Обратная дорога кажется бесконечной. Хочется — вжух — и припарковаться в родном гараже, где тепло, светло и пахнет бензином вопреки вентиляции и коллекции отдушек, которые Джа перетаскал в неимоверных количествах. Вместо этого — объездные дороги, в города соваться боязно, повсюду постовые с табельным оружием.
Денег нет. Питерские ребята Падре, делегированные в Кингисепп с последними новостями и запасами для босса, подкинули немного налички. Ее должно хватить на топливо для Леди и газпромовский кофе, что уже неплохо.
До Икстерска сорок с лишним часов пути. Джа настойчиво рвется за руль, гнать без остановок.
— Управлять самому такой кайф! — признается пророк, выходя из крутого поворота. Он позволил машине легкий занос, ребячества ради на пустой трассе.
— Ты сейчас про Леди или про свои мозги? — подтрунивает Джен.
Джа лукаво лыбится в тускнеющие сумерки.
— А как ты понял, что у меня получится? — спрашивает он, искоса глядя на Джена. — Вытеснить Отшельника. Машина была совсем рядом, сигнал мог быть сильнее, к тому же, я не просто подглядывал, он управлял мной.
— Ты ведь уже вырывался, — напоминает Джен. — И в Логове стал сильнее. Черт, да ты в мои мозги влез! Как?
— Это странное ощущение. Как будто… Я когда в себя пришел в его комнате, очень внезапно, голова раскалывалась дико и в висках стучало так, будто надо мной кто-то лупит в барабаны. И этот стук… этот ритм… я как-то по телеку нарвался на передачу про астральные проекции, путешествия к тотему, всю эту эзотерическую дребедень…
— Дребедень оказалась не дребедень?
— Типа того. Там шаман рассказывал, как звуки бубна — сами вибрации — влияют на работу сердца и кровообращение и помогают входить в транс. И я попытался на этот ритм настроиться что ли. Это похоже на полудрему, ты вроде не спишь и все видишь, все слышишь, даже говорить можешь, но одной ногой, виртуальной, ты уже в другом месте. И я попытался построить мост. Найти тебя и перебросить к тебе. Не мост даже — бревно через пропасть. Как-то так.
— Интересно, как быстро теперь физика сможет объяснить этот опыт.
— Вопрос, скорее, в том, захочет ли, — Джа усмехнулся. — И это, наверное, не физика, а какая-нибудь нейробиология. Отшельник сказал, что приемники подсаживал, чтобы разбудить какие-то волны. Я надеялся, что у всех, к кому он внедрялся, они разбужены и могут работать без приемника. Как видишь, получилось. Не совсем так, как у него, но нам с тобой хватило. Кстати, про шлагбаум расскажешь? Я уж подумал, ты Леди в расход решил пустить, а ты в деструкте тренировался. Когда освоил?
— Да прям там.
— То есть, ты не знал, сможешь ли? И летел под двести на железную дуру, которая способна остановить поезд?
— А были варианты?
— Риту попросить. Или Падре.
— Они от конструкторов отбивались. Пришлось самому.
— Ну ты красава!
— Стоило рискнуть.
Опустив спинку сиденья, Джен устраивается поудобнее, жаль ноги не вытянуть.
— Он говорил, что использует возможности человека, — объясняет Джен, глядя на черную полосу трассы, — глаза, руки, ноги, голос. Конструкт — такая врожденная способность, которую надо развивать, если она есть. Он пользовался конструктом, внедряясь в меня, в тебя и в Алекс, значит…
— Мы все конструкторы.
— Выходит, так. Я наблюдал за Вороном, когда мы шли за тобой, и начал различать структуру материалов. Я был уверен, что получится.
— Это круто. В самом деле. Прикинь, чего мы наворотить сможем! Какие байки построить.
— И не только мы…
— У нас будут самые лучшие! Да!
