Утром неожиданно очнулась связь, скинула на смартфон ворох запоздалых сообщений и снова слегла. Хорошего понемногу.
В холодильнике шаром покати: бутылочки с уксусами и соусами бряцают в кармашках двери, на полках плесневелая колбаса, задубевший кусок сыра и два яйца. Выхлебав впустую чашку кофе, Джен одевается, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Джа с Олькой, и выбирается из дома в промозглый мокрый город.
Подошвы ботинок чавкают по битому тротуару. Все, что летом было пылью, в предзимовье обращается грязью. Машин нет, но Джен дисциплинированно доходит до пешеходной зебры, пересекает пустую молчаливую дорогу. Удивляется безлюдному тротуару вдоль опечатанных заборами домов. Остановившись возле одного из них, Джен нагибается затянуть развязавшийся шнурок, и тут же звонко облаян мелкой шавкой. Захлебываясь лаем, она пытается просунуть морду под забором, чтобы схватить Джена за пятку, прыгает на лист из профнастила с подтеками ржавчины.
— Слышь, ты, а ну пошел отсюда, — грубит мужской голос из-за забора. — Иначе стрелять буду!
— Чем? — от неожиданности спрашивает Джен. Сделав шаг назад, в щель между петлями калитки пытается разглядеть угрожающего.
— Дробью! Ты только сунься, мало не покажется.
— Да нафиг надо! — искренне отвечает Джен и идет прочь от истеричного мужика.
Совсем озверел народ.
Супермаркет, в котором жизнь назад Джен неосторожно раздавил пряжку на туфле Елизаветы, встречает темнотой и запертой дверью. Решетки из арматуры проглядывают через заклеенные красочной рекламой стекла витрин. Облицовочная плитка на ступенях сбита кусками, массивные бетонные клумбы вывернуты с корнем, валяются брюхом кверху посреди газона. Джен в растерянности оглядывается по сторонам, достает смартфон, сверить время, но экран упрямо показывает одиннадцатый час — не такое уж и раннее утро.
— Че, закрыто? — спрашивают из-за спины.
Джен обернулся.
Мужчине лет сорок с лишним, умные глаза за узкими очками с притемненными стеклами, спортивная куртка, рабочие, в мозолях руки. Он похож на инженера, способного разобрать и собрать любой механизм.
— Видимо, выходной, — отвечает Джен.
— Ну да.
Подойдя к двери, Инженер наклоняется к замку, подняв очки на лоб, разглядывает замочную скважину, затем щель между дверью и косяком. Присев на корточки, он сверлит щель взглядом, смахивает большим пальцем закрывающие обзор крошки.
— Ты что делаешь? — спрашивает Джен, сжимая кулаки. Он не хочет драться, но если придется…
— Если ко мне домой так заходить можно, значит, и сюда тоже, — он даже не обернулся, продолжая расщеплять засов замка.
— Мужик, я не хочу…
— Я тоже, — искренне отвечает Инженер, поднимаясь. Дверь магазина, скрипнув, послушно открывается. — Но все магазины в городе закрыты, а мне нужно чем-то накормить девчонок.
— Прямо-таки все?
— Ты из бункера что ли вылез?
— С деревни приехал ночью. Там все спокойно.
— Повезло. Я сюда с Ипподромной пришел, по дороге все или заколочено, или разворочено. Третий день хлеба купить негде, мародеры по квартирам с обрезами ходят. А мои сейчас дома одни, поэтому или иди своей дорогой, или… закрой за собой дверь, пока другие не набежали.
Он скрывается в темноте магазина. Замешкавшись, Джен все же идет за ним.
Полки магазина пусты. Владельцы подсуетились, убрали товар. Джен ловит себя на обиде за старания Инженера.
— Ты идешь? — доносится из-за стеллажей.
Джен следует за голосом в подсобку, оттуда по лестнице спускается в подвал, останавливается перед массивной дверью. Инженер уже пристроился к замку, налобный фонарик бьет ярким лучом по пятнистому полотну двери.
— Давай помогу.
Притвор двери скрывает засов, поэтому Джен берется за него. Деструкт дается сложнее, чем в логове, то ли дело в настрое, то ли в опасности, но все же Джен справляется и общими усилиями они проникают в складскую подсобку.
— Через петли было б быстрее, — запоздало предполагает Джен, помогая Инженеру заполнить полотняные сумки консервами.
— Да, наверное. Ты давно научился?
— Когда началась вся заварушка, — честно отвечает Джен. — А ты?
— Лет пять назад. Но не пользовался.
— Почему?
— А зачем? — недоумевает Инженер, укладывая в пакет пачки с рисом, горохом и гречкой аккуратными кирпичиками. — Работа есть, деньги платят, мне проще купить, чем разбираться как что устроено, чтобы правильно собрать. Так, по мелочи, интереса ради. Тарелку для жены или микросхемку для металлоискателя, которую можно найти только в Китае и еще ждать придется полгода.
Джену нечего возразить. Он набирает в сумку продукты, убеждая совесть, что его семья теперь состоит не только из тощего пророка, который мог бы перебиться сухим пайком, обещает угрюмым стенам регулярно возвращаться, когда магазин откроется, и платить наличкой, оставляя кассирам сдачу. Джену тошно быть здесь и быть причиной коллапса.
