? Мне не приглючилось?
— Нет, — осев обратно на пол, прижимаясь спиной к батарее, Джа обхватил руками голову. — Это какой-то новый уровень пиздеца. Джен, что вообще происходит?
Звонит телефон. Уже не таясь от уличных снайперов, Джен подходит к кровати, на ощупь рыщет в скомканных простынях дребезжащий смартфон. Принимает вызов.
— Какие цветы…
— Металлические, — отвечает паролем Романову. Джен и не слышал, чтобы часы сигналили, видимо, адреналин делает слух избирательным. — Все нормально. Только пара пуль в шкаф прилетела и с законами физики не все в порядке.
— Кто стрелял? Я еду к вам.
— Не надо, лучше отсыпайся. Завтра твоя голова нужна светлой.
Романов спорит, но Джен выигрывает этот бой. Им и самим лечь бы и забыться, но адреналин разогнал кровь до пятой передачи, дальше только взлет. Нормальные люди, увернувшись от пули, позвонили бы в полицию. Инквизитор достает из простреленного шкафа заряженный чезет. Проверив предохранитель, он по привычке сует его за пояс, но резинка трусов не самый надежный крепеж. Джен ругается сквозь зубы, с ножами гораздо проще.
— Пойдем вниз, зальем в себя остатки вискаря, — предлагает он, закрывая окно и шторы на всякий случай. — Чтоб отпустило.
Джа выбит из колеи. Казалось бы, чем удивить пророка? Однако, нашлось.
С запечатанными окнами в комнате совсем темно. Они выходят в холл второго этажа, стараясь не шуметь. Девчонки так и не проснулись, у них в подкорке звук выстрела записан киношным эпизодом, тренировкой в тире, потому из троих и подорвался только Макс — в его нейронных связях этот звук означает опасность.
В кухне светло от уличных фонарей. Не включая лампы, Джен шарит по шкафам, достает бутылку и стаканы. Виски осталось чуть больше, чем на пол бокала. Джен разливает на две порции, протягивает Джа, у которого заметно дрожат руки.
— Ты смог разглядеть, кто это был? — спрашивает пророк.
— Как там разглядишь? Все трое в кепках, лиц не видно. Еще и капюшоны на головы понатянули, — Джен делает глоток, морщится, виски зашел неприятно. — Что за мода на эти кофты безразмерные? Мужика от бабы издалека не отличишь.
— Они как будто из одной банды были. И еще, мне показалось… У той, которая остановилась, чтобы забор заделать, кофта на спине топорщилась. Как будто коса толстенная запрятана.
— Думаешь, друзья Риты?
— А вдруг?
— Я, вроде, связался с ней. В Инстаграме. Взяла телефон, обещала перезвонить…, — Джен замолк, напрягая слух. — Ты слышишь?
— В калитку стучат что ли? — Джа поставил бокал, на цыпочках выходит в гостиную. Спустя два отчетливых стука возвращается за последним глотком. — Напомни, почему у нас окна выходят на улицу, а не во двор, обнесенный неприступной крепостной стеной?
— Я на заборе сэкономил, — отвечает Джен.
Прихватив со стола чезет, инквизитор выходит во двор. Прислушивается.
— Я знаю, что вы здесь, — раздается из-за забора. — Это Рита. Откройте, пожалуйста. Нам нужно поговорить.
Голос похож. Джен машет рукой пророку, чтобы спрятался в доме, и откликается:
— Ты одна или со своими друзьями?
— С друзьями. Но они здесь, чтобы защитить вас. Пожалуйста, поверьте, я все объясню. Вы же спасли мне жизнь, и я пытаюсь то же самое для вас сделать.
— Послушайте, — перебивает причитания Риты вкрадчивый женский голос. — В вас только что стреляли, и эта дамочка еще вернется. Мы хотим помочь. Кроме того, вы все видели, мы можем войти и без приглашения.
— Не лучшее время, — хмуро отвечает Джен. — Я без штанов и с пистолетом.
— Спасибо, что предупредили, — смешок. — И все же. Сейчас два часа ночи, и лично я предпочла бы сладко спать на выглаженных простынях в Ибисе, после двух бокалов мартини, чем стоять у вас под дверью. Но если мы уйдем, может вернуться ваша подруга и повторить подвиг с тиром уже на вашем доме.
Да чтоб вас! Из двух зол выбирать неизвестное или абсолютное — та еще задача. У Джена мозги за день и без того в кипящий кисель превратились. Любопытная физиономия Джа выглядывает из-за двери, и Джен яростно машет ему, чтобы скрылся с глаз долой. Чем меньше мишеней в зоне видимости, тем проще будет защищаться. Сняв пистолет с предохранителя, Джен делает шаг к калитке, чтобы впустить полуночников.
