Казмер Балент Вивек проживает теперь на сорок восьмом уровне, куда после истории с ограблением был переведен производственной гильдией с пятьдесят шестого. Не слишком большая потеря в статусе для человека, совершившего преступление, думаю, объясняется тем, что в самой гильдии не были безоговорочно убеждены доводами в пользу виновности своего члена. В остальном, уверена, ему пришлось не сладко.
Планшет Редженса оставляю дома, чтобы он случайно не узнал, куда я сейчас направлюсь. Размышляя, что же я скажу Казмеру, покупаю новую порцию транкилятора, на этот раз всего лишь второй степени. Хотя, боюсь, подбирать слова и аргументы придется уже прямо по ситуации, а в этом я не сильна совершенно, и вряд ли мое волшебное пойло сможет с этим помочь. Перебирая в уме факты из дела, отпиваю из большой пластиковой кружки. К сожалению, о самом обвиненном, его личности, характере и тем более о его эмоциональном состоянии на данный момент я знаю мало или ничего, а именно от этого надо бы и отталкиваться. Но с каждым глотком на меня снисходит спокойствие, причем какое-то неадекватное спокойствие, сказала бы я, если б мой мозг не одурманился еще лживой пеленой необоснованной уверенности. Обычно я представляю себе множество вариантов развития предстоящей нервирующей ситуации, которые носятся вокруг меня как на очумелой карусели, но сейчас я затыкаю уши наушниками из которых на меня льется бодренькая ритмичная мелодия, и преспокойно спускаюсь на лифте на нужный уровень. Люди, едущие вместе со мной, вдруг все вместе выходят на пятидесятом, так что последние уровни проезжаю, пританцовывая по пустой кабине. Мда, по непонятной причине, стоит отобрать у меня сдерживающую тревогу, и я становлюсь не только спокойной, но и развязной.
Вход в апартаменты Казмера расположен на втором ярусе, но лестница к нему с раскуроченными ступенями, очевидно, не используется по назначению. Сразу прохожу в общий зал, благо вход туда стоит нараспашку. Поднимаюсь на галерею и звоню в дверь. Вместо того, чтобы мандражировать, рассеяно оглядываюсь по сторонам.
Общий зал в это время дня абсолютно пуст — чистый, светлый и без изысков. Самые обыкновенные слегка потертые и слегка пятнистые бежевые диваны образуют несколько зон, в которых можно было бы собраться небольшой компанией. Вдоль стен выставлены детские велосипеды, самокаты и дешевые пластиковые машинки. Уборщики забыли на ступенях синее полное грязной воды ведро. Окно рядом с дверью, перед которой я стою (сколько уже?), задернуто плотными занавесками, выглядящими как-то странно. Они словно не свободно висят, а прибиты прямо к раме с внутренней стороны.
Чтобы взглянуть в окно, я сделала пару шагов в сторону, теперь поспешно возвращаюсь назад, услышав тихий звук, сопровождающий разблокировку двери. В следующее мгновение она и вправду с шумом отъезжает в сторону, и я вижу перед собой человека, внешность которого рассмотреть почти не успеваю.
— Здр… — обращаюсь я к нему, не по своей инициативе тут же влетая в полутьму помещения, и ударяюсь в противоположную входу стену.
Перетерпев боль от ушиба значительной части организма, оборачиваюсь. Свет в комнате стоит на самом минимуме, так что можно различать очертания предметов, но не более. Силуэт мужчины передо мной, выше и крупнее меня, но ненамного, он уже заново заблокировал дверь и также повернулся ко мне.
— Здрав… — делаю я еще одну провальную попытку.
— Сколько вас там? — тихо, но требовательно осведомляется человек, тыкая в мою сторону винтовкой. Смотрю вниз, на дуло, чуть не ткнувшееся мне в живот. Вроде бы оружие настоящее, но, возможно кустарного производства. Казмер до всего этого в оружейном цехе работал. Теперь-то, конечно, уже нет.
— Нас я одна, — отвечаю, глядя уже ему в лицо. Сурового взгляда за стеклами очков я не вижу, но все равно ощущаю на себе.
— Да, а остальные где?! — возбужденно шепчет Казмер. — И зачем вы отключили свет? Чего вы этим добиваетесь?! Это на меня не подействует! Я вам ничего не сказал и ничего не скажу! Потому что мне нечего вам сказать!
Винтовка больно тыкается в мое ребро. С трудом удерживаюсь от того, чтобы схватиться за ствол и отвести в сторону.
