Колючий холод просачивается под теплую куртку, под пропотевшую футболку. В горле першит. Изнуряющий гул и запах старых елочных игрушек, принесенных с мороза, Джену не к месту лезет в душу черная тоска по семье. Видел бы его сейчас отец, так и не ставшего законопослушным гражданином. В полутемном подвале из-за угла льется яркий свет и половиком ложится под ноги. Дождавшись, пока все спустятся, Джен выглядывает за поворот, часто моргает, привыкая к ярким лампам, и, выставив перед собой пушку, шагает в зарево.
Нужно совсем одуреть от изоляции, чтобы жить в зазеркалье. Логика пространства пасует перед бесконечной рекурсией, редкие гематитовые стены вырастают и переходят сами в себя, замыкаются коридорами с картин Эшера. Стоит сделать шаг, как оказываешься в толпе доппельгангеров, и каждый из них целится тебе в грудь. Мозг путается, подступает тошнота.
— У меня уже эйсоптрофобия на подходе, — Джа кладет руку на плечо инквизитора, щурится от скачущего по отражениям света. — Воистину, одиночество — одна из худших пыток. И не имеет ничего общего с уединением.
— Как его здесь найти? — спрашивает Рита растеряно.
— Ты, — обращается Ворон к замыкающему процессию Падре, — борозду в бетоне сделать можешь? Нужен трек. Иначе заблудимся.
Падре опускает глаза, тонкая, но заметная линия змеей ползет по полу. Ворон удовлетворенно кивает.
Выбрав направление, они движутся по коридору, стараясь касаться одежды друг друга, чтобы не потеряться — иногда прямо посередине коридора возникают зеркальные перегородки, из-за них легко разминуться. По уговору Джен следит за периметром, Ворон — за траекторией их движения и задает вектор. На одном из поворотов Джен спохватывается, перестав чувствовать локоть пророка рядом.
— Джа? — все сто тысяч отражений инквизитора крутятся на месте. — Джа, где ты?
Пророка нет ни в одной из плоскостей. Кровь стучит в висках, горячий пот стекает за ворот, Джен разбивает одно из зеркал, будто Джа может оказаться за ним, но видит лишь глухую стену.
— Он только что был здесь, — уверяет Падре. — Я об него запинался постоянно.
— Идем назад до первой развилки, — предлагает Ворон. — Он далеко уйти не мог.
Они возвращаются к перегородке, разрезавшей коридор на две ленты, и идут другим путем, Падре рисует вилку на полу, отметив перекресток цифрой «один», как точку отсчета. Бесконечные повороты петляют без логики, мобильный Джена непрерывно ищет сеть, чтобы дозвониться пророку, выкрикнутое имя эхом возвращается назад, притянув за собой шлейф нарастающего гула. Глаза слезятся, высматривая в отражениях любое движение, инквизитор забывает моргать. От отчаянья Джен бьет зеркала, сопровождающие их путь. Плевать на эффект неожиданности, на самого Отшельника тоже, сначала нужно найти Джа, а потом, если попадется, свернуть башку зарвавшемуся старикану.
Очередная амальгама ссыпается крупными обломками к ногам, краем глаза Джен замечает кровь — на одной руке костяшки сбиты, на другой порез во все ребро ладони, но боли он не чувствует. Стены идут рябью, пол качается, под испуганный возглас Риты Джен приваливается к шершавой стене, оседает по ней с противным шорохом. Риски перед глазами мелькают блеснами. В голове стоит шум, он усиливается, меняет тональность, группируется в знакомый голос.
«Где я?»
Оглушительное шипение бьет в слуховой центр мозга.
«Где я?»
«Где я?!»
«Раз, раз» — плевком сквозь какофонию помех механический голос.
«Где ты, тварь?!»
«Извини, дружок, — натужно хрипит, — систему коммуникаций я не настраивал. Не с кем болтать было. Хорошо, что вообще динамик встроил на всякий случай. Сиди смирно и не дергайся, больно не будет».
«Где ты? И где я?!»
