К Лексу в контору иду уже после своих занятий. Войдя в приемную, сразу бросаюсь проверять коробки с отсортированными бумажками, которые с прошлого раза оставила в углу и под стульями. Уж больно много сил я на них положила, поэтому теперь и волнуюсь об их благополучии.
— Не волнуйся, все на месте, — говорит Лекс, сидящий на ступеньках лестницы в рабочем комбинезоне цвета хаки с бордовыми вставками. На груди слева у него пластиковая шильда, на которой черным фломастером написано “Дуртай”. — Маргарета с утра пронеслась мимо меня, даже головы не повернув, и с тех пор сидит безвылазно в своем кабинете. Когда появилась первая заявка, она позвала меня таким тоном, словно не была уверена здесь ли я вообще. По-моему, она это… — он вертит рукой, — не с нами.
Я приподнимаю одну из коробок и ставлю обратно. Не хочу. Не хочу ими заниматься до слез просто.
— Стражи в компании искателей прочесали технические тоннели, — говорит Лекс без малейшей опаски, настолько уверен, что Маргарета нас не подслушает, — и нашли еще несколько мелких тварей подземелий и незакрытый экран, через который они туда ночью забрались. Теперь устанавливают, кому за это нужно открутить голову. Покоцанная блузка с кровью пока стоит в очереди на экспертизу. Все вроде.
— А про Енеку что-нибудь Редженс сказал? — напоминаю я, с беспокойством глядя на хлипкую дверь кабинета наверху. Мы говорим довольно тихо, но вдруг оттуда все-таки все слышно.
— А Енека, оказывается, такой же, как и мы, — отвечает Лекс, меняя положение и вытягивая длинные ноги вперед. Локти кладет на ступени позади, и теперь чуть ли не лежит на лестнице, на вид, устроившись вполне вольготно. — Его тоже искатели маленьким в подземельях где-то прихватили, и пять лет он провел в приюте, пока его не усыновила какая-то женщина из научной гильдии. Так что есть ли у него родные братья-сестры не известно точно, чисто гипотетически могут быть. Ну, учитывая, что у Енеки с Маргаретой определенно есть схожие элементы внешности, она нам не соврала на счет родства. То есть и еще один братик-людожорик существовать может. Или сестричка. Или дед-людоед. Не обязательно же Енеке иметь именно сумасшедшего сиблинга, это может быть и друг или любовник.
Конечно, мы оба вспоминаем о Мэй. Искатели нашли нас в темноте на глубоких подземных уровнях Муравейника в один день: Лекса, Кейт, Мэй и меня. Тогда мы были совсем детьми, и я очень плохо помню первое время в этом мире. Знаю, что четверых нас отправили в приют, но Мэй пробыла там с нами совсем недолго. Ее быстро перевели в специальное отделение психиатрической больницы, где нам было позволено ее навещать. Что мы и делаем до сих пор, сохранив сильную связь между нами. Однако почему? Я даже не знаю, почему мы оказались так привязаны друг к другу в самом начале, словно родные, хотя даже не могли общаться толком, пока не выучили местный язык, ставший для нас общим. Только с Лексом мы всегда были на одной волне. Кейт и Мэй попали сюда, уверена, из какого-то другого мира.
Возвращаясь к Енеке, у него тоже могут быть свои друзья по появлению в этом мире. И один из них тоже может быть психически не здоров, так как само перемещение между мирами оказывает на людей сильное травмирующее влияние. Могло ли оно, скажем, проявиться намного позже, через много лет? И мог ли в таком случае Енека постараться спрятать своего друга от посторонних глаз, чтобы его не изолировали или не убили? И, если так, то где он прячет его сейчас, раз в технических тоннелях больше не безопасно? В своих собственных апартаментах? И поэтому не приходит на работу?
— Редженс сказал, что проверит всех, кого выудили искатели из подземелий примерно в то же время, что и Енеку, — говорит Лекс, — но на это уйдет время, поскольку у его группы недоделанных детективов полно других дел.
— И поэтому он Кейт сдал в аренду Кейну? — хмыкаю я.
— Черт, забыл ввернуть этот факт в нашу вежливую беседу, — сокрушается Лекс.
— А, может, они Мина послали в приют прояснить этот вопрос, поэтому мы его и встретили на нижних уровнях так не вовремя? — предполагаю я.