— А ну вынимай все! — требует Казмер.
— Что вынимать?
— Все! — гавкает мужчина. — Что у тебя там? Прослушка, пистолет? Все на пол! Или мое лицо будет последним, что ты увидишь в жизни!
— Так я его не вижу! — тявкаю я, переживая, что на пол мне бросать нечего. Правда, несильно переживая.
— Это потому что вы отключили долбанный свет! — теперь уже в полный голос орет Казмер, сжимая винтовку так, будто хочет выдавить из нее предсмертных всхлип. Затем он выдает залп бессильной ругани в адрес своих анонимных преследователей. Я бы предположила, что речь о стражах, которые измывались над ним после ареста, пытаясь выбить признание, но уже год прошел с тех пор, как его отпустили, а дело закрыли.
— Хорошо, — решаю не спорить я. Снимаю с себя наушники и бросаю их на пол. Мужчина начинает яростно их топтать, убрав, наконец, от меня дуло.
— И пистолет! — напоминает Казмер. Он свирепо орет, дергаясь передо мной как в припадке, и становится немного волнительно.
Оружия у меня, естественно, никакого нет, но с сумасшедшими, а бедняга явно сейчас не в себе, не спорят. Вынимаю из кармана воображаемый пистолет и делаю движение, как будто кидаю что-то на пол. Казмер вполне натурально отпихивает это ногой в сторону. Мы словно на первой репетиции пьесы, только следующую сцену я не успела прочитать.
— Туда иди! — командует мужчина. Жестко ухватившись за мое плечо, резко разворачивает меня к темному прямоугольнику выхода в коридор, и, толкая в спину через каждый метр, заставляет идти вперед. — Сюда!
В большой комнате, посредине, стоит внушительный стеклянный стеллаж с работающей подсветкой, благодаря которой вокруг значительно светлее. Я хорошо вижу испуганное и одновременно уставшее лицо женщины в широком мягком кресле, которая при нашем появлении сильнее прижимает к себе маленького ребенка, который почти исчезает в ее объятиях. Полагаю, это Анса — единственный акбрат Казмера — и ее сын Юлек.
— Сиди! — рявкает мужчина, бросая меня в соседнее кресло. — Следи за ней! — приказывает он женщине. — Она — одна из них! Рыпнется — прострели ей ногу, поняла?!
Анса нервно кивает. У ее ног стоит прислоненной к колену еще одна винтовка, за которую она хватается одной рукой, демонстрируя свою готовность. Казмер, резкими широкими шагами, вылетает из комнаты, видимо, спеша проверить, что делается возле второго входа в апартаменты, того, что со стороны тоннеля.
— Кто вы?! — тут же спрашивает Анса, одной рукой все еще сжимая винтовочный ствол, второй придерживая сына, привставшего на кресле. У стены позади нее я замечаю еще несколько единиц огнестрельного оружия: винтовки, пистолеты, разложенные на столе, вместе с прозрачными ведрами патронов. Ведрами! Из ниши слева раздается мерный гул, возможно, генератора. По полу протянуты провода.
— Я пришла по поводу той истории с ограблением, — старательно собираю свое рассеявшееся было по комнате внимание на свою собеседницу. Мне нужно выглядеть открыто и дружелюбно, если я хочу выудить хоть какую-то информацию хоть у кого-нибудь в этом месте. — Моя подруга хотела бы поступить на работу в контору защитников, и ей дали это дело в качестве испытания. Она хочет доказать невиновность вашего шинарда.
— Серьезно? — в голосе Ансы звучат смешанные эмоции, то есть, полагаю, у меня еще есть шанс разговорить ее, который я, правда, рискую запороть следующим же словом.
— В деле очевидные недоработки, так что она уверена в успехе.
— Немного поздновато, не находите? — жестко выговаривает Анса, только в конце проскакивает паническая нотка.
— Да что там происходит?! — мимо нас пробегает Казмер, снова к тому входу, через который впустил меня.
— А что происходит? — интересуюсь и я, заодно оборачиваюсь, чтобы посмотреть, куда тянутся провода — к открытому лазу в техническую шахту. — Вас продолжают прессовать? Вам угрожают?
— Нет! — тихо произносит Анса. — Вы что, сами не понимаете?!
— Что Казмер… — не знаю, какое слово подобрать, мягкое и необидное.