«Вот заладил. Мы на пороге исторического прорыва, а он как попугай — где я, где я. В мою юность тебе бы в рифму ответили. Не дергайся, я сказал! Электроды сдвинешь. Эх, надо было собрать аппаратуру посерьезнее. Если б я знал, что в лабораторию такой образец заглянет».
«Где я?»
«Сейчас будет чуток ярко, потом чуток громко. Зато мы поймем, как работает твоя голова. О, как… диффузная вспышка, а тут смещение… так-так… любопыыытно».
«Где я?»
Серая рябь перед глазами сливается в молочную пелену, на которой проступают блеклые пятна. Они сжимаются в силуэты, как в плохом фотоаппарате медленно настраивается резкость, пока, наконец, Джен не оказывается в просторной комнате перед нагромождением аппаратуры.
«Ты — новая ступень эволюции, мой мальчик. Мне приходилось подсаживать стимулятор в объект, чтобы разбудить волны, которые ты сам воспроизводишь. Интересно, как?»
Руки пристегнуты к подлокотникам жесткого кресла плотными перемычками, такая же опоясывает грудь, из головы тянутся белые провода к разъемам, встроенным в массивный стол. На столе — экран с пляшущими ломаными линиями биоритмов и нагромождение печатных плат, соединенных между собой, обвешанных индикаторами и вентиляцией, будто скелет киборга, лишенного корпуса, разложен на столе и подключен к питанию. Над столом широкий экран, разбитый на сектора. На одной половине — видео камер слежения, разбросанных по лабиринту и клетке, на второй — две карты с движущимися точками. Красные сверху, синие снизу.
Маяки Машины смерти.
«Ты убивал людей»
«Я никого не убивал! Я только пустил поиграться с игрушкой. Хотел посмотреть, сможет ли неподготовленный среднестатистический идиот управлять сознанием дистанционно. Кто ж знал, что эти гомункулы будут фредикрюгерить?! Кровожадные безнаказанные лизоблюды».
«Они знали, что это не игра? Не имитация?»
«Ахахахаха. Для них — все имитация, что дальше собственной задницы! И знаешь, что? Ведь так и есть! Все ваше существование — сплошная имитация жизни, эмоций, совести. Все эти разговоры буковками, богатства циферками. Человек упал на улице, они сначала фото сделают, потом скорую вызовут и сразу видео снимают, какие они заботливые и сочувствующие. Одни подделки. Слепят модельку, обточат напильником, лишь бы хорошо смотрелась. Вам этого достаточно. Нет чтобы разобраться, как все работает на самом деле, докопаться до сути. Умеете только пользоваться вещами, не представляя, что они такое. Ты вот тоже пришел меня грохнуть, а как твоя собственная башка работает, так и не понял. Почему? Неужели не интересно? Или и так сойдет?»
«Где я?»
«Даже попытки меня отсюда выковырять — показуха позорная. Надо было бы, давно б зашли, но нет, копаются что-то там сверху, возятся, жуки навозные. Вы-то нашли лазейку! Смогли, когда захотели! Правда, петлять по моему лабиринту твои друзья будут очень долго. Я-то его строил для прогулок, с детства люблю физкультуру, а по камере моей особо не побегаешь».
«Где я?»
«Да уймись уже. Давай лучше поговорим. Мне редко представляется такая возможность. Расскажи лучше, как это происходит, когда ты подключаешься к Машине? Правильнее будет сказать, что Машина к тебе подключается. Если еще правильнее, то ты вклиниваешься в коммуникационный канал между Машиной и объектом. Как паразит! Ты — паразит, мой мальчик. Очень любопытный, к слову. Так как оно происходит? Ты просто видишь картинки?»
«Расскажу, если скажешь, где я».
«Да божтымой! Пятнадцать метров под землей, где-то возле второй шахты, если я ничего не путаю».
«Как я попал сюда из лабиринта?»
«Через тайную дверь в шкафу! Ахахахаха. Своими ногами ты пришел, мальчик. Чтобы к тебе подключиться, как оказалось, мне не нужен даже стимулятор, а твои координаты… Погляди вот сюда… Глаза подними. Видишь, твои друзья спешат на помощь, ооо, даже весьма близко. Они вот тут, видишь, точку мигающую? А мы здесь. Стены со звукопоглощением, еще и генераторы в подсобке гудят, кричать бесполезно. Скучковались, обсуждают, наверное, в какой стороне тебя искать. Я вот что подумал…»
Джен выныривает из морока в жуткую головную боль.