— Да ну, никто не питает иллюзий по поводу Мина, даже Кейн. Думаю, Мин — это персональное наказание Кейна за все его косяки на службе.
— Кстати, я вспомнила, что так же неожиданно встретила Мина, когда выходила из конторы защитников с заданием для Кейт. А это место тоже не входит в территорию ответственности группы Кейна.
— Так, — Лекс со вздохом, снова переходит в сидячее положение, — у меня сейчас возникло ощущение, что в заплесневелой голове Мина самозародился какой-то собственный зловещий план.
— Ну, не обязательно свой.
— Но определенно зловещий, — Лекс крайне задумчиво чешет коленку, отодвинув плотную прорезиненную ткань, пришитую к середине штанины. — То-то он мне ничего не сказал, когда я его освободил из лифта. Только посмотрел так… со значением. Видимо, это было молчаливое заключение соглашения о неразглашении. Хорошо, что я тогда тоже промолчал, хоть и не врубился.
Мы слышим, как наверху со скрипом открывается дверь. Я юркаю в угол, чтоб меня было не видно, но Маргарета, похоже и не собирается выходить.
— Лекс, ты здесь? Зайди, пожалуйста! — кричит она прямо из своего кабинета.
— Иду, — кричит Лекс в ответ. Он поднимается со ступенек и взбегает по ним наверх к распахнутой двери, ненадолго исчезает за ней. Подкравшись к лестнице, я едва могу расслышать голоса, что хорошо, значит, могу быть уверена, что Маргарета нас тоже не слышала.
Возвращаясь, Лекс затворяет за собой дверь в кабинет и сбегает вниз ко мне.
— Надо пойти и кое-что сломать по этому адресу, — он демонстрирует мне вырванный из блокнота листок. На нем ровным крупным почерком написан адрес и к кому обратиться, а еще сказано “подтекает сливной бачок, груша”.
С удивлением смотрю на листок. Я представляю себе, у чего может быть сливной бачок, но где там могут расти груши?
— На самом деле мне нужно починить бачок унитаза, но…вот, — Лекс протягивает мне книжку в рваной бумажной обложке. Я брезгливо беру ее кончиками пальцев, потому что у меня есть сомнения по поводу происхождения многочисленных пятен на ней. — Пошли вместе, все равно я тебя здесь одну не могу оставить.
— Возьми инструменты, что ли, какие-нибудь, — предлагаю я и усилием воли заставляю себя раскрыть книгу, середина которой тут же высыпается на пол.
Собрав все, что нам теоретически может понадобиться, мы выходим, на подъемнике попадаем на пятьдесят четвертый уровень, потом проезжаем одну остановку на автобусе и идем на адрес, по которому расположено кафе. Зайдя внутрь, попадаем в большой зал со столиками на обоих ярусах. Поскольку сейчас как раз началось обеденное время, зал заполняется на глазах и вокруг стоит особый шум прямо как в столовой учебки, только здесь еще фоном негромко играет музыка. Мимо нас пробегает девушка в длинном фартуке с большим подносом, уставленном тарелками, от которых идет пар.
— Что-то у меня аппетит пробудился, — Лекс провожает ее взглядом.
— Ничего сунешь руки в бачок и полегчает, — предполагаю я, и друг тут же хмурит брови.
— Эй, — к нам подходит другая женщина с подносом, только там гора полупустой посуды с объедками. — Ты что новый помощник сантехника? — спрашивает она Лекса, также нахмурившись, и бросает удивленный непонимающий взгляд на меня, стоящую рядом с ним с книгой про туалетных обитателей. — А где предыдущий? Он же должен был еще на год остаться, нет?
— Ага, должен был, — соглашается Лекс. — Только его в унитаз смыло. Так что мы теперь по двое ходим, — он указывает на меня. — Для подстраховки.
— Да? — женщина хлопает ресницами. Вряд ли она шутку не поняла, скорее все еще думает про пропавшего подмастерья. — Давайте, провожу. — Поставив поднос на столик с колесиками, она показывает, где общий туалет и тыкает в открытую кабинку, откуда раздается журчание воды. — Ну, удачи! — Желает она нам, прежде чем торопливо удалиться.