— Да, он свихнулся, — шипит Анса, сильно прижимая к себе ребенка, неловко и ненастойчиво пытающегося выбраться из ее объятий. — Он хорошо держался весь этот год, — выражение ее лица становится вдруг слезливым, — я надеялась, что он забудет обо всем. Уже забыл. Но вчера к нему на работу приперся один из этих чертовых стражей, потребовал отчитаться в каких-то тратах. Оказалось, что они все это время продолжали следить за ним, его перепиской и счетами. Все еще ищут те дурацкие деньги…
— Зачем им отключать свет?
— Это не они. Страж получил свое и больше не появлялся, но удар уже был нанесен. Всего за один день Казмер из нормального человека превратился в полоумного параноика. Он привез генератор, и отключил апартаменты от общей сети, чтобы на нас не смогли воздействовать извне. Сломал лестницу, чтобы до нас было сложнее добраться. Притащил патроны, которые, оказалось, давно прятал где-то в тайнике. Винтовки коллекционные, изначально не рабочие…были. Оказалось, что он, не подавая вида, все это время готовился дать отпор.
— Ясно, но возможно…
— Не вздумайте попытаться с ним заговорить! — яростно шипит на меня Анса. — Мы уже пять часов сидим без света словно в осаде! Одна неудачная фраза, и он взорвется!
— Ладно, может, тогда вы мне расскажете про тех двоих, что совершили ограбление. Может, вы слышали…
— Да-да-да, — Анса снова раздраженно прерывает меня. — Может и слышала, только какое теперь это имеет значение?! Тебе, что, не ясно, что это добром не кончится?! Каз окончательно сломался, теперь он опасен и для себя, и для нас.
Конечно, я понимаю, в каком напряжении ей приходилось быть все это время, всю ее усталость, обиду на несправедливость, страх за ребенка, но сама я ничего сейчас не чувствую. Эмпатию начисто отшибло вместе с другими чувствами. К добру это или к худу.
— Предлагаете просто посидеть и молча подождать трагического финала? — отпускаю я бесчувственное замечание и, подумав, прикусываю себе язык.
Анса смотрит на меня круглыми испуганными глазами.
— Я боюсь, что этим трагическим финалом придется стать мне, — проговаривает она, снова стискивая ладонью винтовку.
Казмер в соседнем помещении чем-то стучит и кого-то ругает. То есть не возмущается кем-то вслух, а кричит на кого-то. Я привстаю с кресла, порываясь заглянуть в открытый проем.
— Не двигайся! — пресекает это Анса. — Ради нас всех…
— Там есть кто-то еще? — в таком случае уточняю я, опускаясь обратно.
— Для него есть. Я слышу, как он с ними ругается. Давор и Гвилим — эти два гада, сломавшие ему жизнь! Эти сволочи подтвердили, что он участвовал в деле! Пожертвовали своим другом, чтобы кого-то прикрыть. Наверняка, чтобы потом разделить оставшуюся часть добычи, так и не найденную стражами.
— В деле сказано, что украдены были всего лишь денежные карточки, — припоминаю я. Раньше в Муравейнике использовались такие пластиковые прямоугольники, вроде современных подарочных карт, а до этого были бумажные. Натуральные деньги, обменивающиеся непосредственно на товары и услуги. Я их даже в руках не успела подержать, как они исчезли из оборота. — Зачем вообще было их красть?
— Их еще можно обменять официально или продать неофициально, но дело было совсем не в них. — Анса облизывает пересохшие губы, прежде чем шепотом продолжить. — Прошло почти полгода, как Каза отпустили, когда мы случайно повстречали этих двух подонков. Нам пришлось бежать за ними по платформе, они даже не захотели остановиться, чтобы взглянуть в глаза человеку, с которым они так подло обошлись! Когда Каз все-таки загнал их в угол, то потребовал объяснений…
— И что они ему сказали? — спрашиваю я так же тихо, потянувшись к ней через подлокотник. Анса злобно поджимает губы.
— Они велели ему заткнуться! — выплевывает она.
Сдерживаю смешок.
— Может, что-то еще?
— Они сказали, — Анса снова облизывает пересохшие губы, ей бы водички попить, — что ничего еще не кончено, и Казу нужно сидеть тихо в его же интересах. Не думаю, что они просто пугали его, чтоб он отстал от них. Я испугалась, попыталась увести его, но он меня оттолкнул и вцепился в Давора, начал душить его. Тогда Гвилим признался, что того третьего они и сами не знают, он приезжий и что его стоит бояться, понимаешь?