— Стойте как стоите, он нас видит, — предупреждает инквизитор надсадно, сухой воздух дерет горло. — Пусть думает, что мы что-то обсуждаем. Джа у Отшельника. Я видел на камерах. Счас сориентируюсь.
— Ты видел как…
Джен обрывает Риту на полуслове.
— Тихо. Он может нас слышать. Но ты правильно поняла.
Осторожно отстранившись от разбитой стены, Джен восстанавливает дыхание, голова идет кругом. Как Джа после приступов за руль садится? Ударив кулаком по черной поверхности стены, инквизитор проверяет ее на прочность.
— Можете пробить? — спрашивает Джен у конструкторов.
Падре вскидывает руки, Рита разворачивает ладони, Ворон лишь переводит взгляд. В полотне как разъеденная кислотой расходится вертикальная дыра, рядом проходят две большие трещины.
— На этом месте поставьте на полу крест. Рита, прорубайся дальше в этом направлении, Падре — в обратную сторону, а мы с тобой идем сюда. Никто никуда не сворачивает, даже если стены уводят. Прорубитесь до земляной стены, возвращайтесь назад и идите в противоположную, помогать. В одиночку не геройствуем. Подаем сигнал одиночным выстрелом и возвращаемся сюда. Как только услышали выстрел, возвращаемся к точке сборки, понятно?
— Я не умею, — испуганно протестует Рита, когда Джен протягивает ей один из чезетов.
— Правило первое, — Джен перезаряжает ствол, сразу поставив на предохранитель, — держи палец подальше от спускового крючка. Вдоль ствола, вот так, — вложив чезет в горячие ладони Риты, Джен наводит его на стену, которая кажется дальней, — переводишь палец на крючок только когда собралась его нажать. Поняла? — Девчонка кивает. — Нажимаешь плавно, не дергаешь. Держишь крепко, потому что будет отдача. Так. Правило второе, направляешь ствол только туда, куда собираешься стрелять. Ни под ноги, ни над головой, ни на себя тем более, выбери точку подальше и лучше не напротив тебя, чтобы рикошет не словить. Поняла? Правило третье — пистолет заряжен. Даже если ты только что выстрелила, даже если он еще на предохранителе, он заряжен! Никаких случайных движений. Поняла?
Рита кивает, и в ее глазах Джен разборчиво читает опрометчивость своей затеи.
— Нет, так не пойдет, — отобрав чезет у девчонки, Джен отдает его Падре, но Летов отказывается, показав рукоять заткнутого за пояс пистолета. — Идите в одну сторону. Не отпускайте друг друга ни на шаг.
— А если… — жалобно начинает Рита.
— Все будет хорошо, — отвечает Джен, взяв ее за плечи и пристально заглядывая в глаза. У пророка этот метод успокоения действует безотказно. В руках инквизитора же девчонка сжалась, будто попала в капкан, парализующий волю, и не дышит. Джен отстранился немного. — Ты же конструктор. Тебе никто навредить не сможет.
Развернув Риту за плечи, он легонько подтолкнул ее в направлении пробитой стены, кивнул Падре.
— Идем, — зовет Ворон.
Перехватив чезет наизготовку Джен следует за ним.
Чтобы прорубить проход в стене Ворону достаточно короткой остановки. Они идут напролом в направлении, Джен уверен, лаборатории Отшельника. Фоновый гул становится громче. Натянув высокий ворот свитера до носа на манер балаклавы, Ворон спрашивает:
— Опиши, что видел.
Последовав его примеру, Джен прячет от камер пол лица в наглухо застегнутом воротнике куртки.
— Джа в кресле перед Машиной, подключен к ней. Вокруг стены со звукопоглощением. Светло. Отшельник… Я уверен, он в другом помещении.
— То есть?
— Он общался через динамик машины, значит, сам где-то в другом месте.