Еще в автобусе мы выяснили, где у бачка груша и прояснили некоторые другие особенности устройства сантехнического оборудования, так что Лекс сразу уверенно идет в кабинку, деловито ставит рядом ящик с инструментами и, сняв крышку с бачка, начинает выяснять, что там внутри не так. Мне в кабинке места нет, так что с книжкой я стою посреди туалета и зачитываю ему то, что может оказаться полезным, то есть практически все подряд. Монотонно зачитываю, потому что не понимаю ни черта. Акустика в туалете оказывается прекрасной, и мой голос постепенно приобретает торжественное звучание. Текст изобилует непонятными словами и мне скоро начинает казаться, что таким образом я случайно могу вызвать к жизни что-то демоническое. Из кабинки стараниями Лекса действительно раздается потусторонний скрежет и усилившееся тревожное журчание. В разгар всего этого в туалет и заходит худосочный парень в жилетке и обтягивающих его тоненькие ножки штанах. Не ожидав, по всей видимости, увидеть женщину с книгой в мужской уборной, он приседает и на полусогнутых пятится назад. Заткнувшись, я смотрю в его округлившиеся глаза, пытаясь понять, как это все выглядит с его точки зрения. Скрежет, мое чтение, ледяное дуновение от бегущей воды. Парень нащупывает спиной закрывшуюся дверь и, дрожа кадыком на тонкой шейке, шарит рукой в поисках дверной ручки. Должно быть, он вправду решил, что я занимаюсь тут чем-то мистически непотребным. В довершении большая старая книга в моих руках предательски рассыпается вновь и листы с дьявольскими схемами планируют к ногам нашего несчастного свидетеля. По ушам бьет особо душераздирающий лязг возвратившейся на место крышки унитаза и, наконец, воцаряется тишина.
— Извините, — всхлипывает парнишка и выпадает сквозь приоткрывшуюся дверь в коридор.
— Все! — восклицает Лекс с гордостью. — Вода больше не бежит. И возможно больше никогда и не будет.
После возвращение в контору я где-то с час перебираю бумажки, а потом сверху снова раздается зов Маргареты. Все повторяется, как и в прошлый раз. Лекс спускается вниз, помахивая новым листочком.
— Еще один текущий бачок, — говорит он.
— Может, тогда я здесь останусь? — мне очень не хочется снова отвлекаться от работы. Вокруг меня разложены кучи стопочек, часть из которых я мысленно связала с файлами в планшете, по поводу других у меня появились некоторые предположения. Мысли только-только причесались и сгруппировались. Терять концентрацию сейчас мне физически больно.
— А если это сама Маргарета связана со всеми исчезновениями? — Лекс неуверенно мнет бумажку в руках. — И я тебя тут с ней оставлю?
— Она даже не знает, что я здесь, — настаиваю я. — К тому же она там чем-то очень занята.
— Да, сидит и печатает что-то активно, как помешанная.
— Ну вот.
— Вот! — хмыкает Лекс. — Ты сама тут не очень увлекайся, и если какой-либо посторонний звук услышишь — сразу беги! А я тут, — он роется в одном из ящиков стола и что-то достает оттуда, — гайку ей под дверь положу. Если она по своему обыкновению резко откроет ее, то отфутболит гайку, и ты сразу все поймешь.
Я, конечно же, соглашаюсь на это, но, увлеченная ситуацией в моей собственной голове, всего через несколько секунд забываю обо всем вокруг. Оставшись одна, уже совсем скоро бросаю листки с выписанными датами на последние кучки бумажек и удивленно обозреваю дело рук своих. Неужели все?! Теперь я точно могу сказать, что… что я могу сказать? Скрестив ноги, сажусь обратно на пол посреди разложенных концентрическими кругами коробок и кучек. Поднимаю с пола планшет и еще раз сверяюсь со списками. Итак, дню, в который исчез первый подмастерье чуть более года назад, соответствует либо вот та кучка, либо часть вот этой, но еще более вероятно, что записей за эту дату здесь нет. Второй подмастерье пропал всего несколько дней назад, и, могу поручиться, что этому роковому дню соответствует вот эта ровная стопочка обрывков тетрадных листов. Очень подозрительная стопка. Я беру ее в руки почти уверенная, что в ней-то и кроется ответ. Сосредоточенно смотрю на верхнюю запись, и понимаю, что что-то здесь не то. Но что?
