В этот раз, для разнообразия, я одолжила плащ у Кота. Я честно попыталась его разбудить и спросить разрешения, но драконье зелье действовало отменно — маг храпел и на меня не реагировал. Переложила все добро из окровавленной, порванной куртки в карманы своего балахона, завернулась в Котов плащ и отправилась на очередное дело.
Как бы дракон не уверял, что затмил собой все наши вчерашние выкрутасы, злопамятный охотник обо мне не забудет. Оставалось надеяться, что очередное переодевание собьет его с толку, и в многолюдном городе мы с ним больше не встретимся.
Плащ с мужского плеча был мне великоват и немного волочился по земле. Пришлось завернуться в широкие полы на шеттеровский манер. Эдакой куколкой, без единого шанса превратиться в бабочку, я и шла по утреннему городу.
Основательно подгулявшие ночью горожане отсыпались в постелях, и только торговцы, позевывая, педантично открывали магазины. Уборщики-лесовики собирали мусор в тележки. На маленькой площади хмурые мужички сколачивали помост. Надеюсь, для очередного развлечения, а не казни. Все карательные мероприятия отложили на две недели до окончания праздников.
Город потихоньку оживал, а я понимала, что зря так бездумно выскочила из дома. Конечно, Рэнс не поджидал меня за углом, и найти его, наугад шатаясь по улицам, не вышло. Зато действие его снадобья заканчивалось. Боль из тупой грозила перерасти в острую, а слабость потихоньку сковывала тело.
О чем я только думала? Еще ночью лежала при смерти, а тут, пожалуйста вам, поскакала искать обиженного друга.
Нет, так не пойдет. Надо вернуться, попросить Ардалиона разыскать Рэнса. Я повернула обратно и нос к носу столкнулась с тем, кого хотела видеть меньше всего.
— Ну, привет.
В серых глазах охотника плясало торжество. Золотая веревка скользнула на мое запястье, отрезая от всего мира. Отупляющее чувство безразличия смешалось со слабостью и превратило меня в послушную безвольную куклу. Весь мир, кроме стоящего передо мной человека превратился в бесформенное скопление теней.
Его лицо нельзя было назвать неприятным, но профессия давно отпечаталась в чертах. Жесткий взгляд, давно сломанный и не совсем удачно сросшийся нос, плотно сомкнутые губы. Жестокий человек, безразличный к чувствам других.
— Я все думаю, кто же ты? — Он скрестил руки на груди, не выпуская при этом из них веревку. — Ведь ты не из лесовиков. Так почему вчера тот зеленомордый тебя защищал?
Возможно, потому, что вы все давно позабыли, что такое обыкновенная доброта?
На разговоры не было сил. Не было сил даже на боль. Хоть за это большое спасибо волшебной веревочке.
— Пойдем-ка. Хочу тебя кое с кем познакомить.
Я побрела за ним, вяло переставляя ноги. Мимо проплывали безликие тени — не люди. Мне нет до них дела, а уж им и подавно нет дела до той, кого тащит за собой на поводке охотник. Как бездомную собаку на мыловарню…
Удобно, когда рядом есть дракон, готовый в любой момент помочь, вытянуть из передряги, заштопать носки. Пожалуй, я даже немного завидовала Арону.
— Эй, Закирий!
Охотник остановился, недовольно поморщился. Наперерез толпе теней двигались две тени выше и шире прочих.
— Я думал, обознался. — Горец в жилетке с нашивкой городской стражи проник в наш тесный мирок, вытащил из поясной сумки стопочку листов и карандаш. Что-то написал, протянул охотнику. — После гуляний зайдешь за вознаграждением.
Второй стражник, точнее стражница, бесцеремонно схватила меня за плечо, сорвала с запястья веревку. Ух! Зачем так резко-то?! Мир обрушился на меня, едва не сбив с ног. А со всем миром вернулась и боль. Не давая мне упасть, стражница скрутила мои руки за спиной обычной веревкой, так туго, что не стоило и пробовать освободиться.
— Вы охренели? — Охотник Закирий ошарашенно хлопал глазами то на квитанцию, то на горцев. — Я, вообще-то, работаю на Егара.
— А мы на короля, — ответила женщина певучим голосом.
— Если бы ты не работал на Егара, Закирий, — вкрадчиво, как для слабоумного, пояснил горец, — не было бы никакого вознаграждения.