Грудь болит, будто ужаленная. В глаза бьет свет прикроватной лампы. Джена качнуло. Из-под пальца исчез спусковой крючок. По вытянутой с пистолетом руке спиралью обвивается тонкий стальной пояс, он тянется справа, из ладони Медной, шагнувшей в соседнюю комнату через дыру окна вслед за Денди.
— Джен! — зовет пророк снизу. — Джен, нет! — Он бежит вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Руку дергает вверх, это Медная натянула аркан. Пистолет подлетает к потолку спальни Джа, рассыпается прямо в полете и пеплом сыпется на постель. Олька жмется к изголовью кровати, целится в Джена из револьвера, но больше не стреляет — из его груди уже торчит несколько дротиков. Вот откуда боль. Тяжелой тенью рядом вырос Макс, краем глаза Джен замечает взведенный кулак. И лампа меркнет.
Мутит. На этот раз топливо перекатывается в голове, как в полупустом бензобаке, от этого не ясно где верх, где низ. Открыть глаза страшно. Джен собирается из бесформенной массы в границы тела. Возвращаются сигналы — правая рука затекла, болит ссадина на ягодице, левая нога болтается в воздухе, свисает с кровати. Джен дышит медленно, куце. Чем больше воздуха забирают легкие, тем тяжелее бензин в голове. Собравшись с мужеством, Джен открывает глаза.
Комната. Его, родная, с икеевской аскетичной мебелью, люстрой без одного плафона и свалкой в углу из книг, рюкзака, пакетов уже и не вспомнить с чем. Из-за задернутых штор прорывается ветер — окно открыто. Или разбито? Джен поднимается на локтях, затем садится, постепенно привыкая к вертикальному положению. События минувшей ночи проявляются в памяти нечетко, будто отголоски кошмара, из которого удалось проснуться. Джен слышит голоса. И сладкие запахи из кухни. Они внушают надежду, что трагедии не случилось.
Наспех умывшись, чтобы только продрать глаза, Джен спускается вниз.
В гостиной никого, но стол заставлен ноутбуками. На экранах всех четырех одна и та же программа с картой города и мельтешащим списком улиц в правой части. Поиск. Саввины штучки.
На кухне остывает внушительная горка жаренных с яйцом гренок. Пророк меланхолично листает на смартфоне ленту соцсети. Спокойный. Расслабленный. Джен с облегчением понимает, что би ни случилось ночью — обошлось.
— Привет, Джанго Освобожденный, — Джа улыбается устало. На лице следы бессонной ночи, на предплечье — лихо брызнувшего масла.
— Привет. А чего «Пантенолом» не намазал? — спрашивает Джен, кивая на ожог.
— Не нашел в аптечке.
— Потому что он в холодильнике, — достав баллончик со спреем, Джен взбалтывает его и аккуратно распыляет пену на подставленную руку.
Джа кривится от холодной шапки, размазывает пальцем по всему предплечью.
— А причем здесь Джанго? — спрашивает Джен.
— Тебя освободили из рабства нашего невидимого врага, — отвечает Джа пафосно. — Ребята смогли выудить передатчик. Или маячок. Мы так и не поняли, что это.
— И кто это мы?
— Дружки Риты. Парня зовут Яном, его напарницу Татьяной. Татьяна с Ритой сейчас во дворе цветочки разглядывают, а Ян подстраховывает наших девчонок. Они у Косы. Юлю сегодня хоронят.
Джен вспомнил. Гренка застряла в горле.
— Блять. Нам тоже там надо быть.
— Не надо, — режет Джа. — Только подставим еще больше народу. Мало нам… Да что ж ты давишься? Налить кофе? Или молока?
Достав из холодильника свежую бутылку, Джа наливает молока в стакан, ставит перед инквизитором, который сжав кулаки, уничтожает гренки с остервенением мстителя.
— Слушай, я даже не знаю, с чего начать-то.
— Начни с того, что я вчера натворил.
