Кенолов цивилизация, в определенном смысле, почти не коснулась. Как и сотни лет назад, они кочевали отдельными группами, разводили овец и тигров, изредка заезжали в города, устраивали незамысловатые представления. Народу нравилось. Вокруг расписных шатров собирались толпы молодежи, а горожане постарше презрительно воротили носы. Они помнили, что еще двадцать лет назад обладателей замысловатых причесок в стране не жаловали, а кое-кто застал времена, когда за голову кенола платили неплохие деньги.
Кочевники изо всех сил старались показать, что они уже не те варвары, что веками посягали на благополучие и целостность славной Тувосарии, а скромные овце-тигроводы и, по совместительству, артисты.
Каждая группа кочевала в определенном условном секторе, но иногда они пересекались, обменивались новостями, молодежь знакомилась, создавались новые семьи и, иногда, отделялись в самостоятельную группу. Друг друга они называли соседями, хотя, между двумя группами могло быть приличное расстояние.
В этом лагере было человек пятьдесят, столько же тигров и в пять раз больше овец. Почти все уже спали, суета со сбежавшим тигром быстро улеглась, и люди пытались выспать из ночи как можно больше.
По периметру лагеря горели большие лампы, заправленные душистым маслом — отгоняли непрошеных гостей и обозначали территорию.
В качестве извинения, нам предоставили маленькую крытую повозку. Шатров сегодня не разбивали, наутро собирались отправиться в путь. Кенолы двигались к столице, с заходом по все попутные поселения, в том числе и в Тридорожье.
Заснуть в пропахшей тиграми и терпкими благовониями повозке я не смогла. Лежала на жестком матрасе и лениво разглядывала узоры на цветной ткани, как в детстве — дедушкин ковер.
Вообразить, что я лежу в своей старой кровати не получалось. У нас дома всегда пахло свежестью, не было сваленных кучей тюков и разноцветных подушек. Не висели под потолком связки трав, расписные мешочки и звенящие украшения: сияющие звезды, луны, замысловатые иероглифы, поддельные драгоценности и кристаллы с искрами внутри. Дед был и остается аскетом. Он часто говорил, что вся эта мишура лишь отвлекает от сути. На чистом холсте проще нарисовать свою картину, чем пытаться создать шедевр поверх чужого яркого и бессмысленного рисунка. Он бы и от ковра избавился, но, подозреваю, что хранил его из сентиментальности, одно из немногих проявлений слабости.
Спутников моих, судя по всему, ностальгия не мучила. Кот, так вообще едва оказался под столь желанной, хоть и несколько условной крышей, моментально уснул. Остальные тоже ворочались недолго, и только я упрямо таращилась на украшения, поблескивающие в случайно проникших под тент лучах.
Но не меня одну привлекли кенольские безделушки. Сложенный у низкого дощатого борта багаж зашевелился. Из сумки Кота высунулось маленькое угловатое создание с коленчатыми лапками и невзрачными крылышками, перебралось Коту на грудь, ощупало лицо и беззвучно взвилось к потолку. Кристаллы мелодично зазвенели, чем окончательно зачаровали существо. Ловкие лапки вцепились в самый крупный камень и принялись его откручивать от связки.
Поначалу я хотела прогнать вредителя, но его явление из Котовой сумки навело на мысль, что оказалось оно там не случайно.
Я потрясла мага за плечо.
— Кот. Кот, проснись! Твой мелкий приятель портит чужое имущество, — я не повышала голос, чтобы не разбудить остальных.
Кот разлепил веки, поводил расфокусированными глазами и собрался снова заснуть.
— Это твое? — я ткнула пальцем в пыхтящее существо. Камень был закреплен на славу. — Или я прогоню его.
Наконец, Кот сообразил, чего от него хотят и поднялся.
— Ильфредита! — просипел он. — Маленькая негодяйка, ты как выбралась?
Из сумки появилась бронзовая клеточка и Кот пояснил:
— Фея-ищейка. Их шеттеры-землекопы используют, чтобы находить залежи драгоценных камней и металлов. Натаскал ее на всякие магические штучки, но, видно, вспомнила молодость. Брось бяку! Хммм…
Кот, не глядя, сунул возмущенно пискнувшую фею в клетку и взялся за бренчащую связку.
— Это что такое? — Приглянувшийся ищейке мутно-белый кристалл оказался в руках у Кота без каких-либо усилий. — Интересно. — Он отвел полог, чтобы лучше рассмотреть предмет в свете уличных ламп. Кристалл брызнул серебристыми искрами. — Очень интересно. Надо бы его изучить.