— Да на хрена оно мне? — вспылил охотник. — Она меня ограбила…
Минуточку. Это Кот стащил у него вино и провизию, так с чего он на меня-то взъелся? Естественно, моих пояснений никто слушать не собирался.
— Тем более. Решение подобных вопросов — дело государственных органов. А по нашим сведениям, она участвовала в организации бунта против короля. Спасибо, Закирий, за помощь. Король тебя не забудет.
Тут уже мы вместе с Закирием, как говорит в таких случаях Темный Властелин, поразились до глубины души.
Горцы отсалютовали короткими жезлами и потащили меня в тюрьму.
***
Строго говоря, городская стража непосредственно подчинялась мэру, а не королю, но согласитесь, «мы работаем на короля», звучит внушительнее, чем «мы работаем на мэра». Потому, вели меня именно в городскую тюрьму. Королевская находилась далеко от столицы, и держали там политических преступников и попавших в опалу придворных, которых казнить было нельзя или жалко (мало ли, пригодится еще). В городскую свозили всех прочих, и держали до вынесения приговора, а после — либо на плаху, либо в ссылку, и тут еще стоило подумать, что хуже.
Доказать свою невиновность удавалось лишь единицам, поэтому преступные личности старались тщательнее скрывать следы своей деятельности и не попадаться вовсе. За мелкое хулиганство, дебош и прочее в тюрьму не сажали. Стражники могли на месте проучить нарушителей, или оттащить в районный участок для серьезного внушения.
Тем удивительнее, что меня вели именно в тюрьму. Еще и в бунтовщики записали.
Конвоиры мне попались молчаливые, на вопросы не отвечали, но, хотя бы, вели аккуратно и не давали упасть, когда на меня накатывала слабость. Зато я, пытаясь отвлечься от боли, вдоволь налюбовалась их выдающейся внешностью.
Горцы были могучи и невероятно красивы. Такие правильные лица обычно рисовали на мотивационных плакатах или эпичных картинах. Исполненные достоинства и величия. Хотя, сами по себе они были теми еще забияками и безбашенными воинами. Потому и становились наемниками или стражниками: тут можно было на законных основаниях отлупить пару-тройку, а то и десяток человек в день. В свободное от потасовок время горцы оставались весьма добродушны.
Оба стражника — и мужчина, и женщина — были коротко пострижены и носили минимум украшений. Зато в татуировках себе не отказывали. Рельефные руки были полностью забиты изображениями причудливых созданий, непонятных символов и выдающихся личностей бинтийской культуры.
В молчании они сдали меня тюремной страже и удалились. Положение из паршивого превратилось в «хуже некуда». Если на улице у меня еще была какая-то надежда на спасение, то за высокими стенами тюрьмы все иллюзии испарились.
Здание городской тюрьмы было круглым, с узкими окошками, утыканными стальными штырями. Пустой двор по периметру отлично просматривался и не давал и намека на укрытие. Забор в два человеческих роста по кромке тоже «украшали» разнокалиберные корявые и зазубренные штыри, от одного вида которых бросало в дрожь.
Нижние этажи тюремной башни отводились преступникам средней руки — ворам и убийцам. Нас, бунтовщиков, держали в пентхаусе. По винтовой лестнице меня привели в круглое помещение со столом, парой стульев и мрачными в бурых потеках шкафами. Создавалось впечатление, что их регулярно роняли на постояльцев этого заведения, причем по нескольку раз на каждого.
Комнату освещала единственная тусклая лампа, нагнетая и без того мрачную атмосферу. Тут меня бесцеремонно обыскали, отобрали все вещи. Коробка с пауком, кольцо и злополучный медальон вызвали живейший интерес у скучающих без дела надзирателей. Один из них попытался со мной «заигрывать», но второй быстро его осадил. Мы, политические преступники — считай, элита. Никогда не знаешь, как там все обернется и не придется ли в другой день этой пигалице в ноги кланяться.
Из одежды оставили только штаны и безрукавку. И на том спасибо, радушные хозяева! В другой день я непременно устроила бы им веселую жизнь, но сейчас мне хотелось свернуться клубочком в углу и дождаться, когда горящая боль отступит.