— Ничего непоправимого, — успокаивает Джа, садясь за стол рядом. — Для начала спас мне жизнь, как обычно. Когда ты шуганул меня в доме спрятаться, я только шаг сделал и отключился. Ну и узнал нашу лестницу. Судя по всему, план был сначала меня грохнуть, пистолет в руке, как ты понимаешь, очень кстати пришелся. Потом, может, он бы и тебе пулю в висок пустил. В общем, когда он пошел наверх по лестнице, во мне что-то щелкнуло. Обычно я ведь не понимаю, что происходит. Правильно Романов тогда сказал, как в шутере, только управляю тоже не я. То есть мое сознание вообще не задействовано. А тут… Я будто раздвоился. Не как в прошлый раз, когда двое развлекались, а… — Джа задумался, подбирая описание. — Я словно… Это как экран смартфона с защитным стеклом. Под стекло воздух попал, и оно местами отошло, видел же, пузыри такие появляются. Вот то же самое, только в сознании. Будто я-ЗлойДжа иду наверх, чтобы убить, а я-ДжаНормальный понимаю, что убить там наверху я могу только Ольку. То есть, я внезапно осознал, что вот-вот убью свою девочку! И не могу остановиться! Ноги, руки свои остановить не могу! И я начинаю пытаться сорвать с себя само намерение туда идти. Как пленку с экрана. Освободиться. Только бы… — Джа срывается, пережитый страх и ярость фантомными болями накрывают пророка, прорываются дрожью в голосе. Он силится унять ее, уткнувшись ртом в сжатый кулак. Усмиряет, как взбесившегося внутри зверя. Продолжает, после нескольких глубоких вдохов. — И, прикинь, у меня получилось.
— В смысле?
— Джен, я вырвался. Очнулся у дивана, мордой в пол. Он, видимо, в темноте меня не заметил, мимо прошел, лестница-то в другой стороне. Я подскочил, рванул наверх, и тут Олька закричала. Я закричал тоже. Ребята снаружи услышали, мигом через окно зашли. Правда, у них это слишком быстро вышло, видимо к штурму готовились, хоть и не признаются. Успели раньше Макса. А Олька к тому моменту тебе уже пяток дротиков зарядила спросонья.
— Она с револьвером под подушкой спит что ли?
— Да, и это не смешно.
— Не смеюсь я, — винится Джен. Вместе с сытостью возвращается ясность рассудка. — Значит, эти гады охоту объявили. Ну ладно, посмотрим. Говоришь, маячок достали?
— Да. И тут, пожалуй, самое интересное. Скажи мне, наша блондинистая подружка из тира тебе насколько была близка?
— Елизавета?
— Ага.
— Нинасколько! В первый раз я ей с похмелья на ногу наступил в магазине. После попойки с Максом. Во второй раз мы вместе ее в тире видели, с Павлом. И все.
— А насколько близко она должна была стоять, чтобы ты наступил ей на ногу? Джен, я к тому, что эта девица тебе маячок и подсадила. И Паше. Возможно, и всем, за кем мы гонялись в Икстерске.
— В одиночку? — Джен с сомнением щурится. — Никогда не поверю.
— В городе она одна, и она — дура, — заявляет Джа, откинувшись спиной на стоящий позади кухонный шкаф. — Лизонка на побегушках у тех, кто заправляет. И то, что мы до сих пор живы — ее величайший epic fail. Первая попытка была запугать. Когда у тебя из ниоткуда под колесом камень оказался. Помнишь?
— Задница помнит.
— Вот. А потом, в тире, когда они поняли, как мы их выслеживаем, они решили, что проще убрать, чем бороться. И чтоб два раза не вставать, попытались тут же похоронить. Не вышло. Поэтому ночью она приперлась пострелять. И снова облажалась.
— И тогда Верховный Мудак решил все взять в свои руки, в мои руки…
— Именно!
— Складно. Остался один вопрос. Как, блять, одна маленькая тощенькая девочка незаметно от всех огромный тир подорвала?
— А она не простая девочка, — отвечает Джа загадочно. — Она такая же как Рита и ее дружки.
— Какая это такая?
Джа улыбается, словно постигший великое знание старец пред лицом юной праздной толпы, не ведавшей, какая участь ей приготовлена.
— Знаешь, я бы тебе выпить предложил, чтобы переварить.
— Ну уж нет, — Джен скривился. — Алкоголь в меня сейчас не полезет.
— Мое дело — предложить, — пожимает плечами Джа.
Вскочив, он тянется к сушилке за своей кружкой, ставит ее под нос кофе-машины и, сунув трубку капучинатора в горло молочной бутылки, запускает цикл капучино.
— Представь, — говорит пророк, — все вокруг состоит из молекул. Молекулы из атомов. Атомы дальше дробятся. Но в итоге все в нашем мире собрано из элементарных частиц и связей между ними. А теперь представь, что есть люди, которые умеют создавать и разрушать эти связи между частицами.
— И называются эти люди — химики?
— Не ерничай, я серьезно. Рита, Татьяна, Ян и наша Елизавета — конструкторы. Они реально умеют собирать вещи из воздуха. И разрушать в пыль.