На самом деле, я не уверена, что должна понять. То ли это намек, что за этим третьим кто-то серьезный стоит, то ли, что он сам еще та паскуда, избавляющаяся от бывших напарников и свидетелей. Но уточнять не рискую, потому что затылком чувствую — не время.
Медленно обернувшись, вижу, что так же медленно из дверного проема выступает Казмер с выставленной вперед винтовкой. Поза напряженная, лицо, как маска, бледное и неподвижное. Взгляд устремлен точно перед собой.
— Мне надоели твои лживые оправдания! — с угрозой проговаривает Казмер, делая пару шагов внутрь комнаты. — И твоя рожа мне тоже осточертела!
Не смотря на полные звенящей ненавистью слова, раздавшийся выстрел кажется абсолютно внезапным. Пуля, посланная в невидимого предателя, рикошетит от металлического шкафа и огрызает кусок от полки под телевизором. Ребенок в объятиях Ансы тут же заходится диким криком. Казмер с решительным удовольствием делает еще пару выстрелов, опустив ствол ниже.
— А ты?! — рявкает он, резко повернув винтовку в моем направлении. Инстинктивно пригнувшись, понимаю, что обращается он не ко мне и целится, соответственно, тоже, но все же отползаю в сторонку, не собираясь прикрывать своим телом чужое воображаемое. — А с тобой мы еще поговорим! — обещает Казмер, и, рывком отведя ствол, делает выстрел в стену. — Нет-нет-нет, — игриво произносит он, когда следующая пуля рассекает воздух над головой Ансы, вжавшейся с малышом в кресло. Дрожа от ужаса, женщина сползает на пол.
Все происходит под аккомпанемент захлебывающегося криком ребенка, но Казмер словно оглох. Он продолжает гоняться по комнате за своим нематериальным бывшим товарищем, не забывая переступать через невидимый труп второго и обходя нас, распластавшихся на полу. Анса в отчаянии простирает назад руку в поисках своей упавшей винтовки, но из ее положения до той не дотянуться.
Расстреляв телевизор, Казмер проводит дулом из стороны в сторону, словно бы потерял своего оппонента.
— Он туда пошел, — подсказываю из-за спинки кресла.
Не уверена, что мужчина меня и вправду услышал, но, поколебавшись секунду, он все же выходит широким шагом из комнаты. На секунду оставив сына, Анса мгновенно подскакивает и хватает винтовку. Издав что-то среднее между вскриком и всхлипом, она садится на полу, прикрыв спиной, вцепившегося в ее одежду зареванного малыша, и наводит оружие на дверной проем, в котором только что исчез ее шинард.
— А почему бы нам просто не убраться отсюда через второй выход? — предлагаю я, на четвереньках подползая к ней.
— Он нас не выпустит, — едва внятно шепчет Анса. — Двери заблокированы.
— Понятно, — киваю я и проползаю мимо нее.
Из соседнего помещения слышатся еще выстрелы. Такими темпами Казмеру скоро понадобится перезарядить винтовку или взять другую. Но, судя по шуму, пока что он занят своим другом, так что я рискую подняться на ноги и быстро разрядить сложенное на столе оружие. А вот куда теперь деть кучу патронов? Можно раскидать их под мебель и ее обломки, но некогда. Казмер возвращается в гостиную, это понятно по залпам яростной ругани, слышащимся громче. Подхватив ведра, быстро запихиваю их в стеклянный стеллаж на нижнюю полку. Конечно, их там прекрасно видно, но на самом видном месте обычно и не ищут.
— Анса, эти твари пролезли внутрь! — кричит Казмер еще из коридора, но в следующую секунду стеклянная дверца стеллажа справа от меня разлетается на множество осколков. Инстинктивно скрючившись, разворачиваюсь, и, хлоп, дверца слева также распадается прямо передо мной на кусочки, с грохотом осыпающиеся на пол. Шум оглушает, я застываю в должно быть довольно забавной позе, прижав ладони к ушам. — Анса! Прячьтесь немедленно! — орет Казмер.
Повернув руками голову, встречаюсь с ним взглядом. Теперь уже точно он смотрит именно на меня. Хрустя стеклом, он подскакивает ко мне и, ухватив за волосы, толкает в сторону, к столу, где сложено оружие. Там он не слишком бережно бросает винтовку и берет пистолеты, один за пояс, другой в руку.
