Хоть искупай руки в глицерине, все равно кожа трескается от въевшегося машинного масла. Перчатки не спасают, нет-нет, да схватишься отмытыми пальцами за нечищеную гайку, если заметил не на месте. Не оставлять же ее где попало, потом хер найдешь.
В мастерской Джена на стеллажах каждый ящик подписан черным маркером: наименование деталей, марка мотоцикла. Картонными перегородками отделены дешевые аналоги запчастей, которые Джен хранит лишь для экстренных случаев. Например, если оригинальную деталь приходится ждать пару месяцев, а хозяин без мотоцикла, как без души. Джен и платы за них не берет — все равно вернутся, как аренду считать что ли?
Инструменты развешены по специальной подставке на колесиках, ее Джен сколотил из купленного на местной барахолке кресла и выброшенной соседом тумбы. Раньше, пока хранил ключи да плоскогубцы в металлическом ящике, приходилось отвлекаться, чтобы выудить нужный, или просить помощи Джа при срочном ремонте. Теперь достаточно протянуть руку, пальцы помнят, что где.
— Покупааааатель! — доносится снаружи сквозь рев «Юрай Хип» из подвешенной над верстаком магнитолы. Джа умудряется переорать даже Яна Гилана, Байрон для него вообще — так, петух простуженный.
Придется сцеплению отлежаться. Джен стягивает рабочие перчатки и с сожалением бросает поверх троса. Ему бы еще минут пятнадцать, разобраться с ведущим барабаном, но покупателя нельзя задерживать, иначе скоро вернется с поломкой. Так говорит Джа. Может, он и сочинил примету, чтобы не развлекать клиентов подолгу, Джену все равно. Джа очень редко выдумывает или приукрашивает, и никогда — попусту.
Кстати, идею сделать мастерскую и гараж одним сквозным боксом Джа подал. Так оказалось удобнее. Ворота на узкую улицу городской окраины гордо окрестили «клиентскими», ворота во двор — «своими». И закрывались на три замка с коваными засовами только первые.
Ноги затекли. Джен тяжело поднимается с бетонного пола, выгибается, разминая спину. От разобранного байка до «своих» ворот дюжина шагов, Джен на ходу переодевает футболку, переобувается, причесывает пятерней отросший ежик на голове. И в калитку к гостям Джен выходит совсем другим человеком: не зарывшимся в промасленный металл механиком — продавцом мечты. Не меньше.
Какие мотоциклы предложить новым клиентам Джен понимает с первого взгляда на сухонькую женщину и седого мужчину с барсеткой в пухлых пальцах. Они сидят на лавочке перед наглухо закрытыми воротами гаража и готовятся торговаться. Им интересна только цена вопроса. Байк не для них.
Щуплый парнишка, видимо — сын, переминается с ноги на ногу рядом и бросает нетерпеливые взгляды на Джа. Мальчишка прячет руки в карманах, сутулится так, что лямки майки норовят сползти с плеч. Джен, прикинув рост и вес парня, готов спорить на деньги, какой байк перекочует из гаража в кузов припаркованного у бордюра пикапа, но, поздоровавшись с клиентами, уточняет по правилам:
— Для каких целей вам нужен мотоцикл?
Он намеренно задает вопрос родителям-кошельку, и только когда отец семейства кивает в сторону сына: «Предлагали ему машину, а он отказывается», Джен спрашивает мальчишку в лоб:
— Первый, недорогой, покладистый? Возможно — спорт?
Парень смущается переполняющей радости, от того кивает молча, но размашисто.
— Есть что-то, чего ты НЕ хочешь видеть в своем мотоцикле? Предпочтение японцам или европейцам? Нет? Отлично. У меня есть несколько подходящих, — Джен хлопает мальчишку по плечу и, игнорируя растерянность родителей, идет к дому. — Выберешь свой по голосу.
Джа развалился на лавочке, закинув руки на высокую дощатую спинку, и наблюдает с улыбкой за нехитрым фокусом Джена.
Несколько лет назад он точно так же пришел за мотоциклом. И точно так же выбрал «по голосу» свой любимый бессменный Нортон Коммандо семьдесят третьего года.