***
От круглого предбанника-допросной лучами отходили коридоры. Камеры располагались только по одной стороне и так далеко от стены, чтобы даже самый длиннорукий и длинноногий преступник не добрался до надзирателя или посетителя. Между камерами стены тоже были глухими, чтобы соседи друг с другом не шептались о своих политических замыслах, а говорили во всеуслышание.
Меня намеревались поместить в самые дальние апартаменты, и в этом коридоре меня ждал сюрприз: старые знакомые, собственными персонами — хмурый Вилли и избитый до неприличия лесовик.
— Привет, Вилли, — я вяло махнула рукой.
— Молчать, — лениво протянул надзиратель.
— Это они с тобой сделали? — Вилли заметил мою вялую, вихляющую походку и общий нездоровый вид. Мага тоже оставили босым в штанах и рубашке.
— Нет. Долгая история. Но я почти в порядке.
— Молчать, я сказал!
— Ой, отстань, — отмахнулась я, — иди, работай.
Надзиратель легонько ткнул меня в спину, отчего я кубарем улетела на пол. Вилли подался вперед. Лесовик повис на решетке, хрипло пролепетал:
— Госпожа…
Надсмотрщик и сам испугался такого эффекта, кинулся меня поднимать.
— И тебе привет, зеленый, — махнула я лесовику, снова приняв вертикальное положение. Этого беднягу вообще оставили в одной набедренной повязке. На покрытое синяками и кровоподтеками тело больно было смотреть. Но он не унывал, только обеспокоенно следил за моим продвижением, едва не просунувшись сквозь прутья решетки.
Наконец-то. Вот и мой номер люкс. Тут даже имелись нары с относительно чистым соломенным матрасом и пустое ведро под ними. Шикарно! Я рухнула на свою новую постель и мгновенно отключилась.
***
Не знаю, сколько прошло времени, но когда я открыла глаза, за единственным на весь коридор узким горизонтальным окошком было темно. Из щелей в потолке сочился тусклый серый свет. Вероятно, там расплодилась плесень. В тюрьме было тихо и… нет, не жутко, просто тоскливо.
Я отлежала себе руку и, кажется, вывихнула шею, по крайней мере, голова поворачивалась только в одну сторону. Стоило подняться, в боку стрельнуло, и горячая боль принялась медленно разрастаться. Ох, а я-то надеялась, что все пройдет как-нибудь само собой… Ну, а вдруг?
В соседних камерах зашуршало.
— Госпожа! Госпожа, вы в порядке?
Я поморщилась. Не от боли, а от излишне почтительного обращения. Тоже мне, нашел госпожу… Но, кто их, лесовиков, знает? Может быть, у них так ко всем незнакомым женщинам обращаются?
— Госпожа, по крайней мере, жива, — прохрипела я и закашлялась. Вода постояльцам этого заведения не полагалась. Какая жалость.
— Что случилось? — подал голос Вилли. — Видела ребят?
Я коротко рассказала о событиях прошлой ночи. На пространный рассказ не было сил. Мысли снова начинали путаться.
— Зря они домой вернулись. Думаю, скоро мы с ними увидимся. Страже не нужно много времени, чтобы найти всех, кто был в Единорожке.
— Будем надеяться, что Кот удачливее нас с тобой.
— Он такой, — согласился Вилли.
— Вас тоже обвинили в организации бунта?
Вилли некоторое время молчал.
— С нами не говорили. Бросили сюда и ушли. Парня еще поколотили.
— Ничего страшного, госпожа! — отозвался лесовик. — Я готов ради вас вытерпеть любую боль.
Я уткнулась лицом в ладонь. Ну, что тут скажешь?..
— Зеленый, ты зачем вообще полез в драку? Вы же теперь мирный народ.