Он чувствует себя виноватым за то, что не предотвратил.
— Мы должны магазину пять тыщ рублей, — хмуро сообщает Джен, водрузив пакеты на разделочный стол перед Олькой. Через край шуршащего бока на столешницу сразу вывалилась палка «докторской».
— У вас супермаркет открылся?!
— Нет.
Голод червем точит изнутри. Если адреналин провоцирует способности к деструкту, то перспектива положить зубы на полку должна стимулировать конструкт. Перед Дженом на столе пласт ржаного хлеба и лист бумаги. Казалось, если иметь перед глазами оригинал, видеть его структуру, строение кристаллической решетки и количество связей, слепить копию труда не составит, но лист крошится несъедобной трухой и даже обратно в бумагу собираться не желает.
— Да что я делаю не так?!
— Ломать — не строить, а? — с доброй насмешкой доносится из-за плеча.
Джен настолько сконцентрировался, что не слышал прихода Анжелики. Отстучав тростью несколько шагов, она садится на соседний стул и, прищурившись, возвращает бумажному листу целостность.
— Представь, что это немножко магия, — говорит Анжелика, скрестив на столе длинные пальцы с бордовым, в тон гранатовому перстню, маникюром. — Ты пытаешься задействовать способности мозга, которые не понимаешь, не можешь рационально объяснить. Отбрось. Если будешь ходить, постоянно думая, когда ногу поднять, куда опустить, ты далеко не уйдешь. С конструктом то же самое. Расслабься.
Джен удрученно пялится на несъедобный лист, соображая какой ахалай-махалай необходимо провернуть, чтобы превратить его хотя бы в жвачку.
— Так! — Анжелика за локоть разворачивает Джена к себе. — Простое упражнение. Сложи ладони вместе и интенсивно потри друг о друга. Сильнее. Еще. Вот так. А теперь разведи их в стороны. Что чувствуешь?
Джен прислушивается к нервным окончаниям.
— Тепло. И… — он подбирает слова, аккуратно приближая-отдаляя ладони, — … как будто что-то есть между ними. Упругое.
Анжелика улыбается.
— Сенсорное тело. Ты его не понимаешь, не видишь, но чувствуешь. А теперь, не сбивая настройки, потрогай сначала хлеб… теперь бумагу… Сконцентрируйся.
Джен кладет хлеб поверх листа, убирает руки и глядит на инсталляцию пристально. Он видит только серую губку теста и гладкую белизну бумаги. Джен щурится, наклоняется к ним, меняет угол зрения. Глаза устают. Раздражение закипает, сбивает дыхание и еще одна пористая крошка ссыпается на бумагу. Может, он способен только губить? Ведь неспроста конструкторы работают в парах — созидатель/разрушитель. Может, некоторым просто не дано создавать? Только ломать все, к чему прикасаешься.
— Представь, что это сломанный байк, — раздается над ухом. Джа стоит за спиной, упираясь ладонями в спинку стула, на котором Джен сидит. — Как ты понимаешь, что с ним?
— По звуку.
— Ну. Сначала общий гул, потом он распадается на голоса каждой детали, и ты уже знаешь, куда подкрутить и что с ней не так. Твое чутье, вспомни, как оно…
Джен закрывает глаза, прислушивается к звукам дома, раскладывает их на шум холодильника, свист птицы, пробивающийся через закрытые стеклопакеты, шипение автомата-освежителя из гостиной, собственное дыхание, которое выравнивается, успокаивается. Открыв глаза, Джен глядит на чудаковатый натюрморт спокойно, без напряжения и концентрации, от которой вены на висках готовы лопнуть. И видит. Материя, как картинка, проявляющаяся если расфокусировать взгляд. Джен распускает спутанные волокна бумаги, лист вспухает, раздается пористой массой, темнеет. Он повторяет рисунок хлебного мякиша, который тут же отпечатывается в памяти Джена, на тех же глубоких полках, где хранится умение дышать, ходить и различать запахи.
Оторвав от новоиспеченного хлеба бумажные хвосты, Джен отламывает кусочек себе, остальное отдает Джа и Анжелике. Пробует на вкус.
— Та же бумага, — Джен морщится разочарованно.
— А ты думал, с первого раза получится? — смеется Анжелика. — Но, вроде, съедобно.
— Терпение и труд… — Джа хлопает его по плечу.
— А сам не хочешь попробовать?
— Я? Неее. Это ты у нас кормилец. У меня мозги под другое заточены.
Джен не спорит, знает, если Джа припечет, он быстро научится, а пока именно Джену следует быстрее приспособиться к новому миру сверхъестественных способностей. И перестать их считать сверхъестественными.
Все дело в контроле. Чтобы собрать воедино нужно выстроить четкую последовательность, потрудиться. Чтобы разрушить, достаточно захотеть. На уровне конструкта материя податлива как песок, чуть толкни и распадается. Как игрушки в детстве, которые Джен научился беречь. Как упрямый тополиный ствол, который выскользнул из-под руки.
Если б только знать о конструкте раньше!
— Кто дал им право решать? — негодует Джен, кроша сконструированный хлеб по старинке — пальцами.
Анжелика, явно позабавленная наивностью, отвечает:
— Думаю, Джордано Бруно и салемские ведьмы задавались тем же вопросом.