— Если те двое на него выйдут, они не выживут, — Ворон говорит уверенно, не сомневаясь.
— Они не успеют, — отвечает Джен, стараясь убедить себя самого, что рассчитал правильно. — Мы быстрее и как минимум отвлечем его, добравшись до Джа. Если бы все пошли в одну сторону, Отшельник бы понял, что я его увидел, кто знает, что он сделает с Джа в спешке.
Ворон кивает согласно.
— Как ты увидел? — спрашивает Ворон после паузы.
— Я не знаю, как это работает, — признается Джен, протискиваясь в очередную пробоину. — Видимо, Джа научился показывать то, что видит сам. Раньше он проваливался в такие видения, когда Отшельник запускал Машину на кого-то поблизости. Ты как опытный конструктор можешь объяснить принцип работы Машины смерти? Ты о ней вообще слышал?
— Слышал, — Ворон замирает, пробивая в новой стене сначала зеркальный, затем основной слой. — Есть теория, что Вселенная — это большая нейросеть, и все нейроны нашего мозга к ней подключены.
Джен силится представить глобальную рыболовную сеть, в которой узлами связаны сознания миллиардов живых существ от людей и дельфинов до комаров и пчел, великий разум, хранящий и обрабатывающий электронные сигналы, до которых упрощаются желания и страхи, зашитые в нас эволюцией и приобретенные опытом. И если так, никому не выбраться из сетей, бесполезно изолироваться в лесах и рыть ходы под землей, ты навсегда в системе, ты никогда не принимаешь решения сам.
Однако им удавалось спасать людей.
От центра в разные стороны расползается пробоина в очередной преграде, достаточно быстро и бесшумно в гудящем лабиринте. Ворон шагает первым, правой рукой выхватив из кобуры пистолет, левую выставив вперед то ли щитом, то ли базукой. Джен успевает крикнуть: «Стой!», пока конструктор не пустил пулю в висок пророку. Стекло перегородки идет трещинами и со звоном рассыпается под ноги. Хрустит под подошвой. Джа разворачивается в кресле, освобождает руки из рассыпающихся браслетов и поднимается навстречу с улыбкой.
— Добрый вечер.
Его движения уверенные и четкие, но чужие — не тот наклон головы, слишком плавные жесты, скуднее мимика.
— Должен предупредить, — говорит он, глядя на Ворона, — повреждение моей Машины, замкнет нейронные связи в этой чудесной голове, — постучав пальцем по лбу, он переводит взгляд на Джена. — Твое тренированное тело мне тоже понравилось, но устройство твоего друга просто окрыляет.
— Что, у собственной тушки уже песок из задницы сыплется? — кривится инквизитор.
— Можно сказать и так, — Отшельник улыбается, шагнув в сторону показывает рукой на угол комнаты, спрятанный за широкими боками стола. Только теперь Джен замечает небрежно сложенные горкой мумифицированные останки. Обтянутый тонкой и желтой, как пергамент, кожей череп завален набок и щерится в потолок разинутой пастью. — Неприглядное бессмертие, — вздыхает Отшельник. — Что ж, я слишком стеснен в ресурсах, чтобы рассчитывать на большее.
— Отпусти его, — просит Джен. — Иначе твое бессмертие накроется медным тазом.
— Ой ли, — отмахивается Отшельник. Он щелкает пальцами и стволы направленных на него пистолетов мнутся как бумажные. — Какое сильное ресурсное тело, — он довольно разглядывает ладони, и прозрачная стена между ним и противниками вырастает снова, гибкая, толстая, похожая на силиконовый пласт. — Ты не причинишь ему вреда, — уверенно заявляет Отшельник, кивает на Ворона, — и этому не позволишь. Вы двое скованы какой-то патологической болезненной связью, хотя, казалось бы, что между вами общего? Сдержанный конкретный бульдог «иди-стреляй» и малохольный истерик, который со своим телом совладать не может.
— Ты плохо знаешь Джа, — усмехается инквизитор. Бесполезный чезет отправлен за пояс, усилием воли Джен расслабляет все мышцы и концентрирует внимание на внешнем мире. Почувствовать затхлый запах пыли, услышать, как лопасти вентиляторов рассекают воздух, разглядеть блики на поверхности бесцветной преграды. — Он моя семья.