«Клиентские» ворота сейчас заперты изнутри, поэтому Джен возвращается в мастерскую-гараж через внутренний двор. Как всегда из-за угла, перехватывает ветку разросшейся сирени, которая норовит садануть по лицу. Джен давно бы спилил куст, но Джа противится: что выросло — уничтожать нельзя, природа гораздо умнее. Правда, этот постулат не мешает ему с ожесточением выдергивать сорняки из цинний.
Ну и пусть. Чем бы пророк не тешился, лишь бы не предсказывал.
Открывать «клиентские» ворота гаража Джен не торопится. Оглядывает с гордостью мотопарк, намечая взглядом тех, у кого, возможно, начнется новая жизнь. Мотоциклы стоят вдоль стен по обе руки. Гордая классика, хищные спортбайки, вальяжные чопперы, среди которых затесалась пара угловатых эндуро, опираются на подножки, подставляются под ладони, и Джен гладит обеими руками цветные баки, касается пальцами ручек тормоза и обтекателей.
Ключи свисают с зеркал на тонких черных шнурках. Джен останавливается у неприхотливого темно-синего Судзуки Бандита и вставляет ключ в замок зажигания. Байк молчит, выжидает. Джен не против оседлать старого покладистого железного коня, но следующим на сидении должен оказаться новый хозяин. Щелкает электростартер, Бандит рычит озлобленной собакой, а Джен отсчитывает пять секунд и глушит мотор. Этот байк остается пока в мотопарке.
Следом оживают и глохнут старенькие Хонда с Ямахой, совсем новый, но уже побывавший в кювете Кавасаки Балиус. Джен снимает очередной ключ и с тревогой оглядывает мотопарк — если клиенту не подойдет эта Априлиа, то останется последний, не самый лучший вариант. Двигатель добротного байка подает голос, Джен мысленно ведет обратный отсчет и останавливается на «двойке». Его прервали короткие удары по железу «клиентских» ворот снаружи. Это сигнал от Джа — у байка появился новый хозяин.
Только теперь, не заглушая мотор, Джен отпирает вторые ворота и впускает мальчишку. Сначала парень заглядывает в полумрак гаража (после полуденного солнца две лампы — скудное освещение), затем оборачивается к родителям, и, получив в ответ покровительственные вздохи, делает шаг. Он смотрит под ноги, чтобы не споткнуться от волнения, ладони елозят в задних карманах джинсов — вспотели.
— И долго будем на холостом бензин жечь? — подтрунивает Джен.
В два прыжка парень оказывается у Априлии. Седлает уверенно, проворачивает ручку газа, медленно увеличивая обороты.
— Вижу, права не в Интернете купил, — уважительно кивает Джен, подходя ближе. — Или покататься давали?
— У друга Хонда, — сияет парень, и тут же скороговоркой оправдывается. — Но я права не покупал, учился в автошколе, все по правилам.
— Надеюсь, — Джен для виду хмурит брови. — Я не люблю, когда разбивают мои байки. И когда в них всякие недоучки копаются. Поэтому, если что случится — гони сюда. Захочешь учиться, вместе разберем и починим. Сам не суйся. Все понял?
— Ага, — кивает парнишка, наглаживая теплый бок бензобака.
Цена таким обещаниям — ржавый гвоздь. Из всех клиентов «учеников» у Джена набралось не больше десятка, но предложить-то стоило.
— Слезай, оформлять будем.
Для родителей Джен расписывает особенности байка и демонстрирует его боеготовность. Мотор урчит ровно, цепь в порядке, ни ржавчины в баке, ни масляных следов на вилке. А ведь эту Априлию Джен восстанавливал из трех разбитых. Красавица тех трудов стоит.
Мальчишке технические мелочи по барабану, он уже влюбился. Поэтому Джену на особо важных в обслуживании мотоцикла моментах приходится шлепком по плечу возвращать парня из нирваны.
Все документы на байк висят в пакете на правой ручке руля, уложенные в папку с файлами. Остается только заполнить бланки продажи и выписать чек.
— Джа снаружи? — спрашивает Джен у мнущихся в воротах родителей.
Отец семейства вытягивает шею, рассматривая улицу, будто так увидит больше.
— Нет, наверное, в доме.
— Ну и ладно, — улыбается Джен. — Тогда я сам все вам оформлю.