Легкий редкий снег узорной пылью швыряется в лобовое стекло. От печки в салоне жарко даже без обуви. Джен прибирает температуру. Больше из вредности, чем всерьез надеясь, включает радио, щелкает по станциям, насилуя старенькие динамики разночастотным белым шумом. Придется спать в тишине.
— Джен, я хотел сказать тебе спасибо. Спасибо, что ты со мной.
— Всегда пожалуйста, — отвечает инквизитор, закрывая глаза.
Над Икстерском вовсю резвится солнце, скачет по мелким шустрым облакам. Сразу за въездом в город — военный патруль, останавливают всех подряд, проверяют документы. Машины, проехавшие перед ними, вроде, не досматривали, но нервы Джена натянуты тормозным тросом. Подъехав к шлагбауму — хлипкой переносной конструкции, газ в топку, и полетит кубарем — Джен останавливается, протягивает постовому через окно бумаги на машину и икстерские права.
— Домой возвращаетесь? — подтянутый сержант, неуловимо похожий на инструктора Пашу, оглядывает покрытый слоем грязи бок Леди.
— Так точно, — отвечает Джен. — В деревню к родителям мотались, дрова разгрузить, да в бане поддув подлатать — чадить начала. Зараза, не могла летом выпендриться?
— Бывает, — сочувствует сержант. Изучает внимательно документы и лица. — Вы бы отдохнули у родителей еще пару дней. В городе неспокойно.
— У нас подруги в городе, — Джа высовывается из-за Джена, умоляюще глядит на постового. — Его сестра — моя… вы поняли. Связи нет. Они одни, мать ревет второй день, на корвалоле сидит.
— Ясно, — сержант машет рукой, чтобы подняли шлагбаум, возвращает документы. — Проезжайте.
Первое, чем встречает Икстерск — два перевернутых автобуса, растянувшиеся по обочинам, как туши мертвых китов. Их даже не эвакуировали в город.
На тихих улицах частного сектора ни души, хотя выходной. Пустой городской троллейбус плетется мимо остановки, не притормозив, в маленьких продуктовых магазинах закрыты двери и выключен свет. Ближе к спальным человейникам на перекрестках стали встречаться пешеходы. Синими маяками раскиданы по парковочным карманам машины ДПС. Со стороны центральной площади в небе висит сизая шапка дыма.
— Сайлент-Хилл какой-то, — нервничает Джа. — Давай сразу в офис к Ольке заедем?
— Сначала домой, — говорит Джен. — Во-первых, выходной, она может быть там, во-вторых, надо сначала машину разгрузить, ты же видишь, патрули кругом, а мы обвешаны как оружейка. Хорошо хоть взрывчатку Падре забрал.
За поворотом под колеса Леди бросается мужик. Джен тормозит резко, машина юзом идет по щербатому асфальту, тыкается носом в живот самоубийце. Он ложится на капот, вытянув руки, но тут же поднимается, орет: «Простите» и топит через дорогу, не оглядываясь. За ним — два гвардейца, тяжелые как набитые мешки, неповоротливые в утепленной форме. Они гонят мужика как зверя, а он вопит: «Это не я, отстаньте, это был не я».
— Это что сейчас было? — Джа ошарашенно оглядывается.
— Дивный новый мир, — бормочет Джен и стартует, быстро набирая скорость.
Ближе к центру город меняется. На тротуарах то здесь, то там попадаются обломки всех цветов и размеров от пластика до искореженного металла — следы недавних аварий. Бордюры, асфальт и плиты ближайших домов выкрашены черными всполохами сажи от пожаров. На бетонном заборе теннисного клуба, где обычно пестрят афиши заезжих гастролеров, теперь красуется небрежная громадная надпись: «ПРОЧЬ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ». На углах кирпичных пятиэтажек неровные сколы. Местами в магазинных витринах зияют дыры с лучами трещин, закрытые изнутри фанерными листами. Издалека доносятся хлопки.