Так, напряжение растет. Растет вплоть до того момента, как я перевожу взгляд на кучку справа, в которой, предположительно, прячется последний день первого пропавшего подмастерья. Рядом с ней стоит чья-то нога, затянутая в черные колготы. Обуви на ней нет, что, по-видимому, и помогло ноге подобраться ко мне незамеченной. Продолжая изучать ее, отмечаю, что она довольно крупная, с выраженными мышцами на икрах, наверное, хорошо бегает.
— Привет, — говорит хозяйка ноги, и я нехотя поднимаю взгляд к ее лицу. Маргарета так же ярко накрашена, как и в первый раз, как я ее увидела. Наклеенные ресницы как опахала. Фигура затянута в изумрудного цвета костюм с длинными рукавами, но короткими штанинами и большими деревянными пуговицами на животе. — На кого работаешь? — спрашивает она с хищной улыбкой, открывающей ряды крупных зубов в обрамлении накрашенных лиловым блеском губ. Почему-то эти блестящие губы пугают больше всего. — На стражу?
Я неловко отвожу руку с бумажками поближе к карману. Что бы там Маргарета сейчас не попыталась предпринять — убить меня или просто выгнать — я отчаянно хочу сохранить плод моего труда при себе.
— Нет, — пищу я испуганно. — Я просто хочу помочь своему другу!
— Этому мальчику? Лексу? — Маргарета удивленно морщит лоб, так что становится видно, как много на ней косметики. — Вы настолько волнуетесь из-за этих исчезновений, что готовы перерыть всю эту кучу макулатуры? Даже стражи на это плюнули, как только увидели.
— Но они-то не рискуют исчезнуть, — напоминаю я тихонечко.
— Уверена, это все объясняется как-то очень просто и никто больше никуда не исчезнет, — качает головой Маргарета. — Но, ладно, пойдем поговорим! — она радушно машет рукой с гротескно длинными ногтями и, повернувшись ко мне спиной, осторожно пробирается между моими стопочками обратно к лестнице.
Подскочив с пола, быстро запихиваю бумажки к себе в карман, так мне будет спокойнее. Не без колебаний, но поднимаюсь вслед за Маргаретой на второй ярус. В конце концов Лекс должен вернуться очень скоро.
Маргарета, не дожидаясь меня, уже забежала в свой кабинет, залитый малиновым светом — включена только лампа на столе, а на нее наброшен малиновый платок — как-то пожароопасно смотрится. Проходя внутрь, ищу взглядом гайку, но та лежит прямо рядом с дверью, очевидно, в этот раз ту открыли осторожно. Настороженно оглядываю комнату, но ничего подозрительного не вижу.
Комната вытянута как пенал, письменный стол стоит посередине, разделяя ее на две части. По обеим длинным стенам стоят открытые шкафчики с бумагами, книгами, разложенными кое-как, но все же порядка намного больше, чем в том помещении, что за железной дверью. Спрятаться здесь буквально негде, так что нападения можно точно не опасаться.
Маргарета достает из мини-холодильника бутылку игристого вина и два бокала с полки, ставит это все на стол, отодвинув подальше беспроводную клавиатуру. Еще на столе стоит большой монитор, повернутый к удобному креслу на колесиках, на который и приземляется Маргарета, плюс стационарный телефон, а также лежат несколько блокнотов и ручек.
— Садись, — приглашает Маргарета и кивает на кресло напротив.
Сев, я оказываюсь спиной к выходу. Немного отодвигаю кресло от стола и чуть поворачиваю, чтобы обеспечить себе свободу маневра.
— Не бойся, я ж тебя не съем, — улыбается Маргарета. Откуда-то из-под стола она достает вазочку с конфетами и начинает заниматься бутылкой. — Хочу предложить тебе бартер, — говорит она, возясь с пробкой. Та с хлопком выскакивает из горлышка, и вино тут же разливается по бокалам. — Обменяю информацию на информацию. Ты можешь задать мне любые вопросы о подмастерьях, как у нас тут все устроено — что хочешь! Все, что считаешь нужным, спрашивай, помогу, чем смогу. А в обмен я поинтересуюсь твоей личной жизнью, идет?
Ее предложение тут же выбивает меня из колеи. У меня же нет личной жизни! Да и зачем ей она?! С другой стороны, она может мне что-то важное о деле рассказать, то, что мы еще не знаем, ведь официально в конторе работает не Маргарета, а Енека, а, значит, со стражами она вряд ли общалась.