— Семья?! Ну да, семья. Меня семья замуровала заживо! В гробу видал я таких родственничков. Люби себя, чихай на всех! Помнишь, был такой мультик про чертят?
— Так Строговский твой брат? — удивляется, догадавшись, Ворон.
— Младший, — ядовито. — Разница в тридцать девять минут ему всю жизнь не давала покоя.
— Зато ты жив, — замечает Джен. — В каком-то смысле.
Удивительно, но инквизитор чувствует, как воздушные потоки, очень слабые в замкнутом пространстве, гладят его пальцы.
— Это не жизнь! — восклицает Отшельник, вскинув руки. — Это гниение в тюрьме собственного разума! Теоретическое мыслеблудие, лишенное практических опытов. В то время, как за стенами играются с выращиванием химер внутри человека и управлением внутренними органами на расстоянии, я не способен полноценно исследовать даже сенсорное тело, не говоря уж об экспериментах с волнами в эфире, до которых никому почему-то нет дела!
— Хочешь сказать, твои исследования стоят жизней людей, которых ты сегодня угробил? — Джен издевается, выводит Отшельника из себя под выжидающим взглядом Ворона.
— Я никого не хотел убивать, — он злится. — Но меня вынуждают. Вот вы, например. Я просил вас, предупреждал, уйдите с дороги. Я пожертвовал невинным пареньком, чтобы поговорить с твоим другом. Я обещал найти вас потом, когда все закончится, помочь исследовать способности твоего друга. И что сделали вы? Полезли на рожон, поймали Лизу. Мне пришлось защищаться!
Джен замечает под креслом рюкзак пророка.
— Открой рюкзак, — велит инквизитор Отшельнику.
— Внимание отвлекаешь?
— Я ничего тебе сделаю, пока Джа не отпустишь. Просто открой рюкзак.
Наклонившись, Отшельник поднимает рюкзак с пола, дергает широкую двойную молнию.
— И что я тут должен увидеть?
— Доставай, — командует Джен.
Поставив рюкзак в кресло, Отшельник выкладывает из него на стол дополнительную обойму, упаковку патронов, балаклаву, перчатки. Запустив обе руки, вынимает бренчащую коробку из-под кроссовок.
— Это что? — спрашивает он, сняв крышку. Запустив в коробку руку, Отшельник ворошит содержимое, крутит в пальцах, разглядывая, то кольцо-сережку, то разноцветный брелок в виде девочки с косичками. Он достает из коробки желтый пластмассовый трактор, прокатывает его по столу, мелкие колеса шуршат, игрушечный ковш царапает неровную поверхность.
— Это вещи убитых Машиной людей, — говорит Джен. — Тех, кого мы спасти не успели.
— Не я убил их, — Отшельник кривит лицо пророка в гримасе. — Не надо на меня всех собак вешать.
Он бросает трактор в коробку и глядит в нее с ненавистью, пока картонные бока не тают под натиском деструкта, исчезают без следа вместе со всем содержимым подарка. Джа долго готовил его, чтобы вручить виновнику торжества. Жаль, пророк не видит произведенного презентом эффекта. Отшельник стряхивает с ладоней остатки, вытирает руки о штанины.
— Я создал Машину, чтобы жить, не выбираясь на поверхность, — Отшельник тяжело опускается в кресло. — Одну мою лабораторию брат разрушил, с остальными сделал бы то же самое. Здесь, в Логове, он меня не достанет. А потом… — он осекается, берет паузу. — Потом мне пришла в голову идея попросить защиты у меценатов, толстосумов, которые спонсируют развитие технологий. Я нашел парочку одержимых, продемонстрировал возможности Машины, но… как вы понимаете, они нашли ей другое применение. Угрожать начали. Мне пришлось выкручиваться самому.
— Думаешь, это тебя оправдывает?
— А разве нет? — возмущается он. Захлебывается последним звуком, давится им как вставшей поперек горла костью и, глубоко вдохнув, зовет пробившейся интонацией пророка: — Джен!