Джен быстро жалеет, что не повел сразу объездными путями. Вдоль всего центрального проспекта пестрит новогодней гирляндой красно-синяя иллюминация. Путь перекрыт. Потасовки с полицией очагами разбросаны по проезжей части и тротуарам. Прямо перед ограждением двое гражданских подбегают к патрульной машине, дергают за ручку заблокированной двери и, недовольные отпором, распыляют стекло в ней, не прикасаясь. Подоспевший патрульный успевает только замахнуться резиновой дубинкой, она рассыпается в его руке, следом пылью на плечи ложатся останки шлема. Он, безоружный, бросается на шпану с кулаками.
— Тормозни!
— Даже не вздумай, — схватив Джа за локоть, Джен заставляет его захлопнуть дверь. Набирает скорость, сворачивая на объездную. — Здесь нам не справиться.
— И что? Просто уедем? Они ж поубивают всех!
— А надо, чтобы поубивали еще и тебя? Джа, города просто так не закрывают патрулями, — Джен сосредоточенно пялится на ухабистую стрелу асфальта и заставляет себя добавить: — Мы уже сделали все, что могли.
Наконец, показались крыши родного района. В баре Косы задернуты рольставнями и двери, и окна. Повернув на свою улицу, Джен читает на трансформаторной будке нехитрое граффити «КОНСТРУКТ — ОТ ДЬЯВОЛА».
— А вот и пресвятая инквизиция подъехала, — комментирует Джа. — Надо дать тебе другое прозвище. Вырисовывается конфликт интересов.
Джен хмурится.
— Да уж не в темные века живем, вроде.
— Ты уверен?
Спящий дом встречает слепыми окнами — шторы везде задернуты, из почтового ящика торчит рекламная газета. Распахнув «клиентские» ворота, Джа впускает Леди домой и запечатывает сразу гараж на все замки. От усталости хочется завалиться на диван и проспать до завтрашнего вечера.
— Давай хоть чаю попьем, — просит Джен, выгребая из салона в шуршащий пакет дорожный мусор. — Да переоденемся. Я устал как собака.
Пророк молча достает из багажника сумки с вещами и тащит их в дом.
Двери встречают хозяина скрипом петель. Растений в доме как будто прибавилось. А может, Олька спустила все горшки на первый этаж, чтобы по лестнице лишний раз поливать не бегать. Или с улицы занесла тех, кто зимой не выживет.
Джа орудует на кухне. Сумки бросил посреди гостиной, разбирать их сейчас нет настроя. Для начала хорошо бы в душ. И побриться. В идеале — поспать.
Незнакомый резкий тренькающий звук застает врасплох на последней ступеньке лестницы. Джен разворачивается на месте, спускается вниз, к порогу у главного входа. На полке для обуви находит детский телефон — красный корпус, желтая трубка, одна черная кнопка посередине. Они с Тимкой через такие аппараты переговаривались из разных комнат. Скрученный двужильный провод уходит под дверью на улицу. Джен снимает трубку.
— Алло?
— Ой, Джен? — яркий голос Анжелики звучит еще моложе. — Вы правда приехали? Заходите ко мне, я вас накормлю, пока Оля едет.
— Ну хорошо, — ошарашено тянет Джен. Услышав короткие гудки, кладет трубку. Объясняет стоящему в проеме кухни Джа: — Соседка наша. Предлагает покормить, пока Олька сюда едет.
— Получилось! — пророк сияет. — Я смог подключиться к Ольке! Показал ей, что дома. А что? Мобильники не работают, городского у нас нет, вот тебе новый канал экстренной связи. Круто же!
— Не то слово…
И все же быстрый душ Джен себе позволил и пророка заставил привести себя в порядок, прежде чем осквернить жилище Анжелики своим вымотанным присутствием.
— Детские телефоны Саша привезла, — рассказывает она, уставляя тарелками круглый деревянный стол с белоснежной ажурной скатертью. Анжелика и сама при макияже, с прической, рубин в массивном перстне то и дело вспыхивает от солнечных стрел из окна. — Попросили вам позванивать, проверять не приехали ли. Свои городские номера оставили, Оля в последние дни у родителей живет. До этого за домом присматривала.