— Госпожа вольна звать меня, как ей угодно, — растерянно пробормотал лесовик и продолжил: — меня поразила ваша бесконечная доброта. Никто и никогда не стал бы защищать такого, как я, но вы вступились за меня. Простите мою дерзость, но такая хрупкая девушка не побоялась выступить против троих мужчин. А ведь они были опасны… Тогда я задумался, что не следовало мне сидеть и покорно ждать смерти. Это я должен был вас защищать. Не мириться с судьбой, не убегать… Вы открыли мне глаза. Я много думал, а правильно ли поступаю? Правильно ли мы все поступаем? И вот теперь, когда я снова вас встретил, я понял, что мне еще рано уходить на покой. Мой долг служить вам. Госпожа, примите мою клятву…
Я не знала, плакать или смеяться от такого признания. Голос лесовика сначала звучал хрипло (соблюдение многолетнего обета молчания — это вам не шутки!), но потом зазвенел, наполненный решимостью. О каком, интересно знать, покое он говорил, когда выглядел не намного старше меня? Тоже мне, нашелся старый солдат, не знающий слов любви…
Вилли молчал, но я представляла, с каким выражением лица он слушал эту вдохновенную речь.
— Спасибо, мне очень… э… приятно слышать, что я тебя вдохновила. Но, пойми меня правильно, мне слуга не нужен. У меня и так проблем — выше крыши.
— Я готов следовать за вами незримой тенью. Я не причиню вам беспокойства и помогу решить все ваши проблемы, госпожа!
— Ты ведь даже не знаешь, о чем говоришь. А что если я вовсе не добрая? Может быть, я злодейка? Темная ведьма? Что, если я хочу уничтожить мир?
— Это ведь неправда! — протянул он. — Зачем вы такое говорите? Но даже если так. Я готов за вас умереть!
Вот только этого мне не хватало.
— Послушай… Кстати, как твое имя?
— Илам, госпожа. Но вы можете звать меня, как вам угодно.
— Отлично, Илам. А я Таира. Так вот, Илам. Пообещай мне, что не будешь этого делать. Живи долго и счастливо, понял? Никаких смертей за меня и вместо меня. Твоя жизнь принадлежит только тебе и нечего ее разбазаривать почем зря.
— Я понял вас, госпожа. Вы невероятно добры.
Ох, представляю, как бы сейчас ржал дракон. Без его едких замечаний недолго и зазвездиться. А еще, как он любил выразиться: «двинуть кони». Меня снова бросало то в жар, то в холод, а в кончиках пальцев копошились невидимые «жучки». Дракон наверняка знал, как мне помочь.
— Вилли, ты можешь что-нибудь сделать с решеткой? Как со столом в Единорожке?
— Нет. Она вальхоровая. Изолирует магию. Полностью. Пробовал разжать. Пока она замкнута, ничего не получится.
Плохо. Очень плохо. В камере стало так холодно. Я сжалась на тонком матрасе. Меня колотила крупная дрожь, а частое дыхание паром вырывалось изо рта.
Зачем я вспылила? Зачем обидела дракона?
Одно радует, утром будет сюрприз для надзирателей в виде моего окоченевшего трупа. Но почему же так холодно?..
«Помогает. От переутомления»
Я, едва слышно, пробормотала врезавшиеся в память слова.
— Госпожа, это вы сделали?!
— Как у тебя получилось?
Плесень на потолке вспыхнула, осыпалась огненным дождем и теперь угасала на полу, потихоньку отползая к стенам. И маг и бинти почувствовали волну, рожденную словом. Меня и вовсе подбросило на матрасе, как на батуте. Боль не ушла, но жар отступил, а гнетущее напряжение исчезло, как тогда в Ледяных горах.
Мои способности вальхоровая решетка не сдерживала. Да, я не умела гнуть сталь, перемещать или материализовывать предметы, но кое-что сделать я могла.
— Что ж, воспользуемся проверенным методом…
Ждать пришлось долго. Распуганные тюремной атмосферой, светляки облетали наше пристанище стороной, но кое-кто пошел на поводу у любопытства и прилетел на мой зов. Десяток желтых огоньков неслышно проникли сквозь темное окошко.
— Что вы делаете? — не унимался лесовик.
Вилли лишних вопросов не задавал.
— Пытаюсь нас спасти, — пробормотала я, соображая, как бы растолковать светлякам, что именно я от них хочу.
Наконец, примитивные духи уяснили задачу и, покружив над почти угасшей плесенью, скрылись в ночи. Оставалось только ждать и надеяться, что он еще не улетел.
***
Раньше мне часто снилось мое детство. Я не помнила лиц родителей, все фотографии дед сжег, я сохранила только одну, спрятала в коробку в дальний угол шкафа и ни разу не доставала. Но во сне я часто гуляла с ними по нашему зеленому склону. Эти сны не были грустными или счастливыми. Это были просто воспоминания, застрявшие в подсознании.