Ворону дополнительных команд не нужно. Развернувшись, он рвет стеклянную преграду грубо, пробиваясь деструктом сквозь материю как ледокол по северному морскому пути. Джен видит не глазами — внутренним зрением — как лопаются связи между частицами и они, ускоряясь, сталкиваются с соседями, усиливают вибрации, разрушая кристаллическую решетку. Дернув молнию куртки вниз, Джен выхватывает из многоножен два сюрикена и отправляет их в тонкую прорезь стены, в солнечное сплетение Машины, где сходятся в одной точке толстые разноцветные провода.
Первыми гаснут экраны. Японские звездочки, искромсав тонкожильные шлейфы, втыкаются в стену над столом. Обрывки радужной изоляции ссыпаются на пол. С протяжным выдохом тормозят по инерции лопасти отключенных кулеров.
— Подожди! — кричит Джа. Рванув к Машине, он выдирает из пазов печатные платы, разбрасывает их вокруг, пока не добирается до маленькой квадратной, усеянной плотными рядами микрочипов. — Это его память, — объясняет пророк, пряча плату за ворот, под кожаный жилет. И, встретившись взглядом с инквизитором, добавляет: — Металлические цветы, Джен. Это правда я.
Возможно, многие составные части Машины представляют научный интерес, но решено не оставлять ее разбросанной по комнате. Пока Джен и Джа переламывают одну за другой печатные платы, Ворон методично изводит микросхемы в труху, сметая ее на пол рядом с прахом создателя. Заметив под столешницей тугую связку проводов, уходящих в стену, Джен не без труда перерезает ее ножом. Гул за стеной снижает тон, в нем выделяются глухие звуки ударов, будто раскрученный центробежной силой огромный металлический шар внутри цилиндра, теряя скорость, бьется о стенки.
— Мне это не нравится, — с опаской произносит Джа, приложив ладонь к стене, из-за которой доносится нарастающий грохот. Джен тоже чувствует вибрации.
— Уходим, — командует Ворон, шагая из комнаты.
Бесполезный чезет болтается за поясом, из него уже не выстрелить, Джен достает пистолет из кобуры пророка и пускает пулю в дальний угол.
— Сигнал для Риты с Падре, — объясняет он Джа, возвращая ствол.
К точке сбора они приходят одновременно. Падре без куртки, с закатанными рукавами, будто физически долбил стены, Рита тоже потухшая от усталости. Увидев Джа, она вспыхивает радостью, но быстро гаснет, прижимает ладони к стенам. От грохота, кажется, дрожат зеркала.
— Бегом, бегом!
Прочерченный Падре путь петляет, Ворон бежит по следу во главе, перехватив изуродованный пистолет за ствол, как метательный снаряд, держит наготове, изредка бьет рукоятью зеркала, сбивающие с толку. Схватив Риту за руку, Джен тащит ее за собой, чтобы не отставала, он дышит Джа в спину, не спуская глаз с висящего полупустым мешком рюкзака.
Лестница вверх. В стеклянной тюрьме к грохоту из лабиринта примешивается жужжание.
— Они снимают интерклюд, — говорит Ворон, показывая на потолок. — Торопитесь.
Пока Джа и Падре с Ритой спускаются в тоннель, Джен с Вороном снимают с петель дверь в лабиринт, бросают на пол рядом с выходом.
— Иди, — Ворон пропускает Джена вперед. Спустившись сам, закрывает проход полотном двери.
Погони не слышно. В темноте туннеля сыро и холодно, топот ног раскатами гуляет по гематитовым стенам. Выскочив под звездное небо, они тяжело переводят дух.
— Сети нет, — Падре поднимает мобильный выше, крутится по сторонам, пытаясь поймать сигнал.
— У меня тоже, — говорит Рита, прислонившись спиной к кирпичному остову.
— Спутник есть, мобильная, похоже, заблокирована, — Ворон затягивается сигаретным дымом, вглядывается в ночной лес туда, где конструкторы стояли стенка на стенку. — Слишком тихо. Поспешите.
