— И когда это началось? — спрашивает Макс, кусая яблоко — хрустящую, брызжущую соком на пальцы ранетку.
— Ты про что? — Джен дожевывает свой огрызок — дурацкая привычка съедать яблоки полностью, вместе с косточками (они, кстати, богаты йодом) привилась с детства, когда ранетки таскались мимоходом из вазы на кухне, а возвращаться, чтобы выбросить огрызок, было лень. Сейчас мусорка на расстоянии щелчка, не промахнешься (а промахнешься — огребешь от Джа за мусор в саду), но Джен все равно в два прикуса оставляет от яблока только веточку и укладывает ее рядом с остальными на стол, собирая геометрический абстрактный узор.
Отсюда, из беседки отлично просматривается и мастерская с распахнутыми настежь обоими воротами — проветрить от случайно пролитого бензина, и входное крыльцо, возле которого задумчиво курит Савва, сбрасывая пепел в переехавшую на улицу пепельницу из бара Косы. Перед Саввой полукругом расставлены вазоны с разногабаритными растениями, ждут своей очереди на место в ландшафтном рисунке.
— Про проект по озеленению вашего дома, — ржет Макс.
— Я и сам не уловил, — признается Джен. — Сначала они приперли какую-то пальму, потому что у Ольки дома ее держать негде. Потом она привезла всякую мелочь, которой нужен свет, а у нас подоконники все свободные. Потом Джа заказал для нее полосатого дикобраза, который в гостиной у шкафа теперь стоит. А дальше все как в тумане.
— Смотри, скоро в туалет будешь продираться сквозь джунгли.
— Меня больше парит, что в туалет из-за Ольки в трусах не выйти. А джунгли… Пусть растут. Кстати, где Алекс? Давно ее не видел.
— Готовится к какой-то научной конференции. Она объясняла мне суть работы, но я только союзы понял.
— Умная женщина — горе в семье.
— Ага, — обглодав очередное яблоко, Макс точным броском отправляет огрызок в мусорный бак. — Как думаешь, уже выветрилось? — спрашивает у Джена, кивая на мастерскую.
— Давай проверим.
Полностью избавиться от запаха бензина в гараже — утопия, но два часа проветривания и кошачий наполнитель, рассыпанный на всю поверхность лужи, сделали свое дело. Пока Джен совком собирает набухшие гранулы, Макс закрывает «клиентские» ворота. Петли скрипят на всю улицу, смазать никак руки не доходят. За последний месяц работы выдалось много — к осени в мастерскую всегда тянутся недобайкеры, которые за лето убивают мотоциклы в хлам и с первыми холодами спешат избавиться от надоевшей игрушки. У Джена таких пациентов — львиная доля мотопарка.
— Вы когда на четыре колеса пересаживаетесь? — спрашивает Макс. — В октябре?
— Когда на летней резине ездить невозможно становится, — отвечает Джен. — Мы тачку не переобуваем даже. Комплект летней, валяется, конечно, в загашнике. Нулевый до сих пор.
— Ясно. — Макс достает с полки свой комплект инструментов, подсаживается к разобранному Сузуки, который они перебирали пока Макс не навернул случайно плохо закрытую канистру. — Слушай, я вот что хотел спросить. На счет зимы.
— Если ты про то, будет ли зимой работа, — догадывается Джен, глядит на Макса сквозь обнаженный скелет мотоцикла и уверяет: — будет. Я зимой мотоциклы ближе к стенам уберу под чехлы, места станет больше, можно машину на ремонт загнать, так что если хочешь в долю — не вопрос. Больше рук — больше заказов взять сможем.
— Это круто. Спасибо, брат. Я, честно говоря, хочу вообще свалить из ЧОПа. Надоело охранять барахло и отгонять от него дебилов.
— Ну, если Алекс мне голову не откусит за то, что ты весь бензином провонял, вливайся в полную силу. Научить тебя всему, я научу. Да и будет кому оставить все это хозяйство в случае чего.
— В случае чего? — напрягшись, переспрашивает Макс. — У Джа снова был приступ?
— Нет, — Джен разворачивается к подставке, снимает с нее пару ключей, один кладет рядом. — Сколько с аварии прошло? Месяца полтора? Вообще не помню таких перерывов.
— Так, может, все закончилось?