Конечно, у него есть запасной ключ от сейфа с портативным кассовым аппаратом. В бланки требуется вписать только паспортные данные покупателей и дату — ничего сложного. Джен легко справляется с обязанностями напарника, рассказывает, какие документы еще предстоит получить и где зарегистрироваться. Клиентам он запомнится обходительным молодым человеком, хотя под шорох отсчитываемых банкнот в висках Джена барабанит тревога.
Джа бросил клиентов.
Джа спрятался в доме.
Джа снова в агонии.
Вопреки обычаю, Джен не помогает погрузить Априлию в кузов пикапа, а предложенный раскладной трап разрешает оставить у забора. Гаражные ворота запирает всего на один засов, оставляет включенным свет. И несется в дом.
Джа лежит на пороге у парадной двери — не успел доползти до дивана, хотя их специально поставили в гостиной три штуки. Его еще трясет. Он прижимает к талии острые локти и елозит лбом по грязному резиновому коврику, собирая двухдневную пыль волосами. От Джена до него целая комната, в которой слишком много стульев и лезут под ноги упавшие с дивана подушки.
— Потерпи, — просит Джен, подхватив друга на руки, и тащит к дивану. Джа кажется совсем легким, будто скрученным из проволоки. Не человек — скелет-каркас со стеклянными глазами. В такие моменты отчаяние Джена доходит до точки кипения, до той отметки гнева, когда на себя уже наплевать. Он стоит на коленях, упираясь кулаками в потертую обивку дивана, и шепчет, зная, что Джа все равно не услышит. — Это когда-нибудь кончится. Наверное, когда мы перебьем всех. Или когда грохнут нас, Джа, но это должно закончиться. И почему тебе? Почему, блядь, все это дерьмо — тебе? Ты ведь сам ну нихера сделать не сможешь.
— Зато ты сможешь, — сипло и совсем тихо.
Джен поднимается, помогает другу сесть, подтыкает подушки под спину.
— Ну? Что видел?
Джа облизывает пересохшие губы и морщит лоб, трет переносицу костяшками пальцев.
— Стройка, — наконец, произносит он твердо. — Брошенная стройка, даже первый этаж не закончен, одни стены. Рядом какая-то вышка. Похоже на район Октябрьских улиц, то ли первая улица, то ли вторая, я в той части города не ориентируюсь.
— Там есть несколько брошенных высоток, — вспоминает Джен. — Возле частного сектора. Видел дома рядом?
— Нет, но черт его знает.
— Ладно. Дальше.
— У него нож, отвертка, огнестрела нет, — взгляд Джа зависает на одной точке, будто картинка ускользнула из памяти, но тут же возвращается. — У него нога правая болит. Девчонка отбивалась, пнула под колено.
— Девчонка?
— Да. Высокая такая блондинка, с короткой стрижкой. У нее кулон на шнурке, она его под кофту прячет. Дракон. С такими крыльями, — Джа вскидывает руки с растопыренными пальцами. — И камни в глазах. В смысле, у дракона камни. Блестят. Джен… мы успеем?
— Успеем, — обещает Джен.
Должны успеть. До Октябрьских улиц минут пятнадцать езды. А бензобаки заполнены и экипировка всегда наготове.
Для центральной улицы такая скорость непростительна. Два Нортона торпедами летят по средней полосе главной артерии города, поймав «зеленую волну» — контроль скорости между светофорами доведен до автоматизма.
От ветра шумит в ушах, и шлем не спасает.
Иногда отвлекают сигналы возмущенных черепах на четырех колесах, мало кто любит резвые обгоны. Но недовольные могут идти лесом. Менты — тоже, даже если догонят. Джен ради наклеек «Неприкасаемых» несколько суток возился с Харлеем сына начальника полиции, так пусть коррупция и взяточничество хоть раз сработают на благое дело.
У моста через реку Энку солидная пробка. Джен лавирует между машинами, и настигает обтянутую черной кожей спину Джа возле светофора. Пророк нервничает. Порывается выпрямиться в седле, но не рискует отпустить руль. Вертит по сторонам головой, которая из-за мотоциклетного шлема над щуплыми плечами кажется огромной. Раньше Джена забавляла эта картина, теперь ему не смешно — дико.
Дикость — лететь пусть на окраину, пусть застойного, но все же — города среди бела дня. Совсем озверели сволочи.