— Дело в том… — Маргарета поднимает свой бокал, — давай выпьем для начала. Тебя как зовут-то?
— Вета, — коротко отвечаю, поднимая свой бокал дрожащей рукой. Раз у меня нет личной жизни, нужно ее быстренько выдумать, что ли. В голове вспугнутыми зайцами носятся воспоминания. С кем-то же я даже целовалась чуть-чуть, правда это все так… Понять бы еще что Маргарета хотела бы услышать.
— Дело в том, — снова начинает Маргарета. Сделав несколько глотков вина, она разворачивает конфету. — Я пишу любовные романы. Не состою в гильдии, но книги мои все равно печатают. Уже вышло больше двадцати. Вот держи, — засунув конфету в рот, она берет с полки одну из книг, — это пятая. Называется “Сладкие сны”. По-моему, наиболее удачная.
С любопытством беру в руки толстый томик в яркой малиновой обложке. На ней изображена полураздетая пара, тянущаяся друг к другу с томным сладострастным видом. В целом книга похожа на большой леденец, даже пахнет чем-то сладким, что напоминает мне о чудовище, встреченном нами в комнате рядом. Запах от него был другой, но тоже приторный.
— А вот последнее мое произведение завернули, — Маргарета расстроенно отпивает еще вина, а потом одним махом приканчивает весь бокал. — Ты пей, хорошее же вино.
Действительно, хорошо идет.
- “Карамельные грезы”. — Маргарета снова разливает вино. — Я, было, расстроилась, даже очень. Но потом взяла себя в руки и объективно перечитала первый десяток страниц. И поняла, что уже начала повторяться. И вот я сижу и пытаюсь придумать нечто принципиально новое, — она машет ногтями в сторону монитора, — но, знаешь, принципиально не получается. Вот поэтому мне и нужно, чтобы ты мне что-нибудь о себе рассказала. Необязательно, чтобы это была полностью правда, главное, чтобы такого еще не встречалось в моих двадцати напечатанных опусах.
Я уже чувствую, что она немного под хмельком. По идее, это хорошо. Главное, самой притормозить, а то у меня уже тоже второй бокал пошел.
— Расскажи мне о своем первом поцелуе, — просит Маргарета.
О! Первым меня поцеловал Мин, после чего его на меня стошнило. Да, это определенно стоит увековечить в литературе! Однако Маргарете почему-то мой рассказ доставляет удовольствие, она даже удостаивает его третьим бокалом. Потом я рассказываю о том, как нас забрали с нулевого уровня, только меняю имена, и наши шинарды из офицеров стражи превращаются в офицеров искателей. Шифруюсь, так сказать, а то вдруг Кейну с Редженсом или скорее кому-то из их знакомых будущее произведение Маргареты на глаза попадется.
— Искатели у меня уже много раз были, пусть будут стражи, — пьяненько бормочет Маргарета, записывая что-то в блокноте.
Ну, облом. Так… я что-то хотела спросить.
— По-моему, я не нашла записей за тот день, когда исчез первый подмастерье, — начинаю я. — И второй подмастерье, записи выглядят как-то не так, — я стараюсь не икать, хотя пузырьки в моем пищеводе резко хотят гулять. — Словно их переписали нарочно.
— Да, когда Адерин пропал, у Енеки был перерыв, так что заявки на ремонт записывала я, — объясняет Маргарета, снова подливая в бокалы. Тянусь за конфеткой и слушаю ее. — Так что, в общем, когда я… когда стражи пришли… до этого, когда стало понятно, что они придут выяснять, куда делся Адерин, я заставила Енеку переписать все своим почерком. Потому что наше начальство знает, что я подменяю брата, знает его ситуацию и прикрывает нас, но вообще так не положено делать. Так что, если стражи узнают, что Енека тогда не было на месте, худо будет не только нам с ним. А Енека очень не организованный в этом плане, ну, ты видела же. Вот инструменты, расходники — там полный порядок. Понятный только брату, но все равно порядок. А в записях своих он сам не разбирается. Многолетние хаотичные напластования. Так мои записи Енека тоже умудрился куда-то засунуть и сам не переписал. А вот Дуртай когда исчез, я уже у Енеки просто над душой стояла, чтобы он все сделал как надо. Даже тетрадку ему сама покромсала, чтобы эти записи не выделялись среди других и были такими же неряшливыми, а тебе все равно что-то показалось, да?