— Ты не с нами? — спрашивает Джа.
— Встретимся у шлагбаума. Имейте ввиду, сейчас там не металлическая палка, а серьезный антивандальный распашной с бетонным основанием.
— «Константа» подсуетилась?
— Да.
Продираться сквозь заросли среди ночи занятие не из легких. Светить мобильными — все равно, что мишень прицепить на спину. Чахлый месяц тоже не помощник. Крючковатыми ветками деревья лезут в лицо, норовят исцарапать, сухостой хрустит под натиском как дешевые чипсы. Если конструкторы обратят внимание — не убежать.
Леди послушно ждет под прикрытием бетонных сводов ангара. Джен пикает сигнализацией, машина откликается щелчком разблокированных дверей.
— Грузимся быстро. Джа вперед, Рита назад, страхуй от погони, если вдруг.
Как только открывается первая дверь, зажигается свет в салоне. Тусклая лампочка в лесной темноте маячит фонарем. По-быстрому упаковавшись, Джен включает зажигание, про себя ругая машину за раскатистое приветствие, и сразу срывается с места, не позволив Леди прогреться.
Вслепую, без фонарей и навигатора на голых инстинктах Джен выводит машину в объезд заросшего пруда, к дороге. Набирая скорость, Джен гонит по плитам через позиционный район баллистических ракет. Проскочив просеку — по ней в темноте добраться шансов мизер — мчит к останкам войсковой части.
Луч дальнего света прошивает заднее стекло, бьет в зеркала. Проступившие на горизонте габариты выдают внедорожник. Он приближается. В сторону не уйти, капкан черных стволов сжимает дорогу. Джен наращивает скорость, включает свет — что уж теперь прятаться?
Забравшись на сиденье с ногами, Рита смахивает с полки багажника мелочь — бутылки с водой, упаковки печенья — пристально вглядывается в слепящее зарево.
— Падре, сбоку! — кричит она, размахивая руками. Машина подпрыгивает, наехав на что-то задним колесом. — Они швыряют в колеса что-то, не вижу.
— Ребята, не дайте пробить шины! На ободах далеко не уедем.
Стрелка спидометра уже тянется к ста семидесяти, Джен виляет по дороге, понимая, что сбивает этим не только преследователей, но и Риту с Падре. Леди мотает из стороны в сторону, она привыкла встать на трассе как корабль и идти четким курсом, пируэты на скорости вообще не ее стихия, но Джен справляется. Впереди приближаются силуэты воинской части.
— Джен, там шлагбаум! — вспоминает пророк. Хватается за поручень, рефлекторно поджимает ноги. — Джен, твою мать!
Он видит. Стальная рыжая стрела, укрепленная перекрестиями, висит поперек дороги. Возможно, постсоветский автопром делал достаточно крепкие машины, чтобы выбить плечо шлагбаума кузовом, но Джен надеется спасти машину, он пытается, прожигает вниманием преграду, зря что ли мир катится в тартарары, зря что ли в теле его катался сильнейший, теперь, вроде — мертвый — конструктор, зря что ли все эти годы и руки в крови. Он сжимает руль пальцами так, что вот-вот вырвет с корнем, прекращает вилять, и на расстоянии вытянутой руки стрела шлагбаума, надломившись, падает под колеса. Леди подпрыгивает, ее тянет влево, но Джен выводит машину на ровное полотно асфальта.
— Ты..? — Джа почти кричит, облизывает пересохшие губы. — Как ты..?
— Потом.
Впереди поперек дороги из леса выкатывает мотоцикл, останавливается у обочины. В свете фар Джен различает плотную завесу, растущую над плитами как взведенный нож гильотины, и дает газу. Леди едва успевает проскочить под парящим в темноте полотном прежде, чем оно с грохотом падает на дорогу, войдя в бетонные плиты, как в масло с брызгами каменной крошки, отрезая Леди от преследователей.
— Ебическая сила коммунизма! — орет Падре. — Вы видели?
Хорошо бы притормозить, поблагодарить лихача на байке, но конструкторов стеной надолго не задержишь, и Джен мчит дальше, сворачивает на разбитый асфальт А41–002. Поглядывает в зеркала, чтобы убедиться, Ворон (а сомнений, что это именно новый друг, у инквизитора нет) следует за ними как черный ангел-хранитель.