Казмер снова заставляет меня идти вперед, к выходу в сторону тоннеля. Я спокойно позволяю выпихнуть себя из комнаты, полагая, что Анса догадается разрядить ту винтовку, которую он оставил, и в которой еще осталось, наверное, пару патронов. Таким образом, у бедняги больше не будет возможности кого-то случайно застрелить, поддавшись на провокации галлюцинаций, и ситуация, должно быть, как-нибудь да разрешится без жертв. Я не переживаю, даже когда он, сграбастав меня сзади, и прижав дуло пистолета к моей голове, выталкивает нас обоих в узкий коридор, который я ожидаю увидеть пустым. К удивлению, мои ожидания не оправдываются.
В дальней от нас части коридора у левой стены стоит страж в полном доспехе, только забрало шлема открыто, так что нам было бы видно его лицо, если бы не скудное освещение, что организовал нам Казмер. Позади него еще один, и третий как раз появляется из двери и устраивается в ряд с остальными. Получается такая шеренга из стражей вдоль стеночки.
— Казмер, а мы тут поговорить пришли, — со спокойной, даже дружеской интонацией уведомляет передний страж. Если б он в нас не целился при этом, могло бы показаться, что и вправду имеет это в виду.
— Выметайтесь из моего дома, — нервно выкрикивает Казмер, прижимая меня к себе, — или я пристрелю ее! — Он источает резкий запах, такой же неприятный как, скажем, вонь давно не мытого тела, но, думаю, таким образом воспринимается его страх или ненависть, или и то, и другое. Мне настолько хочется отстраниться, что я дергаюсь в его руках, и он в ответ сжимает меня еще сильнее, так что становится трудно дышать.
— Ты чего такой не гостеприимный-то? — спрашивает страж. — Соседи твои на шум пожаловались, вот мы и пришли узнать, не случилось ли чего. Все же можно решить, если сохранять спокойствие и идти друг другу на встречу, правда? Есть еще кто-нибудь в апартаментах?
У стража неожиданно добрый гипнотизирующий голос, и те секунды, что Казмер позади меня сохраняет молчание, я тешу себя надеждой, что все можно еще разрулить.
— Хватит мне в уши дерьмо лить, … — Казмер разражается бранью. — У вас пять секунд, чтобы убраться по добру по здорову или, клянусь, живым отсюда уже никто не выйдет!
— Ну, зачем ты так? — разочаровано, но все еще дружелюбно спрашивает страж.
— Пистолет не заряжен, — говорю я. — Он неопасен.
— Чтоб я вас больше не видел! — выкрикивает Казмер. — Так или иначе я от вас избавлюсь!
Мужчина пятится назад в проем, прикрываясь мною, хотя полностью ему за меня не скрыться. Дуло пистолета при этом уже не совсем у моей головы, и я еще наклоняю ее, вынужденно семеня назад, тут-то и раздается этот выстрел.
Выстрел кажется намного громче остальных, практически оглушительным, может, из-за того, что я была почти уверена, что больше выстрелов сегодня не услышу. Казмер увлекает меня на пол, и я снова слышу истерические крики напуганного ребенка.
Стражи двигаются как привидения, легко проскальзывают тенями мимо нас в дверной проем. Один остается рядом, опустившись на корточки.
— Я же сказала, что пистолет не заряжен, — говорю я, выбравшись из-под безвольно лежащей на мне руки Казмера.
— Я не имею права рисковать, — отвечает страж. Все тот же голос, но интонация совсем другая, твердая, даже жесткая.
Из глубины апартаментов слышится шум, но я не успеваю испугаться.
— Я не вооружена, у меня ребенок! — громко и четко выкрикивает Анса.
Возвращаюсь домой, беру с полки учебник по уголовному праву и сажусь с ним на диван. Рассеяно листаю страницы, пытаясь найти в книге, сама не знаю что. Вскоре приходит Редженс и садится рядом со мной. Только теперь замечаю, что из моих глаз катятся слезы — одна из них упала на страницу.
— Он должен был поступить так, — говорит Редженс, которому, конечно же, обо все доложили. Он аккуратно вытаскивает книгу из моих рук.
— Я же сказала ему, что оружие не заряжено, — возражаю я.
— Он не имел права тебе поверить, — Реженс захлопывает книгу и откладывает ее в сторону. — Что ты там делала? — мягко спрашивает он.
Я вытираю слезы.
— Пыталась поучаствовать в благотворительном проекте, — вынуждена солгать я.