Перед дверями ванной комнаты высятся черно-синие кучи. Пока дом пуст от гостей, Джа не заморачивается, вывалил содержимое дорожных сумок прямо на пол и с прытью бывалой прачки сортирует по простому принципу: носки отдельно, белье отдельно, мембранные вещи отдельно — их можно стирать только специальным гелем, это Джа уяснил, еще год назад за счет демонстративно выброшенной «любимой кофты».
— Есть что в стирку? — спрашивает Джа, когда Джен, вытягивая по-страусиному ноги, пытается просочиться в свою комнату через завалы.
— Неа.
— Ты, блин, сначала в шкафах посмотри, а потом отвечай.
Джен послушно открывает шкаф, пялится на скомканные вещи, которые как ни раскладывай все равно превращаются в беспорядочную массу, будто по ночам развлечения ради завязываются узлами. Вытащив несколько футболок, которые проще заново постирать, чем отгладить, Джен прицельно пробрасывает их в открытую дверь, аккурат на стопку белья.
— Слушай, я тут подумал, — доносится из ванной, — конструкт — это, конечно, круто, но нифига не панацея. Вот, например, теоретически можно отдеструктить грязь от одежды, но сколько времени на это уйдет? Задолбаешься ведь. Значит, и стиральные машинки, и порошки со всеми приблудами все равно нужны. Или мебель. Проще из досок сколотить, чем собирать. Хотя, Ритка посреди трассы вон какой крутой транспортировщик соорудила. Но все равно в промышленных масштабах трудозатраты несоизмеримы вообще.
— Может быть, — откликается Джен, не задумываясь особо, только чтобы голос подать.
На искореженный чезет больно смотреть, Джен не особо рассчитывает восстановить поникший ствол, может, в мирные времена, когда Анжелике будет нечем заняться, или когда сам сумеет дорасти хотя бы до уровня Риты. В тайник под подоконником уже перекочевало все запасное оружие, сумки с похода пусты. Устроившись на кровати, Джен распаковывает ноутбук, вводит на числовой клавиатуре мудреный пароль от операционки.
— Джа? — зовет он, задумавшись.
Пророк появляется в комнате под звук набирающей воду стиральной машины.
— Ты не помнишь, номер Отшельника? Как его в документах обозначали — объект, а дальше цифры.
— Сейчас гляну, — Джа достает из кармана мобильник, елозит пальцем по экрану. — Хвала ватсаппу за сохранение истории сообщений. Мне Олька отправляла или Падре? Так. Объект… объект… тридцать один — пятьдесят семь — девять — эл-эс-ка.
— О как.
— Чего?
— Открой цифровую клавиатуру и набери три-один-пять-семь-девять.
Пророк послушно повторяет манипуляции, хмыкает удивленно:
— Так просто? Даже как-то неловко за этот креатив. Гений все-таки.
— Все гениальное, как ты помнишь…
Звук подъезжающей машины для пустынной улицы стал чуждым и потому заметен. Джен подходит к окну, выглядывает на дорогу перед «клиентскими» воротами, где паркуется тонированный в круг внедорожник. Олька ездит на отцовском Форде, у Макса подержанная Тойота, Романов еще вчера приезжал на БМВ. А клиентам вряд ли есть дело до мотоциклов в разгар волнений. Рука сама тянется к прикроватной тумбочке, в которой с недавних пор обжился очередной огнестрел.
— Что там? — спрашивает Джа, напрягшись. Идет к окну, но Джен останавливает его жестом.
— Не высовывайся. Пока.
Внедорожник становится боком аккурат напротив калитки, параллельно к забору. Очень удобная позиция, если собираешься расстрелять встречающих хозяев и быстро смыться. С высоты второго этажа Джен видит, как открывается передняя дверь, водитель выходит, огибает массивный корпус авто и, остановившись перед домом, запрокидывает голову, всматриваясь в окна его спальни.
— Даебтвою! Это Ян.
Бросив пистолет на кровать, Джен кидается к шкафу за многоножнами.
— Джа, где твой ствол?
— Мы, вроде, с ними не ссорились, — неуверенно припоминает пророк, но ныряет в свою комнату за оружием.
— А мы ни с кем не ссоримся. Это с нами все ссорятся.
Хорошо, что окна зашторены, Джен спускается по лестнице, накидывает поверх многоножен теплую куртку, застегивается только на две кнопки. Сует голые ступни в трековые ботинки. У Джа экипировка тоже так себе — куртка поверх футболки, домашние штаны, кроссы на босу ногу — прям гопота районная. Пистолет в кармане наготове, Джен слышал, как пророк взводил чезет.
— Держись в стороне, — требует инквизитор. — Не лезь на рожон, ладно?
— Как скажешь, — отвечает Джа неубедительно, стягивает тугой резинкой волосы. Постригся бы уже.
Настойчивый звонок застает Джена на улице. Отворив калитку, он выходит за ворота.
Ян весь в черной коже не по погоде ждет у самой калитки, с пассажирского сиденья внедорожника строго следит Татьяна.
— Каким судьбами? — спрашивает Джен, дружелюбно протягивая руку для пожатия.