После того как я оказалась в Ирвеоне почти все мои сны сводились к одному…
— Он всегда был заносчивым придурком! — припечатала Жанна.
Подруга училась с Антоном в одной группе и отзывалась о нем как о наглом бабнике и богатеньком раздолбае. Я пропускала ее слова мимо ушей. Подобное мнение я уже слышала от мальчишек из нашей компании. Они выражались и пожестче.
— Ты не права, — вступился за Антона Фарид. — Он очень изменился после несчастья с братом. Хотя… засранцем он был всегда!
Мир оказался слишком тесным: Фарид дружил со старшим братом Антона, поэтому знал того с детства. Я не понимала, чему верить: своим воспоминаниям или мнению окружающих. Последнее перевешивало с большим отрывом. Но, самое главное, я не могла взять в толк, почему вообще уделяю этому вопросу так много времени.
***
Утро началось с грохота металлического жезла о решетку.
— Подъем! К тебе посетитель, — надзиратель едва сдержал зевок.
Я с трудом разлепила глаза, спустила босые ноги на холодный пол. И кому это я понадобилась ни свет, ни заря? В окошке торчал кусочек серого утреннего неба.
Боль в боку притупилась, но теперь я чувствовала себя опустошенной, как скинутая змеей шкурка. Казалось, подуй ветер и меня унесет в дальние дали. Но, конечно, в тюрьме и с ветерками и с далями было туго.
В допросной к приходу посетителя зажгли дополнительную лампу, но радостней от этого не стало, только вылезли из тени полузатертые пятна на грязном полу и стенах.
Незнакомый черноглазый мужчина в аккуратной куртке с меховым воротником коротко мне кивнул и нахмурился.
— Что вы с ней сделали?
— Ничего не делали, — раздраженно бросил надзиратель. — Мы приказы выполняем четко. Ее такой уже привели.
— Кормили?
— Пока нет. Обед в полдень.
Ух-ты! Тут даже кормят. Потрясающе!
Я доковыляла до стоящего посреди комнаты стула и опустилась на жесткое сиденье. Посетитель взял другой стул, тщательно его осмотрел и уселся напротив меня на некотором расстоянии. Мы посверлили друг друга глазами пару минут.
— Признаться, я ожидал иного, — наконец, произнес он. — Ну, не будем тратить время на пустую болтовню. Задам вам несколько вопросов.
Я безразлично пожала плечами.
— Знаете, почему оказались здесь?
— Понятия не имею. Мы беседовали с моим другом Закирием, тут пришли стражники, забрали меня и привели сюда. Возможно, они ошиблись, и им был нужен именно Закирий? Я даже готова им простить такую ошибку, если они извинятся.
— А мне сообщили, что Закирий обвинил вас в краже.
— Ваши осведомители ошиблись. Посмотрите на меня и на Закирия. Разве можно представить, чтобы он такое допустил? Но вы можете привести его сюда, устроим очную ставку. Так это из-за него я тут?
— Нет. Охотник Закирий тут совершенно не при чем.
— Ну, так я и говорю, что это ошибка. Так вы меня отпускаете?
— Что?! Нет! Вы здесь по другой причине. Не будем ходить вокруг да около. Нам стало известно, что вы шпионите на вражеское государство. Я задам вам один вопрос, от которого зависит ваша дальнейшая судьба. Вы готовы рассказать все добровольно?
— Я вас не понимаю. Разве Тувосария с кем-то воюет?
— Пока — нет. Но все может измениться в любую минуту. И в определенной степени это зависит от вас. Так что? Вы будете сотрудничать?
— Мне все-таки кажется, вы ошиблись. Я к политике не имею никакого отношения.
— Зачем вы приехали в Вассу? — не дал себя сбить с толку дознаватель.
— Как и все, на праздник, — я снова пожала плечами.
— А по нашей информации, вы действовали по указке некоего лица, враждебного Тувосарии.
— А по моей информации у вас некомпетентные информаторы. Приехала я по своей инициативе, и ни к каким враждебным государствам и личностям отношения не имею.
— И к Наронетору?
Так. Ясненько.
— И к Наронетору.
— Откуда тогда у вас эти предметы? — он махнул рукой себе за спину, где на столе лежали отобранные у меня вещи.