Добравшись до еды, Джа хрустит соленым огурцом в прикуску с хлебом. Джен разливает по стаканам компот, помогая хозяйке по мере сил, у самого от голода даже руки трясутся — жесткая кофеиновая диета последних дней и бессонная ночь берут свое.
— Сядь уже, я сама все достану, — одергивает Анжелика, выставляет перед парнями по тарелке жареной с мясом картошки. — Сейчас банда явится в полном составе, расскажете, как съездили, а пока — жуйте, не отвлекаясь.
Поймав момент, Джен спрашивает о неожиданном и ценном помощнике.
— Вороном, значит, представился? — улыбается Анжелика с какой-то теплой грустью. — Из-за ваших прозвищ, видимо. Вороном его Маришка называла, напарница. Сильный тандем был.
— А что случилось? — спрашивает Джа.
— Лейкемия. Она очень быстро сгорела. Всех биологов «Константы» на уши подняли, сам Строговский пытался, но не спасли. Ворон в запой ушел, а я его вытаскивала, как могла. До белой горячки допивался, спьяну рассказывал, что рыл подкоп, пытался добраться до клетки, надеялся, старик сможет ее вылечить. И не успел. Я, честно говоря, ему не верила. А когда вы туда рванули, вспомнила.
— Спасибо! — говорит Джен с набитым ртом. — Без него мы бы не справились.
Под окнами сигналит авто. Не вставая со стула, Анжелика тростью тянется к подоконнику, откидывает белоснежный тюль, открывая тонкий монитор, прикрепленный к стене на подвижном кронштейне. Зацепив кронштейн ручкой трости, она подтягивает монитор ближе, переключает на изображение с камеры, висящей над воротами.
— Ваша банда приехала, — говорит она. — Ешьте, я открою.
К кронштейну магнитом крепится миниатюрный пульт. Нажав кнопку, Анжелика ждет, когда гости прикроют за собой калитку, чтобы снова запереть замок. Джа все равно срывается из-за стола, летит в прихожую, навстречу.
— Все прелести умного дома? — замечает Джен, кивая на пульт.
— Так, днем побаловаться можно. На ночь запираюсь на вот такенный засов из арматуры. Вся эта электроника все равно ненадежная защита. Особенно в последние дни. А у вас на окнах даже ставен нет. Вы чем думаете?
— Да, надо бы поставить, — пристыженно отвечает Джен, чувствуя себя как в детстве отчитанным за проступок лоботрясом.
Шумной толпой в облаке холодного воздуха с запахом снега гости вваливаются в дом, разуваются у порога, скидывают куртки, едва не обрушив полки в прихожей, и просачиваются по одному в кухню.
— Привет, Птенчик! Как ты?
Повиснув на шее Джена, Алекс бубнит ему в плечо: «Все нормально» и не отпускает даже для рукопожатия с Максом.
— Вы его грохнули? — требовательно спрашивает она, отстранившись, буравит взглядом как победитовым сверлом.
— Точнее сказать — мозги вынесли.
Она снова прижимается к Джену, обхватывает его крепко-крепко, даже неловко перед Максом, но Солдат только махнул рукой, улыбнувшись как усталый родитель и, шепнув что-то на ухо Анжелике, по-хозяйски лезет в верхние шкафы, достает оттуда хрустальные стопки на тонких ножках.
Романов как всегда при костюме, хоть и с распущенным галстуком. Пожав Джену руку, Аристократ представляется Анжелике и присаживается за стол в самый дальний угол.
— Я заезжал по пути к Рите, думал забрать ее, — говорит он, принимая от Макса десертные тарелки. — Ее нет в общаге.
— Я думала она с вами, — появившись на кухне, Савва машет Анжелике и обнимает Джена, шепчет на ухо благодарности, что вернул пророка целым и невредимым.