— Нееет, Макс, — отвечает Джен, с усилием откручивая очередной болт. — Такое просто так не заканчивается. У Джа нет приступов, потому что Он ушел из Икстерска. И случись это полгода назад, мы бы уже свернули здесь лавочку и колесили по стране. Мы ведь в самом начале ездили по городам, сначала в сторону Тюмени, потом развернулись на юг, до Сочи. Он везде отключался, но в Икстерске хотя бы места узнавал, поэтому мы вернулись. Здесь хоть что-то можно сделать.
— Значит, Джа сидит на месте из-за травмы?
— Из-за Саввы, — отвечает Джен. — В первую очередь из-за нее. Поклялся на крови не лезть на рожон без четкого плана, как мы любим. А плана у нас нет. Да и восстановиться ему надо, остыть немного.
Отреставрированный Нортон Джа припаркован рядом с возвращенным в клетку Хищником, пророк ни разу не сел за руль после аварии.
— Да, круто его Олька приструнила, — усмехается Макс со смесью восхищения и безобидного злорадства. — Когда мы провожали в последний путь ее бывшего… да не, он не помер, был с позором изгнан из теплой конуры на улицу. Мне он всегда побитого щеночка напоминал, Олька любит таких в дом тащить. Так вот, когда мы обмывали ее свободу, она торжественно клялась, что ее следующий мужик будет брутальным мачо на байке и в татухах.
Джена разобрал хохот.
— Я серьезно! Говорит: «Я мужиков по привычке выбираю инфантильных, и если в следующий раз опять поведусь на паппи-айз, ты меня, Макс, отмудохай до кровавых соплей. Разрешаю». Ну я уж не стал, у Джа, вроде, байк есть.
— Осталось татуху набить. Бабочку. На крестце.
— Тогда уж сердечко с именем на запястье, — фантазирует Макс. — Но вообще-то, я в Джа особой инфантильности не заметил. Наоборот, удивляюсь, как он так спокойно дрессировке поддается. Может, Олька навыки танка прокачала? Растет девочка.
— Джа чересчур тихий, — говорит Джен недоверчиво. — Жду, когда прорвет.
Настойчивый стук в «клиентские» ворота разносится по мастерской грохотом. Отложив ключ, Джен поднимается и, прихватив полотенце, вытереть черные от масла и металла ладони, идет отпирать.
— Вывеску привезли, — Джа хватается за вторую створку ворот, распахивает настежь. — Старую выбросим или нужна тебе?
— Выбрасывай.
Джен выходит из мастерской, чтобы не мешаться под ногами работников. Следом выныривает Макс, с любопытством разглядывает инструмент в аккуратных раскрытых на полу ящиках. Монтажники — крепкие ребята в фирмовых комбинезонах без единого пятнышка и прорехи — выставляют лестницы по обе стороны ворот и, забравшись на верхние ступеньки, слаженно снимают пластиковую полосу с выцветшими буквами, которая служила вывеской. Новая, с объемными буквами из композита уже выгружена из грузовой газели на асфальт перед воротами.
— А нахера с подсветкой? — спрашивает Джен.
— Ты бизнес развивать собираешься? Или как?
Джа доволен. Он критически разглядывает вывеску, сделанную явно по его эскизу — огромные красные буквы «МАСТЕРСКАЯ» на белом фоне и два черных колеса с грубыми протекторами больше похожие на сцепившиеся шестеренки. От вывески идут провода питания, поэтому два прожектора, выложенные рядом вызывают вопрос.
— А это куда? — спрашивает Джен перекатывая носком один из прожекторов.
— Это на крышу. Я нашел офигенный мертвый эндуро. Завтра его привезут. Поставим на крышу, подсветим фонарями, будет чудесно.
«Чудесно…» — бормочет Джен, отходит от дома почти до дорожного полотна, прикидывая насколько далеко будет стрелять в ночное небо прожекторами «байк Саурона». Похоже, Джа решил, что их тактика «не отсвечивать» актуальность потеряла.
К соседскому дому слева, шурша гравием, подкатывает тяжелый и вальяжный как белый кит Рэндж Ровер. Джен не помнит, чтобы видел эту машину раньше, да и соседка — смирная вдова местного электрика — слабо ассоциируется с такими знакомыми. Разбуженными инстинктами инквизитор фиксирует местоположение Джа, Макса, шуруповерта монтажников, который может сойти как за штык, так и за метательное ядро, прикидывает, сколько шагов до дружелюбно распахнутых ворот. Он готов и атаковать, и защищаться к тому моменту, когда пассажирская дверь авто открывается до упора, и растворяет угрозу.