Связи нет ни за городом, ни в его пределах. Припарковавшись у отеля, Джен медлит покидать машину. Покой спящего города транквилизатором растворяется в крови, хочется застыть статуей в неудобной позе и провести так ближайшие пару часов. Хотя бы — пару.
— Нам точно стоит останавливаться? — робко спрашивает Рита. Девчонка с ног валится от усталости, но ради иллюзии безопасности готова бежать дальше.
— Если нас достанут здесь, то достанут везде, — говорит Джен. — Нужно отдохнуть. А дальше каждый возвращается домой как приехал. Мы засветили машину, но вы с Падре можете спокойно добраться до Питера и завтра к вечеру будете в Икстерске.
Ворон курит рядом с мотоциклом. В свете фонаря поблескивают толстые металлические шипы на покрышках. Марку Джен определить не может — обвесы байка делают его больше похожим на утепленную двухколесную телегу, чем на мотоцикл.
— Кастом? — спрашивает Джен, подходя ближе.
— Самодел, — кивает Ворон.
— Мощно.
В другой ситуации Джен непременно рассмотрел бы машину вдоль и поперек, и надеется, что случай представится.
— Спасибо, что выручил на дороге. И вообще.
Отправив окурок щелчком в щетку кустов, Ворон кивает. Лаконичность его реакций подкупила Джена с первых минут знакомства, такой яркий контраст с окружением.
— До Питера вас доведу, дальше — сами, — Ворон достает из кармана смартфон, с досадой глядит на экран. — У вас тоже нет связи?
Сеть отключили несколько часов назад. Сначала замолчали соцсети, пропала связь с банками, перестали отвечать мессенджеры. Вскоре Интернет по всем каналам стал недоступен. Последней исчезла мобильная связь. Городские телефоны, сохраненные в домах больше из привычки, чем по необходимости, остались единственным средством передачи паники.
Номер Ворону нашелся, пришлось расплатиться наличкой. Собранной кое-как по карманам, ее едва хватило на несколько бутербродов и пакетиков чая. Всерьез накормить уставшую команду хостесс отказалась.
Когда Джен выходит из душа, Джа уже спит, отвернувшись к стенке, поджав под себя ноги. В комнате темно, но глаза быстро привыкают. Сидя на кровати, Джен глядит на пророка. Память перемалывает мясорубкой события слишком долгого дня, разбавляет обрывками картинок из детства, вытягивает из Джена последние соки самообладания. Блуждание по лабиринту цепочкой — новогодние подарки, родители всегда дарили сыновьям одинаковые, но Тимка съедал свои конфеты быстрее, и Джен неизменно делился своими, пока не иссякнут — чужой взгляд из-под челки пророка — окончание летних каникул, Джен часто гостил у бабушки и, возвращаясь домой, первым встречал у порога Тимку, тот бросался в объятья и шептал на ухо, чтобы родители не услышали: «А что ты мне привез?» В горле ком. Джен неосознанно мнет мягкое одеяло, сжимает его, едва удерживаясь от того, чтобы подойти к кровати друга, разбудить и сгрести его в охапку, прижать со всей силы, чтобы удостовериться, что сегодня ему удалось — удалось его уберечь, спасти, вытащить живым из передряги.
Ведь все закончилось. Джен надеется — закончилось. Машина разрушена, Отшельник если не мертв, то нейтрализован. Банда конструкторов, конечно, маячит за плечами, дышит в спину, но с этими они как-нибудь справятся. Главное — Джа жив. Они вернутся в Икстерск, раскрутят свою мастерскую, Джа с Олькой, наверное, поженятся и нарожают Джену племянников.
Словно почувствовав макушкой взгляд, пророк поднимает от подушки голову, оборачивается к Джену:
— Ты чего?
— Все нормально, спи.
Джен забирается под одеяло, натягивает его до подбородка и, глядя в потолок, смаргивает с ресниц подступающие слезы. Просто глаза устали. Режет.