— То есть при обоих исчезновениях подмастерий у Енеки был так называемый перерыв? — уточняю я. Маргарета сосредоточенно кивает. — Но ведь Дуртай исчез совсем недавно. И сейчас у Енеки опять перерыв?
— Перенервничал, наверное, — предполагает Маргарета. — Те пей, пей, отличное же вино.
Я делаю еще пару глотков, хотя малиновая лампа перед моими глазами двигается каким-то очень странным образом. Боюсь,… я наклюкалась.
И тут звонит телефон на столе. Маргарета оживляется и хватает другой блокнот, не тот, куда она записывает свои светлые мысли.
— Служба слежения за сантехническим оборудованием. Агент Вантуз у аппарата! — достаточно бодро отвечает она в трубку. — Почему пьяная? — удивленно переспрашивает она через секунду. — Нет, что вы! Дело в том, что у нас как раз сейчас проводится выборочная профилактика систем связи, поэтому некоторые функции могут работать некорректно. Так что у вас? Ах, ну надо же, прямо эпидемия какая-то! — восклицает Маргарета и делает записи в блокноте. — Я ставлю вашу заявочку в очередь, а пока держите его в тепле и не позволяйте общаться с другими унитазами! Пока-пока!
Положив трубку, женщина удивленно смотрит на меня. Не знаю, почему удивленно, может быть удивилась собственным словам, то есть тому, как только что разговаривала с клиентом.
— А расскажи мне, когда у тебя был первый секс? — спрашивает она внезапно.
Я смело игнорирую ее вопрос, поскольку я действительно уже выпила слишком много и, похоже, нервная и угодливая мышь во мне благополучно утонула или сбежала как крыса с тонущего корабля, если б тот тонул в игристом. Вместо этого, рассказываю Маргарете, как Кейн отреагировал, когда я самовольно отрезала себе волосы. Это удовлетворяет писательницу в полной мере. Хотя если она сможет интересно подать этот неинтересный в общем-то эпизод, я восхитюсь ее талантом в полной мере. Авансом салютую ей бокалом.
— Несколько дней назад мы здесь, за железной дверью, видели какое-то существо, — начинаю я, раз наступила моя очередь задавать вопросы.
— Как вы туда попали? Она же стоит запертой, пока Енека отсутствует? — недоумевает Маргарета, одновременно заботясь о том, чтобы последние капли вина добрались до наших бокалов.
Вот бездна! Забыла, что мы туда вломились…
— А почему вы ее запираете? Там же все эти записи, инструменты лежат, трубы всякие, — иду в наступление, заедая свою внезапную наглость конфетой.
— А там выход в техническую шахту, — Маргарета сладко почесывается и тянет руку тоже за конфетой. — Енека там шкафчики поставил, чтобы удобно было лазить в шахту. Не экраны эти отворачивать дурацкие, а чтобы дверь нормальная была. Только эти шахты, они чуть ли не через весь Муравейник идут. — Обстоятельно отвечает она на мой вопрос. — Кое-где, правда, замурованы проходы, но все равно отсюда довольно далеко пройти можно. Соответственно, входов в эту шахту великое множество, в том числе со внешних частей платформ, и частенько кто-нибудь забывает их закрыть, и они остаются открытыми или плохо закрытыми на ночь. Поэтому время от времени там заводится живность. А живность эта жрет шубы с труб. Ну и к нам сюда пролезть может, так что я бы не удивилась.
Поворачиваясь вместе с креслом туда-сюда, представляю себе завернутые в меха трубы. Почему я такого никогда не видела? Наверное, потому что это бред.
— Что за шубы? — спрашиваю я с невероятным трудом. Наверное, мне хватит пить.
— Ну, такая теплоизоляция, чтобы вода в трубах не остывала, — улыбается Маргарета. — Есть первичные, а есть вторичные системы этих труб — я в этом совершенно не разбираюсь. Но вот Енека должен следить за вторичной системой на своем участке, и если проборы начнут показывать что-то странное, то нужно ему идти и искать, где сожрали шубу. Хотя она может оказаться и по каким-то другим причинам повреждена,
— Так, поняла, — я стучу пальцами по своему пустому бокалу. — А подмастерий ты посылала на такие работы, когда Енека отсутствовал?