Издали Джену кажется, что сидящая в кресле женщина ростом не выше колеса машины. Развернувшись на сидении, она хватается за хромированный поручень в двери, выставляет ноги на подножку и выезжает на ней из Рэндж Ровера как примадонна на сцену — вся в белом — кроссовки, джинсы, кофточка с глубоким вырезом, кудрявые пепельные волосы собраны в высокий хвост. Не оборачиваясь, лишь протянув руку, вынимает из машины зонт-трость и, опираясь на него, оглядывает округу.
— Здравствуйте! — На вид ей лет сорок, но голос молодой и звонкий, как у первокурсницы. — Ребята, вы здесь живете?
— Да, — откликается Джа. — Вы заблудились?
— Нет, — она улыбается и, опираясь на зонт, идет к пророку. Без трости она вряд ли сумела бы сделать и шаг, Джен видит, как неустойчиво ступают толстые подошвы кроссовок на рассыпанный гравий. Ухоженные пальцы с массивным рубиновым перстнем крепко цепляются за рукоять зонта. Но ни в выражении лица, ни в искрящихся глазах нет отражения боли, которую, должно быть, она испытывает.
Не сговариваясь, Джен и Джа срываются ей навстречу, сократить расстояние.
— Ваши соседи дом продают, мы посмотреть приехали, — говорит она, переводит взгляд с Джа на Джена и обратно, щурясь от слепящего солнца, хотя черные очки со стразами болтаются на груди, зацепившись дужкой за массивную золотую цепочку. — Как здесь живется? Хулиганов много?
— Главные хулиганы здесь мы, — смеется Джа, — когда музыку врубаем на всю громкость.
— Вот как, — лукаво улыбается незнакомка. — Если купим этот дом, я привезу свою «S-90», и посмотрим, чья музыка громче. А в остальном здесь как?
— Обычно тихо, — заверяет Джен, уточнив про себя: «Если конструкторы по окнам не стреляют». — Но вы дом сначала посмотрите. Он очень старый. Пока хозяин живой был еще как-то следил.
— Этот дом мы снесем, свой построим, — она обернулась к машине, и Джен только сейчас заметил водителя — высокого седого мужчину с военной выправкой. — Мне главное — чтоб помидоры росли, и соседи были хорошие.
— За помидоры не скажу, но если соседи обижать будут — обращайтесь.
— Хорошо, — она кокетливо улыбается и кричит спутнику: — Позвони, пусть открывают. Ладно, ребята, спасибо. Переедем, приходите на шарлотку.
— Договорились, — кивает Джа. — С нас коньяк!
Все еще улыбаясь им, она бросает оценивающий взгляд на расстояние до калитки, словно перед марш-броском.
— Давайте провожу, — предлагает Джа, подставив локоть.
Уголки ее губ дернулись, как от пощечины, но улыбка на лице осталась приклеенной.
— Не надо, спасибо. У вас вон работники сейчас вывеску криво повесят, пока вы со мной болтаете.
Кивнув на прощанье, она разворачивается, переминаясь с ноги на ногу, и медленно, но твердо идет к соседским воротам.
— Хоть бы правда купили, — говорит Джен, провожая ее взглядом. — Крутая будет соседка.
— Да. А я уже напортачил, — вздыхает Джа. Оборачивается к мастерской, приглядывается к почти установленным профилям. — А вешают-то, и правда криво. Эй, парни! Уровни проверьте, криво крепите!
Уйти одним днём из ЧОПа Максу не дают, приходится отрабатывать две недели, пока начальство ищет новую жертву. Одному возиться с байком Джену уныло, к хорошему привыкаешь быстро — к рукам на подхвате, диким историям из жизни охранника, будто из параллельной вселенной, где самым лютым злодеем предстает алкоголик с заточкой. Джа заходит в мастерскую все реже, находятся занятия поинтереснее, чем разминать пальцы струнами.
Закончилась вода. На днях привозили бутыли для кулера, разгрузили в кухне, до мастерской парочку Джен так и не донес, придется сейчас отвлекаться, мыть руки, шлёпать в дом. Может, сразу поесть? Уже перевалило за три часа, а он и не заметил.