— Есть разговор, — Ян улыбается, но угроза, исходящая от него, ощущается физически. — Сначала я хочу кое-что тебе показать.
Грациозно соскользнув с высокого кресла, Татьяна открывает заднюю дверь авто. Лампочка в салоне тусклая, но Джен сразу узнает кудрявые волосы Риты и ее хрупкие, подростковые плечи. Лица почти не видно, голова лежит на плече Падре, руки обоих стянуты черными жгутами, ноги Риты тоже в оковах. Дернувшись к машине, Джен останавливается как вкопанный — у горла Риты, блеснув, подвис клинок.
— Стой, где стоишь, — предупреждает Татьяна, прозрачный как хрусталь клинок замер вертикально в воздухе, уткнувшись острием в сонную артерию девочки. — Они под сильными медикаментами. Пока что. Мы поговорим, потом вы их заберете. Если мы договоримся, конечно. Поэтому давай без глупостей, я учеников убивать не люблю.
Ярость разгоняет пульс, но Джен сдерживается, отступает к калитке. Дверь авто захлопнулась, пискнула сигнализация. Ян первым заходит во двор, бодро здоровается с примерзшим к крыльцу пророком. Джен временит, не желая поворачиваться к Татьяне спиной, пропускает ее вперед и оставляет калитку открытой, чтобы держать на виду внедорожник.
— Чаю не предложишь? — ухмыляется Ян загородившему входную дверь Джа.
Пророк не сдвинулся с места, руки в карманах.
— Вы поговорить хотели. Я слышал. Говорите.
Во дворе просторно, под навесом пусто, хоть танцуй. Чистая забетонированная площадка перед домом, только цветной провод детского телефона тянется от крыльца через забор к Анжелике. Пока их не было, ребята прибрали и огород, и двор, видимо, Олька так гнала тревогу вечерами, когда от работы уже ехала крыша, и забитая до краев пепельница на крыльце — тому подтверждение.
— Вы были в Кингисеппе, — говорит Татьяна. Отстучав шпильками несколько шагов к дому, она останавливается на внушительной дистанции как от Джена, так и от Джа. — Я могу понять, что вы там делали, я даже видела, как вы туда попали и могу предположить, кто вам помог. Честно говоря, мы все считали туннель байкой. Дорогая оплошность вышла, — Татьяна хмурится. — Чего я не знаю, это того, кто забрал Его память — вы или Ворон?
— Не помню, чтобы мы что-то оттуда забирали, — Джа убедительно изображает неведение. — Мы только раздолбали электронный городок и свалили.
— Не строй из себя идиота.
— Я и не строю. Мы крушили все, что под руку попадется, а память это или нет — нам откуда знать?
— Вы не настолько тупые.
— Видимо, настолько.
— Рита видела плату в вашем номере. И я очень сомневаюсь, что она бы соврала нам при таких обстоятельствах.
— Что ты ей сделала? — вскипает Джен. Держать себя в руках становится все труднее. Надежда договориться и разойтись миром висит на волоске.
— Язык развязала! Мальчики, мне очень нужна эта плата. Если она у вас, отдайте по-хорошему. А если у Ворона — свяжитесь с ним. Я не знаю, как, но вам лучше это сделать. И побыстрее.
— Интересные вы люди, — Джа заводится, быстро набирая обороты. — Вы где были, пока он людей мочил направо и налево? Когда нам нужна была помощь, вы свалили, не попрощавшись, и нам пришлось решать проблему самим. Даже не зная, с чем мы имеем дело. А теперь вы заявляетесь к нам с угрозами? Требуете что-то вам отдать. Да с какой стати?
— Вы не понимаете, — качает головой Татьяна как благодетель, спустившийся с небес помочь неразумным. И если бы не запертые во внедорожнике друзья, Джен бы поверил в чистоту ее намерений. — В Его памяти лежат исследования, способные оспорить фундаментальные законы мира. И сделать очевидным существование конструкта.
— Так поздно уже.
— Еще нет, с истерией мы справимся. Но если Его разработки обнародовать — обратного пути не будет.
— А что в этом плохого?! — спрашивает инквизитор.
— Всё! Джен, конструкт хуже ядерной бомбы, потому что вездесущ и бесконтролен. Только представь, если каждый третий не в стране — на планете — осознает свои способности. К чему это приведет? А я тебе расскажу! Сначала конструкторы на правах сильных начнут причинять вокруг добро…
— Как вы сейчас? — усмехается Джа, но Татьяна игнорирует выпад.
— … после они примутся перекраивать мир под себя. Тогда остальные — лишенная конструкта, большая часть человечества — завопят, что их права ущемляют, и конструкторы станут гонимыми. Официально. На всех уровнях. На нас объявят охоту, мы снова забьемся в свои норы, пока не найдется очередной Джен, который вылезет из своей берлоги, размахивая ярким флагом с пламенным призывом явить миру прекрасное. Этот сценарий уже повторялся и не раз. Черт, да мы с начала двадцать первого века боремся за одинаковость, а вы спрашиваете, почему нельзя показывать людям, чем они отличаются друг от друга! Это приводит только к распрям. Поэтому все, что было в Логове, должно остаться в Логове. Не надо будить зверя.