— По-моему, да. Только предвосхищая твой вопрос, — Маргарета тыкает в меня своим когтистым пальцем, — они оттуда возвращались живые и невредимые. На самом деле предполагается, что искатели периодически проверяют шахты, так что находиться там техникам должно быть безопасно. Конечно, все бывает, но я тебе точно говорю, пропали оба мальчика то ли в конце рабочего дня, возвращаясь с последнего задания, то ли вообще уже идя домой или куда молодежь сейчас ходит развлекаться. О!
Пытаясь сообразить, кто такой О, я разворачиваюсь на кресле и вижу заглядывающего в комнату Лекса.
— Интересно как, — друг проходит к нам и останавливается возле стола. — Я на пять минут вышел, а вы уже закадычные подружки? И две бутылки усосали? — по-доброму интересуется он.
— Как это две? Одну же вроде, — я пытаюсь сконцентрироваться на так и стоящей возле монитора пустой бутылке. Она двоится в моих глазах как и все прочие предметы. Или нет? Подняв левую и правую руки, я тяну их к бутылке, обхватываю ее ладонями с двух сторон. Развожу руки в стороны и опа — либо ткань реальности порвалась, либо мы реально нажрались.
Лекс аккуратно забирает у меня обе бутылки. Надо же, я совершенно не помню, когда вторая из них появилась на сцене. По ходу действия все время была одна бутылка. Чудо какое-то.
— Я пишу книгу! — глубокомысленно произносит Маргарета. Это все объясняет. Женщина хватает блокнот и вырывает из него верхнюю страницу со своими записями, протягивает ее Лексу.
— Я обязательно прочитаю эту книгу, — обещает друг, с почтением принимая бумажку. — Но в нерабочее время, хорошо? А пока, раз топливо для ваших посиделок закончилось, я заберу Вету вниз, — он начинает катить меня к выходу. Я поспешно вцепляюсь в подлокотники кресла, опасаясь выпасть из него на разъезжающийся под ногами пол.
— Нет, это… да, — изрекает Маргарета. Она смотрит на свой блокнот, потом на другой, и понимает, что перепутала их. — Я тебе дала не тот листочек. У нас еще одна заявка на починку унитаза.
— Если ты хочешь написать еще одну книгу про унитазы, то я всеми руками за, — Лекс перестает меня катить и возвращается к столу для обмена листочками. — Та книга, что ты мне дала, устарела и частично улетела в кабинку туалета, где засел сердитый тип с геморроем. Я не рискнул лезть к нему со своими проблемами, так что нам определенно требуется новое руководство по унитазам.
— Нет, моя книга будет про любовь, — с кокетливой улыбкой провозглашает Маргарета.
— Ну, про любовь, так про любовь, — соглашается Лекс, выкатывая меня из ее кабинета. По дороге отбивает так и лежащую возле двери гайку ногой.
— Зато я все выяснила, — бормочу я и машу Маргарете — этой милой женщине — рукой. Она машет мне в ответ, а потом вздыхает и кладет голову на стол. Я вижу, как ее длинные босые ноги в черных колготах под столом принимают неофициальное расслабленное положение, перестав быть опорой для ее тела. Докатив меня до лестницы, Лекс подхватывает меня на руки, и в этот же момент кресло под Маргаретой отъезжает в сторону, роняя ее на пол.
— Я в порядке! — кричит она оттуда.
Лексу приходится возвратить меня в кресло, и пока я выполняю очень сложную задачу по удерживанию себя от скатывания вниз по лестнице (мне очень хочется, но Лекс жестко запретил), мой друг где-то укладывает Маргарету. Потом он снова подхватывает меня и уносит домой. Пока он идет туда, так плавно и равномерно, мои глаза закрываются, и я сладко засыпаю.
— Что с ней? — слышу я жесткий мужественный голос Редженса, прорывающийся сквозь сладкую дремоту. Он представляется мне с голым торсом и с длинными развивающимися волосами, как на обложке наиболее удавшейся книги Маргареты, которую та мне дала. Где она кстати? Книжка?
— Боец пал в битве за твое очередное повышение, — слышу голос Лекса, но так и не могу разлепить глаза. Возможно, я все еще сплю. Меня покачивает в теплой лодочке.
— Я все выяснила, — удается промямлить мне.
— А вспомнить сможешь? — голос Редженса проявляет немотивированный скепсис.
— Посмотрим, — я утыкаюсь носом в его плечо. В плечо Редженса, я чувствую его запах.