Джа срывается с места резко, колеса описывают зигзаг по горячему асфальту. Подрезанный Опель истерично визжит сигналом. Прости, чувак, но вдруг там, на стройке твоя дочь? Нельзя опаздывать.
Этот район собирались отстроить для переселенцев, когда Икстерску заслугами двух выходцев-художников присвоили статус кузницы талантов. Думали, понаедут туристы, подтянется богема из соседних провинций. Нихрена. Икстерск так и остался неуклюжим «мертвым» миллионником, раздробленным на бывшие когда-то пригородами районы. Сомнительные красоты типовых домов и воды Энки цвета кваса похоронили инвесторские мечты. А особый дух свободы, действительно витающий над Икстерском, пришлым не открылся.
Строительство свернули. Среди густо налепленных жилых многоэтажек брошены бесхозные теперь остовы. На радость молодежи и маньякам.
Джа сбавляет ход, перестраивается на крайнюю полосу. Джен тормозит рядом.
— Потерял, — зло рычит Джа сквозь гул мотора, вглядывается в бетонные заросли по обе стороны развилки, чтобы сориентироваться. Сейчас он похож на овчарку, берущую след по запаху. — Там. Точно, там.
Поворот налево. Вдоль пыльного ковра высохшей травы до скучковавшихся монолитов метров двести. Солнце палит в спину так, что чувствуется запах нагревшейся кожи байкерской куртки. Хрен знает откуда взявшиеся кузнечики разбиваются о шлем, хоть выдумывай мини-дворники.
Только бы успеть.
Возле вышки стройки по обе стороны, но Джа уверенно указывает на одну из них и, развернувшись, заезжает на вторую. Здесь есть, где спрятаться вместе с мотоциклами. У дома не отстроен даже первый этаж. Рядом стопками сложены бетонные блоки, ржавеет строительный кран. И кажется, будто гигантский ребенок просто не успел собрать конструктор.
Ни крика, ни грохота возни с соседнего остова. Даже ветра нет, хотя на открытом пространстве должен шуровать, раскачивая крановую стрелу до противного то ли скрипа, то ли воя. У Джена легкое дежавю от панорамы, по таким же стройкам в детстве его искали родители. Ему было весело, им — вряд ли.
Добегался. Теперь он на их месте. Джа называет такие моменты Законом кармических люлей, он любит давать определения выкрутасам жизни.
— Будь осторожен, — просит Джа напоследок, хотя в глазах горит: «Поторопись».
Джен опускает балаклаву как забрало и сдержанно кивает. Между ними не принято обниматься или разводить сопли на тему «а вдруг уже не вернешься». Почему-то Джа уверен, что случись с Дженом смерть, он ее обязательно увидит. Другим ведь пророчит. А Джен — это Джен. Его беду Джа обязан почувствовать.
Распахнута куртка. Заточки, кинжалы, звездочки-сюрикены — целая батарея металлолома закреплена на груди ремнями. Джен крадется по высокой траве, и стебли шуршат под рифлеными подошвами. Трава так разрослась, что кое-где высовывает макушки в оконные дыры. Из-за них приходится вглядываться внутрь стройки тщательнее, но зато — дополнительная маскировка.
Сдавленный, задушенный крик совсем близко сжимает рефлексы пружиной. Теперь Джену проще, он знает расстояние, направление и главное — уверен, что успел.
Рукоять зажатого в кулаке ножа сухо царапает по бетону, когда Джен, подтянувшись, запрыгивает в оконный проем. Под ноги лезет ржавый хлам и приходится смотреть не только по сторонам, но и куда ступаешь. Хоть бы трава не мешалась.
Комната. Вторая. Снова хрип, слава Богу, без примеси боли. Только испуг-истерика-паника.
Подонок за углом. Фирменные джинсы, футболка без нити синтетики, обувь дорогая — странно видеть такого наперевес с грубо заточенным тесаком посреди мертвого района. Такие если и пачкают руки, то по дебильной случайности, «в состоянии аффекта», как потом заливают адвокаты. Широкая спина заслоняет девчонку — оно и к лучшему, можно попытаться обойтись без крови. Джен перехватывает поудобнее нож, шагает через россыпь кирпичей в проходе и с размаху прикладывается кулаком по русому затылку.