— А мне кажется, все несколько иначе, — говорит Джен. — Не будить зверя? Да он вовсю ходит по улицам! Оглянись! Но в этот раз остановить его у вас не получается. Для того и память нужна, как козырь в рукаве, чтобы толпа вашу шайку не затоптала. Хотите, чтобы к вам на поклон ходили за разъяснениями.
— Что б ты понимал в политике, бестолочь пещерная!
— Может, и ничего. Но достаточно, чтобы будь у нас Его память, зарыть ее подальше от ваших загребущих рук. А теперь открой машину, я заберу ребят, и валите отсюда нахрен.
— Нет памяти — нет ребят. Ян?
Джен рассчитывал на защиту забора, но кирпичная стена песком осыпается на подмерзшую землю, открывает взгляду конструктора внедорожник.
— Только тронь! — Джен бросается к Татьяне, хватает ее за горло, мешая повернуть голову.
— С кого начать? — выплевывает она Джену в лицо.
Тонкая спица, собранная чуть выше плеча, пикирует вниз, пробивает острым носом куртку инквизитора. В руке Татьяны нож — одно лезвие без рукояти, Джен хватает ее за запястье, выворачивает, заставив закричать.
Рядом выстрел. Джа прячет пистолет в кармане, стреляет через куртку. Пуля входит в собранный на ее пути белесый куб, он пролетает мимо Татьяны, не задев Медную. Вторую пулю Ян отбивает в стену дома как ракеткой собранным в руке бруском. Ухмыляется самодовольно, неуязвимый сукин сын.
Над Дженом дождь, мелкая острая дробь сыпется на голову, за воротник, царапает шею. Татьяна вырывается, и дождь становится гуще, будто само небо рассыпается осколками. Не закрыться.
— Может, хватит строить из себя героя?
Рванув кнопки, Джен расстегивает куртку, натягивает на голову. У Джа закончились патроны, Ян победно подкидывает в руке орудие и, метнув его в пророка, едва не задевает голову, Джа чудом успел отпрыгнуть. Дернув из многоножен сюрикен, Джен запускает его в руку Татьяны, не убить — отвлечь, выиграть мгновение. Но сюрикен ссыпается на бетон под взглядом Яна.
Конструктор быстр, у Джена не хватает скорости переключать внимание, чтобы пустить в ход свои зачаточные навыки конструкта, а Ян успевает защищать Татьяну с обеих сторон, пока она нападает. Идеальный тандем. Непобедимый.
В поле зрения сквозь дыру в заборе мелькает внедорожник. Внутри заперта Рита, девчонка, которую Джен спас однажды, но уберег ли? Или наоборот, втянул в свою войну? Стоит ли победа ее долгой счастливой жизни? В чем вообще победа, если на весах призрачное всеобщее благо против жизни его — Джена — семьи?
Инквизитор вытягивает руку, собираясь крикнуть «хватит» и тут же падает на одно колено, хватаясь за бедро, в которое наполовину зашло лезвие Татьяны.
— Сссука, — шипит Джен.
Медная со скоростью жонглера собирает в руках мелкие острые диски и метает их сюрикенами, не особо целясь. Один пропарывает Джену щеку, прежде чем инквизитор подставляет защищенную курткой спину. Выхватив из многоножен клинок, Джен разворачивается, чтобы прицелиться, но Татьяна оседает на бетон, устремив невидящий взгляд поверх дженова плеча. В ее зрачках — знакомый зум. На крыльце, привалившись спиной к перилам, забился в угол пророк.
Дотянувшись до одного из брошенных Татьяной дисков, Ян замахивается, чтобы пустить его в Джа, но Джен успевает выбить диск из его рук. Ян пытается встать. Рвется к крыльцу. Схватив конструктора за полу куртки, Джен рывком бросает его на бетон снова и снова. Уже возле ступенек ему удается прижать Яна коленом, как жука, перевернутого на спину.
— Вот что вам… неймется… ссуки, — с каждым словом кулак инквизитора впечатывается в лицо Яна, смешивая его кровь со своей на костяшках. — Отключайся… давай…
По груди стекает то ли пот, то ли кровь от пробитого плеча. Не убивать, не убивать, не убивать, — повторяет про себя Джен как мантру, чтоб не выпустить берсерка. Ян дергается, выхватывает из-под куртки Джена стилет, метит в ребра, но промахивается, режет по предплечью. Взвыв, Джен хватает с крыльца что-то холодное и очень тяжелое, замахивается, чтобы вырубить сознание конструктора последним ударом.
— А ну хватит!
Резкий голос встряхивает, рассеивает кровавый туман в глазах. Джен опускает руку, которую свинцовой тяжестью наливает пепельница из бара Косы. У нее действительно удобный хват.
— Джен, оставь его, не надо марать руки.
Анжелика в ярко-рыжей пушистой шубке входит во двор, за ее спиной двое незнакомцев, рядом — друг, которому позволено подставить ей локоть. Она останавливается посредине, оглядывает строгим взглядом приходящую в себя четверку.
— «Константа» совсем оборзела в методах?
— У них Рита и Падре, — хрипит Джен, сплевывая кровь на бетон рядом с Яном. — В машине.
Татьяна приподнимается на локтях, моргает часто, дышит отрывисто. Она оборачивается на пророка, который, морщась от боли, трет виски.