Напрягшись, кофе-машина пыхнула вспененным молоком в чашку, тут же выдавила из себя свежеприготовленный эспрессо и, мигнув два раза индикатором, с чувством выполненного долга замолчала.
— После подвала Рите каждую ночь снились кошмары, — рассказывает Джа, приложившись к кофе. — Нервы ни к черту, от любого прикосновения сразу в истерику. Естественно, начались проблемы в универе, с друзьями. В таком состоянии, сам понимаешь, хочется либо убить себя, либо разнести все вокруг. Вот она и разнесла общагу, причем, сама не поняла, как это сделала.
— Хочешь сказать, она реально своими руками кирпич раскрошила?
— Да. А сейчас и взглядом может. Они называют это деструктом. Чуть подучится, сможет собирать материю из воздуха. Точнее, менять связи между частицами, из которых состоит воздух, так, чтобы получилось другое вещество. Я правильно излагаю?
Джен оборачивается, в дверях стоит Татьяна в той же толстовке, под которой прятала косы во время ночного забега. Теперь же они спускаются тугими канатами одна по спине, другая вдоль груди.
— В общем и целом — да, — отвечает она с улыбкой. — Угостите кофе? Мы на запах пришли.
Рита, смущенная присутствием Джена, бесшумно просочилась в кухню, села на край табурета в углу комнаты.
— Значит, ты теперь — опасный человек? — спрашивает Джен девчонку.
Она улыбается сдержанно.
— До вас мне далеко.
От ее слов Джен дернулся, как от удара. Он настолько увлекся лавированием среди ловушек вселенского зла, что забыл, кто есть он сам. Окровавленный призрак вырос рядом с Ритой, в одной руке держит скальпель, второй закрывает рассеченное сюрикеном горло. Их таких много накопилось.
— Мы спасали мир, как могли, — мрачно декламирует Джен. — Джа сказал, вы маячок из меня выдрали?
— Это, скорее, приемник, — отвечает Татьяна, подавая Джа гостевые чашки из сервиза, которые годами служили декором в шкафу со стеклянными дверцами. Любая попытка применить их по назначению пресекалась шипением Джа, однако сейчас пророк даже бровью не повел. — Очень хрупкий и нетривиальный.
— Поясни?
— Я уверена, что материал, из которого он собран, нерукотворный. Он сконструирован. Значит, на той стороне баррикады, кто-то из наших.
— Это хорошо?
— Это очень плохо. — Татьяна садится за стол напротив Джена. Снимает толстовку, оставшись в белой майке, и аккуратно вешает ее на спинку стула. — До недавнего времени мы считали, что знаем и контролируем всех конструкторов. Но Елизаветы в нашей базе нет. Того, кто за ней стоит, скорее всего тоже, — она перебирает пальцами связку тонких браслетов из бисера на левом запястье. — Я надеюсь, в вашем доме найдется место для нас троих, потому что теперь эта история и наша проблема тоже.
Джен переглядывается с Джа, отвечает, получив молчаливое согласие:
— Добро пожаловать в отряд доброй воли. Надувных кроватей больше нет, придется довольствоваться диванами в гостиной.
— Нас устроит.
— А «мы» — это кто? — спрашивает Джен.
Приложив палец к губам, Татьяна встает из-за стола. Она подходит к окну и высовывается на улицу, осматривается, прислушивается к шмыгающим вдоль дворов собакам, шарканью машин по асфальту и разговорам, долетающим с тротуаров на той стороне улицы.
— Мы — это «Константа», — отвечает она, возвращаясь за стол. — Организация, которая ищет и обучает конструкторов по всему миру. Ну и держит их в ежовых рукавицах, чтобы не увлекались. Парни, чтоб вы понимали, сейчас «Константа» поднимает по тревоге все резервные силы. Мы готовимся к войне. Потому что даже один неуправляемый конструктор может быть опаснее ядерной бомбы. Хотя бы тем, что способен ее собрать в подвале своего дома.
Джен следит за пророком. Сосредоточенность, с которой Джа наблюдает за магией кофе-машины выдает злость. Будь они наедине, ярость выплеснулась бы длинной тирадой. Джа бы орал, искал виноватых и пятый угол, проклинал себя и Вселенную, умолял избавить его от ответственности, совести и памяти. Возможно, один из переклеенных вдоль и поперек стульев снова отлетел бы к косяку, развалившись на части. Но сейчас пророк пылал изнутри, наружу вырвалось только ядовитое и горькое:
— Где ж вы раньше-то были?