Утяжеленный рукоятью удар рассчитан точно, мужик валится как подкошенный в заросли проросшей полыни, но все еще дышит. В отличие от зажатой в угол девчонки.
Замерла. Уставилась огромными глазищами и не моргает, только пятка в белом кроссовке медленно съезжает с лежащего под наклоном кирпича. Руки заведены за спину, связаны каким-то тряпичным бабским поясом. Кожа возле узлов стерта до крови, саднить будет неделю, как минимум.
— Идти можешь? — спрашивает Джен, освободив девочке запястья.
Она в ответ кивает уверенно, но при первом же шаге на кирпичах подворачивает ногу. Откуда их здесь столько? И как не растащили? Джен подхватывает девчонку на руки, ему не удобно из-за шелковой кофточки — та скользит по латексным перчаткам, кажется, ноша вот-вот выпадет, и приходится прижимать ее сильнее, перехватывать ладонью под самой грудью. Хоть бы за шею схватилась что ли. Да, вот так.
От мотоциклетного рыка девчонка вздрагивает, ей Джа из-за укрытия плит не виден.
— Это свои, — неловко объясняет Джен. — Сейчас увезем тебя отсюда. Подальше. Где люди.
Она не против, и прижимается сильнее. Если будет так же цепляться на мотоцикле, можно не бояться, что слетит.
Джен сворачивает за угол стройки, ускоряет шаг, приближаясь к байкам. Джа уже оседлал Нортон и даже шлем напялил, но его радость от Джена не скрыть никакими забралами. Еще бы — они успели.
— Сейчас прижимайся ко мне всем телом и держись крепко, — инструктирует Джен, застегивая на девчонке свой шлем. — Погоди, сначала я сяду, потом ты. Сумеешь? Вот так.
Гравий из-под колес летит пулеметной очередью, песок бьет в лицо Джена, но это такие мелочи. Глаза прикрыты запасными очками, сзади вжимается в кожу куртки живой человек. Живой — это самое важное. А стройка, поганый район и, наверное, уже пришедший в себя, подонок пусть остаются за спиной, в прошлом.
Чтобы не светиться, останавливаются в уютном дворике цивильного квартала.
— Нам дальше нельзя, и видеть ты нас никогда не видела, договорились? — Джен нахлобучивает освободившийся шлем, стараясь не задирать подбородок, не светить лицо перед случайными взглядами с окон.
— Ладно, — впервые подает голос девчонка и смолкает. Не садится — падает на лавочку у подъезда с обреченным видом. Все вопросы, застрявшие поперек ее горла в борьбе за первенство, давно парням знакомы.
— Как тебя зовут? — Джа сходит с мотоцикла и садится перед девчонкой на корточки.
— Александра, — отвечает она твердо. Молодец, уже взяла себя в руки.
— Алекс… Можно, я буду звать тебя Алекс? — Джа откидывает очки шлема, сжимает ее ладони в своих, и Джен невольно отворачивается, зная, почему девчонка смотрит на пророка так заворожено. Чтобы убедить, успокоить или морально убить человека Джа достаточно поймать его взглядом. Как сейчас. — Алекс, мы уедем, а ты с мобильного вызовешь такси и полицию. Расскажешь, что произошло. Как тебя притащили на стройку, что он собирался с тобой сделать, и как его остановили. Не надо врать, рассказывай, как было. Всю правду. Но когда тебя попросят описать нас, придумай нас другими. Хорошо? Просто придумай, представь, что я, например, толстый, а он волосатый, как Чубака. И без мотоциклов. Договорились? Алекс, мы не должны были там появляться. Ты понимаешь? Если нас найдут, у нас будут большие проблемы. И мы не сможем помочь другим. Обещаешь не выдавать нас?
— Скажу, что вы были в костюмах Бэтмена и Супермена.
— Годится, — смеется Джа. Заразительно, ободряюще. Девчонка тоже улыбается отражением. Грустнеет, только когда он отпускает ее руки, закидывает ногу на байк и прощается, как всегда придумав сиропно-милое прозвище. — Пока, птенчик.
Возможно, этой странной, да что уж там — дурацкой манерой — Джа пытается скрасить кошмар хоть каплей неуклюжей романтики. Возможно, он рассчитывает на чудесный эффект последнего слова, Джен никогда не спрашивал, и не спросит. Тонкости людских душ — прерогатива пророка. У инквизитора другие, приземленные задачи: подготовить амуницию для следующего «забега», снять фальш-номера байков и избавиться от покрышек. Больше они ничем не наследили.