— Что это было? — спрашивает она. Нервно дергается уголок рта.
Джа в ответ молча показывает средний палец.
Пошатываясь, Джен поднимается, напоследок придавив коленом грудную клетку Яна так, что конструктор надсадно кашляет, пытаясь перевернуться набок.
— Машину открой, — бросает инквизитор Татьяне.
Сигнализация пискнула, щелкнули блокираторы, и Джен хромает, подволакивая больную ногу, к машине. Он уже не обращает внимания, не фиксирует, где и что у него болит. Распахнув заднюю дверь внедорожника, он пытается срезать путы на руках Риты. Догадывается запоздало, что ножом интерклюд не взять, и силится разобрать чертовы стяжки, пока Ворон не отстраняет его, прислонив спиной к забрызганным грязью бортам машины.
Ножницы дрожат в руке. Пока Джен, сидя на стуле в кухне, силится разрезать штанину, Джа шарит по аптечке в поисках перекиси, попутно сам закидывается аспирином.
— Бинты не надо, — просит Джен. — Там пластыри бактерицидные должны быть. Посмотри, большие такие.
— Промывать ты тоже пластырем предлагаешь?
Лезвие так и торчит в бедре маяком, адреналин схлынул, и теперь от боли мутнеет в глазах, но инквизитор держится из последних сил, ему нельзя отключаться, пока в доме толпа конструкторов и пара непонятно чем вырубленных коматозников.
Пропитавшийся кровью хлопок поддается плохо. Отбросив ножницы, Джен хватает со стола мясной нож и вспарывает штанину, обнажая рану.
— Давайте помогу, — предлагает Анжелика, появившись в кухне. От вида окровавленных лохмотьев она морщится сочувственно.
— Спасибо, не беспокойтесь. — Джа усмехается: — Не впервой.
Вообще-то в такое мясо Джена еще не размалывало, но Джа справляется. Свернутый плотной салфеткой бинт наготове, Джа берется за торчащий из бедра Джена тупой конец лезвия и на счет «два» вынимает из раны, зажимает ее салфеткой, которая моментально багровеет, пропитывается кровью, как промокашка чернилами. Брошенное в раковину лезвие бьется о нержавейку с металлическим звоном. Джа с прытью фокусника меняет салфетку, затем вторую. Он зажимает рану сосредоточенно, и Джену отчего-то стыдно за свое состояние, за пропущенные удары, он ведь должен стоять скалой, броней, а сам рассыпался как трухлявый пень, теперь ухаживай за ним, латай со всех сторон.
Не выдержав зрелища, Анжелика поднимается и, опираясь на спинки стула, идет к Джену. Она разрезает футболку на поврежденном плече, осматривает неглубокую — почти царапина — рану с уже запекшейся кровью и, свернув из бинтов салфетку, промачивает ее перекисью.
— Вы всерьез думали, что у вас есть шансы? — Анжелика бережно обрабатывает края раны. — Они же дрессированные.
— Дрессированные, а по жопе получили, — отвечает Джа, меняя очередную салфетку. Кровь почти остановилась. Критично осмотрев рану, Джа накладывает чистую повязку и обматывает ногу Джена бинтами. — Пластырь мне, пластырь… ты вот на это пластырь предлагал налепить?
— Простите, был не прав.
Кисловатый запах перекиси щекочет ноздри. Джен старается не думать о боли и жалеет, что не умеет покидать тело астральной проекцией. Впрочем, резкая, «свежая» боль его волнует мало — перетерпеть час-другой, завалиться на диван и заснуть под «мыльную» серию телека. Джена беспокоит боль вдолгую, тягучая, ноющая, которая станет его ярмом на ближайшие недели, которая будет мешать ему работать и драться (не дай бог, придется). Даже в собственную спальню без нее Джену теперь не подняться.
— Анжелика, научите меня конструкту, — просит инквизитор.
— А мы с тобой вчера чем занимались тут, на кухне?
— Фокусами, — Джен морщится, когда Анжелика прикладывает пластырь к плечу и бережно разглаживает края.
— Боевой конструкт мало чем отличается. Нужно только наработать реакцию на практике. Сначала научись просто собирать предметы, а потом можно будет и спарринг устроить.
— С вами? — задрал голову Джа, затянув узел на повязке.
Несколько мягких, небрежно слепленных мячиков пикируют на него сверху и, простучав по спине, отскакивают к окну.
— Женщине нужно уметь защищаться. Так, покажи мне руку.
Порез на предплечье совсем шуточный, просто очень тонкий и оттого болючий, как на щеке. Руку Джен обрабатывает сам, пока Анжелика аккуратно стирает кровь с его лица и шеи.
— Мне показалось, — говорит Джен, — что Ян испугался, когда вас увидел.
— Не меня, а их, — Анжелика кивает в сторону гостиной, где трое конструкторов освобождают пленников от интерклюдовых пут.
— Почему? — спрашивает Джа, отмывая руки. Сквозь сильный напор воды его голос едва можно разобрать. — Кто они?
— Их учителя. Петр тренировал Яна, Марк — Таню. Причем, это редкость, когда пару собирают тренера, обычно ребята сами выбирают себе партнеров, многие влюбляются, что очень приветствуется. А этих двоих подружили. У них способности равносильные, с более слабым в паре каждому пришлось бы нелегко.