— Мы в Кингисеппе разъехались, — говорит Джа. — Они собирались самолетом лететь. Неужели в Питере застряли?
Савва пожимает плечами.
— Падре тоже на связь не выходил. Мы думали, они с вами вернутся.
— Наверное, рейсы все отменили, — успокаивает Джа. — С таким-то кипишем. Ничего, доберутся.
Усадив гостей и проверив, всем ли хватает посуды, Анжелика подает Максу запечатанную бутылку Hennessy.
— Ну, парни, рассказывайте уже! — просит Савва.
Джен уступает пророку право описать в красках поездку к Отшельнику. И Джа рассказывает. Во всех подробностях прозванный «черным» день от старта с парковки кингисеппской гостиницы до возвращения к ней же, упустив лишь один нюанс — трофей, припрятанный теперь среди инструментов в мастерской, где его вряд ли будут искать.
— Жаль, меня там не было, — Макс зло опрокидывает в себя стопку и морщится от хорошего коньяка как от самогона. — Я бы этому гондону все слоты повыдергивал!
— Хорошо, что ты был не там, а со мной, — осаждает его Алекс, насупившись. — Вам, мужикам, лишь бы шашкой на передовой махать, а ты тут защищайся сама как можешь. Мне до сих пор кошмары снятся, что я иду по улице и каждому встречному бью ножом под ребра. И меня никто остановить не может. А самое жуткое, что я все понимаю, все вижу, как в той серии «Черного зеркала», где сознание матери в плюшевого медведя закачали и для общения с дочерью оставили только две кнопки со смайликами. Так у меня даже кнопок этих нет!
— Тиш, тиш, — обняв Алекс, Макс целует ее в макушку, успокаивая.
— Ты просто не знаешь, каково это…
— Это на самом деле страшно, — вздыхает Романов, откинувшись на стуле, — отвечать за поступки других. Как только бунт уляжется, я подниму все дела, — обещает он, — и вытащу из-за решетки всех, кого смогу.
— Вчера утром ввели чрезвычайное положение, — сообщает Савва. — Ходят слухи, связи не будет еще неделю. Центральные телеканалы между собой материалами через спутник обмениваются, у нас есть человек среди местных вещателей, он рассказал, что все отснятое проходит через цензуру, что отправлять в центр, а что нет. Интернета очень не хватает, конечно.
— Во времена цветных революций связь обрезали, чтобы повстанцы скоординироваться не могли, — вспоминает Анжелика. — А сейчас-то что? Разве этим бестиарием кто-то управляет?
— Связь отключили часа через два после конфы. Думаю, это «Константа» подсуетилась, когда отряд в Логове на два фронта разделился. Побоялись, что свои же Отшельника грохнут, и он сольет в сеть компромат. Но для меня необъяснимо вообще, что улицы вспыхнули. С чего? Откуда среднестатистический упоротый быдлан узнал о научной конференции? Кто ее смотрел? Саньк, без обид. Но машины не интеллигенция жжет.
— Как раз она, — встревает Романов. — Революции всегда начинают именно интеллигенты.
— А у нас — революция?
— А разве нет?
— Уймитесь уже, фаталисты! — Анжелика недовольно хмурится. — Макс, наливай. Отпразднуем выход конструкта из тени, а уж к чему он приведет нас, к светлому будущему или темным временам, скоро увидим.
Извинившись, Джен встает из-за стола, просачивается между стеной и высокими спинками стульев в маленький коридор, находит спрятанную у самого порога дверь в уборную.
Пить уже не хочется. Вести беседы тоже, хотя Джен искренне рад вернуться и снова увидеть людей, ставших за прошедшее лето ему семьей. Вымыв руки, инквизитор выходит в коридор, откапывает в ворохе одежды свою куртку и, накинув ее на плечи, идет на улицу.