Дверь во внутренний двор нараспашку, то ли сентябрь забыл, что он осень, то ли бабье лето решило отстреляться сразу за августом. В доме душно. Бубнит телевизор. Из кухни доносятся голоса, хотя гостей не ждали.
— Джен, ты здесь? Иди к нам.
В кухне Джа один. Физически. Остальные участники беседы разбросаны лицами по экранам гаджетов, Олька с Алекс помещаются в одной половине окна скайпа на ноутбуке, Рита — в другой, Романов глядит со смартфона. На разделочном столе вялится недорезанная индейка — собрание явно спонтанное. И Джена приглашать не торопились. Случайно попал на совещание командного штаба.
— У Алекс есть теория, — говорит Джа, разворачивая ноутбук экраном к Джену.
— Это не теория! — энергия Птенчика хлещет через край. — За авариями и убийствами стоят одни и те же люди. Одна и та же организация. Смотри, охранники на заводах, где битые тормоза делают, как и убийцы, ни черта не помнят. Правильно? Так может ими управляют через одну и ту же Машину смерти? Про которую Кондрацкая говорила, — Алекс переводит дух. — Еще момент. Оль, ты говорила, что колодки рассыпаются. Маячки или передатчики, которые в убийц подсаживают, рассыпаются тоже. Так может это вообще одна и та же субстанция?
— Как бы это проверить? — спрашивает Романов на громкой связи. — Рита, ты помнишь состав маячка Джена? Если мы найдем битые колодки, сверить сможешь?
— Я попробую, — откликается Рита.
— У меня есть экземпляр, — говорит Савва. — Закину тебе вечером.
— Есть еще один момент, — Алекс переключается с камеры на демонстрацию экрана, выводит в эфир изображение карты с разноцветными флажками. — Синие флажки — это заводы по производству колодок, красные — это география нападений, спасибо нашему адвокату, а зеленые — география аварий от «Эквитас». Картину общую видите?
— Они по всей карте разбросаны, — Джен мысленно прокладывает траекторию от точки к точке, объехать все города месяца не хватит. Размах катастрофы ужасает инквизитора. Пророк и вовсе сидит подавленный, немой.
— Это да. Но главное, что синие флажки везде пересекаются с красными. Подсаживают маячки в одних и тех же городах! Зеленые, они не так коррелируются, это объяснимо — тачки с нашими тормозами могут даже за пределами страны кататься. Но! Авариями точно управляют, потому что одна закономерность все же есть, — от нетерпения Алекс шагает по комнате, ее голос то отдаляется, то снова становится громче. — Видите? Ну?
— Все города мелкие, — замечает Джен.
— Точно! Ни одного крупного центра, все на периферии, — Алекс отключает демонстрацию и на экране снова ее возбужденная физиономия рядом с Саввой. — Спрашивается, почему?
— Потому что в центрах полиция лучше работает? — предполагает Романов. — Боятся, что эксперименты накроют?
— Им пофиг полиция, — говорит Джен. В горле совсем пересохло. Сворачивая крышку с запечатанной бутылки, он проматывает в памяти информацию о конструкторах. — Во всех областных центрах есть наблюдатели-конструкторы. Те, которые заставляют соблюдать правила. Они орудует в слепых зонах. Значит, отщепенцы «Константы» или изгои.
— Отшельник, — подает голос Джа. — Самый главный, он — один, и провинция — его полигон.
— Думаешь, один человек способен навести шорох такого масштаба?
— Его боятся, — Джа пожимает плечами. — Вспомни Лизу. Мы же не знаем, сколько конструкторов ходят с такими же побрякушками. Он сколотил из них маленькую армию, рассредоточил по уютным городкам и дергает за маячки, пока «Константа» не видит.
— Ребят, — встревает Рита. — Меня-то на периферии нашли, значит, Икстерск — не слепая зона, а нападения здесь есть и синий флажок тоже.