— То есть, учителя приехали приструнить питомцев?
— Просто так совпало, — Анжелика выбрасывает последнюю салфетку, наскоро полощет пальцы под струей воды. — Их Ворон захватил в подмогу. Как задницей чувствовал. А Петр и Марк — тоже старая гвардия, как он сам, считайте, последняя совесть «Константы», которую постоянно затыкают. Но они до сих пор в штате. Были, по крайней мере.
— А сейчас?
— Кто знает. Если молодежь к вам по приказу «Константы» приехала, то выпнуть их — плевок в лицо Строговскому лично. Он такого не прощает. Вы хоть расскажите, из-за чего сыр-бор весь, а то Ворон мне с порога вместо «здрасьти» гаркнул: «Где парней найти», я и расспросить не успела.
— Он обещал проводить ребят до Питера, — вспоминает Джа, вытирая полотенцем руки. — Наверное, что-то заметил. И ведь приехал же! Через всю страну, не забил, не поленился. В такое-то время. Выходит, им можно доверять? Всем троим?
— Я им доверяю как себе, — отвечает соседка. Переминается с ноги на ногу, будто ищет менее болезненную опору, и шагает к стулу, на котором оставила трость. — По крайней мере в трудные времена они меня ни разу не подводили.
Редкое свойство. Устало откинувшись на спинку стула, Джен замечает для себя, какой ценой обретается вера в человечество.
Ночью они с Джа пьют виски с колой вдвоем на кухне в компании инопланетянина Киану Ривза. Джа откопал в залежах своего старья ноутбук с сидиромом — древнюю лошадку Асус, которая работает теперь только от сети и тянет со скрипом прозрачные красивости Висты. Запасы дисков без царапин скудны, на ночь должно хватить, а днем придется таращиться в телек с единственным работающим каналом, где новости легко спутать с очередной экранизацией Филипа Дика.
Сна ни в одном глазу.
Все тело ноет, как брошенка без самоуважения, требует внимания, пытает, за что Джен так с ним обходится. Джен не знает, как развернуться, куда вытянуть ногу, чтобы заткнуть нытье хоть на минуту, ищет удобную позу и, в конце концов, встает из-за стола, ковыляет по кухне.
Пророк тупо пялится в экран. А может, транслирует Ольке кино, раз родители упросили ее остаться с ночевкой в отчем доме. Удивительно, но до ее сознания Джа дотягивается с легкостью, почти без усилий, тогда как дезориентировать Татьяну оказалось тестом на выносливость. Еще одна задачка для досуга.
У Джена свои испытания — каждый глоток виски должен миновать рану на щеке, иначе остроты ощущений прибавится. Он запоздало вспоминает про заначку коктейльных трубочек, сделанную Джа на заре кофейного бума — не в каждой дорожной кофейне бывали трубочки, а пить через дырку в крышке он терпеть не может, потому и таскал отовсюду сразу по две или три — про запас. Вот, пригодилось. Осталось найти их на полках.
Рита появляется в кухне как призрак, бесшумно и неожиданно. В тусклом свете спотов над столом ее бледность и спутанные волосы выглядят жутко. Она скользит испуганным взглядом по Джену от раны до раны. Плечи подрагивают. Неуверенными шагами девчонка приближается к инквизитору и падает ему на грудь, прижимается крепко, до боли.
— Я не хотела говорить, — рыдает она в футболку Джена. — Прости, я не хотела им говорить. Они заставили. Прости меня.
— Все хорошо, — шепчет Джен ей в макушку, гладит по волосам, успокаивая. — Все хорошо.
Он обещает ей, что больше не даст ее в обиду. Что все плохое закончилось, и жизнь обязательно наладится. Он просит прощения, что не смог ее защитить. Но теперь он будет рядом. Теперь она в безопасности.
Поставив фильм на паузу, Джа тощей тенью выскальзывает во двор. Порыв холодного воздуха обдает до мурашек, и Джен прижимает Риту к себе еще сильнее, не позволяя замерзнуть.
ЭПИЛОГ
Наконец-то снег выпал по-взрослому, лег ровной шапкой — ступишь на тротуар, и подошвы проваливаются. К обеду снегоочистительные машины добираются до их улицы, тарахтят так, что за два квартала слышно. Еще бы во дворе почистили, чтобы не махать лопатой, расчищая одну дорожку к калитке, вторую — к мастерской.
У Косы по-воскресному шумно. Из динамиков долбит синтипоп времен дженовой юности. Официантка слегла с гриппом, и бармен в одиночку не справляется, только одному пива принес, второй свое допил и требует повтора. Джа по-свойски заходит за стойку, достает из-под прилавка поллитровую бутыль «Джека», пишет на стикере записку бармену и лепит ее рядом с кассой, когда будет минута, учтет в их баланс.
— Зачастили вы в наши края, — поддевает Джен, разливая виски на три бокала.
Ворон улыбается джокондой, никогда не поймешь, что у него на уме — обнять тебя или дать по роже. Ни того, ни другого Джен пока еще не заслуживал, но попытки прочитать настроение конструктора его развлекают.
— Неподалеку смышленый паренек в деревне окопался. Командирую его в Питер.