Вернувшись домой, Джа стягивает кеды нога об ногу, сует ступни в драные домашние тапки, которые не позволяет выбросить уже два года, и шлепает на кухню. Звенит бутылками, открываясь, дверца холодильника. На верхней полке штабелями лежат литрушки с питьевой водой. Джа с щелчком сворачивает новую крышку, присасывается и жадно глотает ледяную воду, остужая горло, угробляя связки, призывая ангину в гости. Лишь напившись до холодного комка в груди, Джа отставляет бутылку.
Джен доволен и спокоен, вернувшись домой. Захотелось горячего чая, он поджег огонь под пузатым чайником, отсыпал в ситечко пуэра с вишневыми ягодами.
— Еще одну жизнь спасли, — эти слова для Джена как зарубки на воздушной стене с удачными днями.
— Ну да, — отвечает пророк сипло и безрадостно. — Не зря день прожит. Не зря. Я пойду, пошумлю немного.
Он выходит из кухни.
Шаги прошлепали по линолеуму в гостиной, старчески скрипнула сначала вторая ступенька на лестнице, затем седьмая. Как открылась и захлопнулась наверху дверь, Джен уже не услышал — петли он недавно смазал на совесть, а защелку замка убрали еще в прошлом марте, когда приступ Джа случился за закрытой дверью и Джену пришлось ее выбивать.
Надо бы и со ступеньками разобраться, но все руки не доходят.
Солнце, закатываясь на бок, лезет в окна рыжими лапами. Джен заваривает чай и включает телевизор. Каналы транслируют домохозяечную муть — на ток-шоу спорят о геополитике, реклама соблазняет купить новый хэтчбэк и стирать только «Лаской», в новостях хвалятся освоением нанотехнологий и спасением села дотациями пятьсот рублей на человека. Спустя пару десятков каналов Джен понял, что выбирать придется между сериалом про ментов и историей доярки в столичном бизнесе — так себе перспектива.
Копаться в байках нет вдохновения. Да и сил после подвига остались крохи. Всякий раз выезды опустошают Джена как мотор Нортона — бензобак. Каким бы ни случился исход, энергетическая батарея инквизитора разряжается до нуля. С Джа все наоборот, его адреналин еще долго рвет на части, требует выхода. А Джен сдувается. Поэтому ночью проще: вернулся, в душ и спать, отключиться, чтобы завтра с новыми силами жить, суетиться, работать, ничего не успевать конечно же, откладывать что-то на потом с чистой совестью.
Сегодня спать еще рано. Можно принять душ, поваляться в кровати со смартфоном, посмотреть ролики на Ютубе или поискать в соцсетях симпатичных девчонок для несерьезных отношений, а часа через два-три завалиться на ужин в бар к Косе через дорогу. Да, так Джен и поступит.
На втором этаже дома — санузел, две спальни и два места силы: спортзал Джена и студия Джа, которую пророк называет «палатой для буйных» из-за мягких стен, обшитых звукоизоляцией (совершенно бесполезной при постоянно открытых дверях). По полу здесь разбросаны подушки, на сколоченном из необработанных досок столе выстроена пирамида из микшерного пульта, ноутбука, миди-клавиатуры. У дальней от двери стены — ударная установка. Вдоль самой длинной, на стойке, которую прислали по почте откуда-то из северной Европы, в ряд стоят гитары: пара акустических, Стратокастер, Эпифон, Ибанез, четырех- и шестиструнная бас-гитары. Рядом на полу — россыпь педалей, которые тянутся разноцветными кабелями как щупальцами к Маршалловскому комбоусилителю. В палате Джа может пропадать часами.
Чем пророк занят, слышно уже в гостиной. Дребезжат тарелки, мрачно ухают барабаны, колотушки неистово метелят обе бочки. Джа выпускает пар на свой манер, для него установка сродни боксерской груше, на которой можно выместить все — и отчаяние, и бессилие, и ярость. Сегодня Джа передает Вселенной-суке привет с посланием «я тебя переиграл, выкуси». И Джену радостно, что он приложил к этому руку.