Почти стемнело. В сизое небо от соседских крыш то здесь, то там поднимаются столпы дыма — люди топят бани. Джен и сам с удовольствием погрелся бы на липовых полках, разрешая жару выкачать из себя въевшуюся грязь. Вот уляжется смута, он обязательно построит баню. Если отвоюет у Джа кусок земли, конечно.
Ступни мерзнут в домашних шлепках, стоило переобуться, прежде чем выходить на крыльцо, но возвращаться в дом Джен не хочет. Спустившись в огород, черный от оголенной земли, Джен находит грубо сколоченную скамейку, слишком низкую для его высокого роста, приходится вытянуть ноги, чтобы колени не торчали вверх как у лягушки.
Тишина.
Темнота обернулась бы пустотой, если б глаза не привыкли. Организм иногда ошибается в своих лучших побуждениях.
Джен дышит холодным воздухом с запахом близкой зимы и закрывает глаза.
Тихо хлопает входная дверь. Легкие, едва различимые шаги доносятся с крыльца и приближаются по утоптанной дорожке вдоль стены.
— Ноги решил отморозить? — Джа бросает на землю рядом дженовы ботинки. — Подвинься.
— Конец пьянке уже виден? — спрашивает Джен и сует ногу в ботинок, подерживая пальцем пятку.
— Если бы. Там решается судьба геополитики и будущее научного мира. А я спать хочу зверски. Уже забыл, когда нормально высыпался. Без нервяка.
— Это не скоро, — усмехается инквизитор.
— Знаю. Всегда кажется, что решишь проблему и сразу — щелк — счастье, радость, печенюшки. А на деле шлейфом кроет еще неделю. Джен, у тебя нет ощущения, что мы где-то напортачили? Может, не надо было его останавливать? Просто поставить круглосуточный контроль над тем, что он делает Машиной. Он мог быть полезным. Может, он и правда мог бы лейкемию лечить, подрубиться к врачу, который рядом с пациентом, и вылечить. А мы с тобой как коммунисты — «До основания разрушить».
— И что ты предлагаешь? Посыпать голову пеплом? Не буду. Он навредил моей семье. И куче другого народа.
— Ты прав. Но я не об этом, я о том, что дальше делать, — Джа прячет в карманы озябшие руки. — Ты доверяешь Анжелике? Ворону? Они сильные конструкторы.
— Хочешь отдать им память Отшельника? — догадывается Джен.
— Мне кажется, они смогут правильно ею распорядиться.
— А что есть «правильно»?
— Я не знаю, — вскочив со скамьи, Джа трусит ногами. — «Константе» отдавать нельзя, они похоронят или, еще хуже, воплотят его план по завоеванию мира. С их-то ресурсами. Сейчас удобное время переобуться во взглядах на легализацию конструкта, всю грязную работу Отшельник сделал.
— Это разве плохо?
— Нет, но мне не нравятся их методы! Они в своем подполье исповедовали сталинский принцип «нет человека — нет проблемы»…
— Вообще-то он не сталинский, это фраза из книги «Дети Арбата».
— Да? Не важно. С машиной они и вовсе геноцид могут устроить, не напрягаясь.
— Джа, — останавливает Джен тираду. — Давай обсудим это позже, на трезвую спокойную голову.
Пророк уступает неохотно. Понуро плетется за Дженом к крыльцу, но на пороге все же останавливается, не позволив инквизитору открыть дверь.
— Как думаешь, каким образом Отшельник подсадил самый первый приемник? — спрашивает Джа тихо, из окна кухни с приоткрытой створкой доносится шум застолья. — Понятно, как он их тиражировал, подключился к одному конструктору, слепил партию, передал своим прихвостням типа Елизаветы. Но первый-то из клетки как наружу попал?
Джен задумался.
— Либо первый был подсажен до клетки, либо… либо где-то есть второй ты.
— Вот именно!
Широким жестом Джа распахивает входную дверь, пропуская Джена внутрь. Уснуть сегодня будет сложно.