— Романов навел? — догадывается Джен, вспомнив про часы, которые отправлены на покой в прикроватную тумбочку.
— Да. Поможет с технологией. Мы и четверти данных разобрать не можем. Старый хрен как будто свою систему координат придумал и в ней действовал.
— Много народу уже привлекли?
Ворон задумывается, подсчитывает в уме.
— Четырнадцать.
От грохота за спиной Джен резко оборачивается, и нога тут же напоминает о себе. Рана хоть и зажила, но временами одергивает, усмиряет бойцовские инстинкты инквизитора. К счастью, поводов их использовать нет. Пока.
Бармен стоит между столиков и сквозь зубы матерится на съехавшую с подноса пивную кружку. Лужи рядом нет, видимо, была пустая, но осколки во все стороны, а ему уборка при полном зале вообще не к месту. Он сгребает ботинком особенно крупные куски стекла в кучу, чтобы никто не напоролся, пока он унесет поднос и возьмет веник.
— Погоди, дай попробую, — предлагает девчонка с соседнего столика, наклоняется над осколками и аккуратно собирает в кружку. Выходит местами неровно и с прорехами, потому она, подняв кружку, латает ее, лепит, как скульптор, до совершенства. И водружает на поднос бармена под аплодисменты всего зала.
— Помню, видел похожий фокус от Анжелики, — замечает Джа. — Только быстрее. И без доработок.
— Анжелика большой мастер, а эта девочка только учится, — Джен прикладывается к трубочке. Дурные привычки приживаются быстро. — Кстати, расскажи, как там наш Птенчик? Уже стала большим ученым?
— Она молодец, — кивает Ворон, и с его уст это — высшая похвала.
— Значит, своего напарника по мастерской я уже не дождусь. Жалко.
— Ой, да ладно тебе, — машет Джа, — может, к сезону они с Максом вернутся. Ну, или мы к ним съездим. В отпуск. Хоть раз в нормальный человеческий отпуск с Эрмитажами, Большими театрами и пьянками на каналах.
— Большой театр, вообще-то, в Москве.
— По пути заедем. Девчонок с собой возьмем, устроим роуд-трип в лучших традициях Керуака. Только без наркоты.
Словно подслушав их разговор, смартфон кого-то из посетителей долбит на весь бар ритмом Never Let Me Down Again.
— Это знак! — у Джа глаза блестят. — Матьтвою, это точно знак. Ты мне, кстати, обещал отпуск, когда все закончится.
— А все закончилось? — Джен наклоняется к трубочке за очередным глотком. Спрашивает у Ворона: — Вы так и не нашли вторую Машину?
Конструктор мотает головой.
— Вы уверены, что она есть?
— Абсолютно.
— «Константа» утверждает, что никакой рассылки компромата не было. Они бы перехватили. Старик блефовал. Из Логова нет выхода даже в сеть.
— Он не врал, — спорит Джа. — Я серьезно. И компромат существует, и вторая Машина. Мне кажется, все они перехватили и ищут ее сами, и по ушам ездят, что никакого видео нет, потому что на нем должны быть подсказки, где Машину найти. Толку-то от того, что мы забрали память, если они Машину получат?
— Иметь ее и уметь ею пользоваться — разные вещи, — замечает Джен.
— Научатся. Было бы желание.
— Почему ты так уверен? — спрашивает Ворон, нахмурившись. — Предположим, видео есть. Предположим, к Машине подключались за пределами Логова. Это может быть периферийное устройство, работающее по протоколам, которые нам неизвестны. Управлял же он разрушением приемников и тормозов.
— Нет, — упрямится Джа. — Это не дополнительное устройство, а вторая полноценная Машина. Для секса нужны двое! Я видел. Двоих одновременно. Машина не может работать параллельно на четыре сознания, сигнал смажется, сольется. Там один… как сказать?.. канал. Он как луч. В одну сторону, либо передает, либо принимает. Сложно объяснить технически, просто поверь, я был к ней подключен, она так не умеет. А их было двое. У меня мозг чуть не взорвался!
Ворон угрюмо перекатывает льдинки в бокале.
Джа прав. Вторая Машина существует и искать ее нужно быстро, тихо, чтобы не спугнуть помощника, который, Джен уверен, к ней приставлен. Иначе растворится во времени и пространстве как вся пирамида Отшельника, заляжет на дно глубоко и проспит еще тридцать лет, накапливая силы, выстраивая новый замысел.
Но лезть в новую бойню Джен не намерен (и Джа не позволит). «Константа» проржавела, развалилась на два лагеря, и хотя Джену один из них близок, это уже их война, их наследие (или наследственность?), их обязанность следить за соблюдением конструкторами принципа «не навреди». Они взяли ее на себя, когда посчитали конструкт достойным лишь избранных, когда заточили в интерклюдовую клетку лучший ум поколения. Теперь пусть разгребают. У Ворона и его «Гнезда» хватит сил и возможностей. Джен не станет вмешиваться.
Но если Машина снова выжжет мозги пророку, если затронет хоть кого-то из его друзей, Джен снова встанет под ружье, ножи и любое оружие, до которого дотянется. Потому что хоть основы фундаментальных наук и пошатнулись от столкновения с конструктом, закон защиты семьи никто не отменял.
Больше книг на сайте - Knigoed.net