— У тебя слишком громкий случай, — спорит Савва. — У «Константы» по-любому есть своя толпа дрессированных аналитиков, которые целыми днями собирают по сети супергеройские подвиги. И девочка, проломившая стену, в их фильтры попадет, а психопат с монтировкой — нет. Хотя с такими ресурсами могли бы и написать алгоритм по поиску повторений и выводу их в аномалии…
За окном на дикой скорости проносится старый грузовик. Грохот стоит на всю округу — то ли груз в кузове гуляет, то ли сам грузовик разболтан и вот-вот рассыплется. На другой стороне улицы старуха-соседка запирает калитку, сколько Джен ее помнит, в жару и холод она всегда выходит из дома в длинном васильковом кардигане летом поверх цветастого платья, зимой он торчит закатанными краями из-под старой дубленки. На дереве неподалеку сидит огромный рыжий кот, болтает пушистым хвостом. Джен подходит вплотную к окну, скользит взглядом по тихой маленькой улице с выгоревшей за лето травой, и спор, ведущийся на его же кухне, в его доме выглядит дикостью.
Горстка отшибленных человечков решила дать отпор Вселенскому Злу.
— Да бесполезно им звонить, — вскочив со стула, Джа разминает ноги. — Рита же пыталась узнать про Кондрацкую, ее послали. Они не дают инфо о конструктах даже своим, если ты не часть их структуры. А чтобы стать частью, нужно сначала пройти подготовку, сдать нормативы и обратной дороги оттуда нет. Я просить об этом не буду!
— Если это поможет, я готова! — говорит Рита.
— Еще чего! Ты мало свою жизнь из-за нас угробила?
— Из-за вас она у меня еще есть, вообще-то…
— Надо встретиться с Падре, — Джен возвращается к столу, садится напротив экранов. — Оль, можешь устроить встречу?
— Я попробую, — неуверенно отвечает Савва. — Его сейчас в городе нет, как вернется. Думаешь, он что-то знает? «Эквитас» были бы в курсе..
— Он в такие норы копает, должен был хоть раз напороться на конструкторов. А если нет, дадим ему координаты и скажем: «Фас».
— Нас при этом не покусают? — уточняет Романов. — Как я понял, Падре не терпит увиливаний от закона, а мы только этим и занимаемся.
— Посмотрим. Может, наши законы ему понравятся больше.
Индейку Джа пережарил, мясо вышло жестким, безвкусным. Олька ночует у родителей, можно развалиться на диване и нон-стопом смотреть боевики с низким рейтингом Кинопоиска, пока кровь из глаз не хлынет. Раньше они с Джа устраивали такие «ночи ужасов», что-то вроде тренировки — придумаешь ли ты ответный ход на самую тупую или извращенную выходку сценариста. Из Джа получился бы отличный маньяк, не будь он пророком.
— Скажу тебе кое-что, только ты не ори, — Джа щелкает пультом телевизора, выбирая файл на забитой до отказа флешке. — Я на этой неделе до нотариуса прогулялся. У нас здесь в конце улицы. Написал завещание. На тебя. Если что, имей ввиду.
— А запасного указал? — спрашивает Джен спокойно. — Я-то могу вместе с тобой скопытиться.
Джа задумался.
— Так можно?
— Ага. Я в свое Ольку добавил. Если ты подкачаешь.
У дивана стоит большая чашка жареного арахиса. Джен пристраивает ее на коленях так, чтобы пророку тоже удобно было нырять лапой.
— А с чего ты взял, что орать буду? — спрашивает он.
Джа морщится, будто приходится объяснять очевидное.
— Ты ж у нас оптимист. Мы всех победим, не смей думать о смерти — вот это все. А я подумал… Случись что, набегут мои родители, отожмут у тебя половину мастерской, нервы попортят, по судам затаскают, а тебе мир спасать в одиночку. Не справедливо.
— С твоей стороны хоть есть кому набежать.
Нежданно подкатывает тоска, щемится вверх по горлу прорваться то ли криком, то ли воем. Царапает изнутри сожалениями и чувством вины — бесполезным и неуемным, не поддающимся ни времени, ни здравому смыслу, хоть убейся.
— Не дрейфь, — Джа закидывает руку на плечо Джена, нагоняет картинного пафоса, произносит с апломбом: — У тебя есть я!
И хохочет зловеще. Придурок.
На экране крутой полицейский неправильно держит дисерт игл, которым никогда не вооружали силовиков США. При реальной встрече Джен скрутил бы этого умельца в захват одной правой. И любого другого. Если бы в реальной жизни противник стоял лицом к лицу и можно было разглядеть дуло направленного на тебя пистолета.