— Так это не мои предметы.
— А чьи?
— Не знаю, у него спросите, — я кивнула на хмурого стражника. — Это он их только что откуда-то принес.
Дознаватель и тюремщик переглянулись.
— Не морочьте мне голову. Вчера эти предметы были извлечены из ваших карманов.
— А я говорю: это не мое. С чего вы взяли, что они лежали в моих карманах?
— Уважаемый, принесите опись имущества этой госпожи. Благодарю. Вот, пожалуйста. Тут перечислены все предметы, отобранные вчера у вас. В том числе шкатулка с символами Наронетора.
— Ну и что? Этот уважаемый господин мог вписать туда что угодно. Может быть, вы сейчас вынесете окровавленный топор и будете утверждать, что я пристукнула им вашу бабушку, а после положила в карман и разгуливала с ним по городу? Нет уж, спасибо. Есть тут адвокаты или что-то подобное? Без адвоката я с вами разговаривать не буду.
— Я понял. — Посетитель выдохнул, положил опись на стол. — Добровольно вы сотрудничать не желаете. Ну, так я скажу вам следующее. По неизвестной мне причине, пока что вас запрещено… расспрашивать более тщательно. Но не надейтесь, что так будет всегда. После завершения гуляний вами займутся другие люди. Как и господином Долисси. Впрочем, насчет него никаких указаний не поступало. Возможно, он будет сговорчивее. Либо наше с ним общение развяжет вам язык.
Он говорил спокойно и миролюбиво, но от его слов у меня мурашки бежали по спине.
— Я с этим господином не знакома. Впустую потратите время.
— Вы и это отрицаете? Разве не в компании господина Долисси вы учинили разгром в «Малыше Единорожке»?
— Знает она его, — не удержался надзиратель, — сама вчера с ним поздоровалась, назвала по имени.
Посетитель триумфально поднял брови.
— Сын советника Долисси, Овиллион, кажется. Припоминаете?
— Припоминаю. Но впервые слышу его фамилию. Мы не так близко знакомы.
— И, тем не менее, уже состоите в одной противоборствующей королю группе! Вам нужно тщательнее выбирать пособников. Ему многое сходит с рук, благодаря влиянию родителя, но на этот раз все иначе. И, вы можете сколько угодно отрицать это, но мы знаем, что вас видели в одном из недавно разоренных селений, а после — в другом. Уже в компании некоего враждебного нам лица. Кроме того, — он снова обернулся к столу и продемонстрировал медальон пустынника. — Эта вещь — сама по себе может служить основанием для казни. Подумайте над моими словами.
Гость поднялся, перебрал разложенные на столе предметы.
— Это я забираю. — Он положил в карман медальон и паучью коробочку. — Нужно тщательно изучить их. С ней все.
Надзиратель поднял меня за плечо. Уже на выходе из комнаты я обернулась.
— С медальоном сходите к Егару. Он вам о нем много чего расскажет.
Посетитель удивленно вскинул брови, но больше ничего от меня не добился.
Зря я упомянула хозяина Единорожки, но очень уж хотелось ему насолить.
***
После меня безымянный посетитель, как и обещал, пригласил к себе Вилли, но разговор не затянулся. Мага вернули в камеру быстро и, судя по всему, угрозы так и остались угрозами. Никто пока его не тронул. У лесовика покровителей не нашлось, ни явных, ни тайных, так что его снова отлупили и забросили в камеру. Некоторое время оттуда не доносились ни звука.
— Илам, ты живой?
Пару минут спустя за стеной раздался шорох.
— Да, госпожа, — голос звучал невнятно. — Я ничего им не сказал.
Да что ты можешь рассказать, если понятия ни о чем не имеешь?! Это же не ты рассекал небо на драконе в компании Темного Властелина, наблюдал за гибелью деревни, и сам того не желая, влез в непонятное и грязное дело!
Одно я знала точно: Арон к нападениям не причастен. Тувосария нашла крайнего. Того, кому не оправдаться и кого можно уничтожить одной левой в его теперешнем состоянии. Как это просто — показывать силу на слабых. Просто, низко и отвратительно.
Илам, не сдержавшись, застонал. В тишине оглушительно щелкнул вставший на место сустав.
Вот гадство! Я, в бессильной злобе, шарахнула кулаком по стене.