— Брось бяку! — повторила я его же слова. — Хочешь обокрасть тех, кто нас приютил?
— А перед этим напугал до полусмерти. — Кот нахмурился, но так и не донес камешек до своей бездонной сумки. — Кенолы сами те еще плуты. Наверняка стащили у кого-нибудь.
— Видно совести у тебя совсем нет, — разочарованно протянула я.
— Совесть тут не при чем, — насупился Кот, но безделушку вернул. — Что если это опасный артефакт? Я, может быть, хочу спасти неразумных кочевников от последствий, которые обрушатся на их головы.
— И хочешь, чтобы они обрушились на твою? — Усмехнулась я. — Будь это важным артефактом, его бы не оставили тут без присмотра.
— Может, они не знают, что он важный. Стащили красивую цацку и все. О! Или специально повесили, чтобы нас проверить!
— Тем более. Тогда это чистой воды провокация. Тебе проблем мало?
— Вы чего шепчетесь? — Вилли поднял взъерошенную голову.
— Пытаюсь вылечить твоего друга от клептомании.
— Чего? — не понял Кот.
— Бесполезно, — усмехнулся более сообразительный Вилли и перевернулся на другой бок.
Коту надоело препираться, и он снова завернулся в одеяло, но уснуть не смог. Ворочался, пока в рассветных сумерках не раздались ободряющие возгласы кенолов. Лагерь оживал. Готовили завтрак, кормили животных, впрягали тигров в повозки. За час все собрались и тронулись в путь.
Тигры были крупнее и выносливее лошадей, а кенольские повозки лучше приспособлены к движению по пересеченной местности. К обеду на горизонте показался золоченый шпиль с реющим на ветру красным флагом. Кот мрачно заворчал. Долго искать Единорожку не придется, вот он, как на ладони, на холме за городом.
Повозка перевалила через холм, и Тридорожье появилось перед нами во всей своей немудреной красе.
Застраивали городок как попало. Большие трех-, четырехэтажные дома с вереницами окон соседствовали с аккуратными коттеджами под красными черепичными крышами, вычурные усадьбы прятались за высокими заборами, а рядом, виноградной гроздью лепились друг к другу старые кособокие лачуги. Окраины щетинились облетевшими садами, городская стена носила чисто символический характер, каменная на въезде, в бедняцких районах она превращалась в подгнивший штакетник, а кое-где, и вовсе, сходила на нет.
Три дороги — с запада, востока и юга пронизывали город корявыми трещинами, соединяясь в центре. Городскую площадь украшала башенка ратуши (не такая, правда, высокая как башня Единорожки). Маленькие улицы ветвились, множились и исчезали за стеной, за которую уже давно вышли городские постройки, как подошедшее тесто из слишком маленькой миски. Теперь границу города отмечали столбы со стальными «лопухами», как в Моховых Полянах.
Наконец, у меня появилась возможность узнать, что это за странные футуристические конструкции, благо спутники мне попались всезнающие и болтливые. Иногда, даже слишком.
Меру с Котом в очередной раз ругались в кибитке. Мирно они сосуществовали ровно до того момента, когда Кот говорил или делал очередную глупость, а поскольку занимался он этим регулярно, праведный гнев Меру без конца обрушивался на лохматую Котову голову. Иногда мне казалось, что он делает это специально, чтобы позлись подругу.
Пока друзья шумно выясняли, кто прав, кто виноват, мы с Вилли сидели на длинной лавке позади козел и таращились по сторонам. Самый рассудительный из магов с удовольствием ответил на мой вопрос, заодно и возницу развлек.
Так вот, с «лопухами» была связана странная история. Почти четверть века назад старый король Туво 12 ни с того, ни с сего велел установить такие столбы по всей стране. В народе их называли драконьими глушилками. Тем удивительнее, что драконов никто не видел уже очень давно. Мнения народа разделились. Одни считали, что старина Туво окончательно впал в маразм, другие — что зреет нечто ужасное, о чем народу не говорят, но все и так догадываются. В итоге назрела только череда бунтов — самые деятельные решили, что глушилки поставлены, чтобы поджаривать мозги честным гражданам Тувосарии и принялись столбы ломать.
(Кот на миг замолк, высунулся из-за полога и заявил, что версию с поджариванием мозгов горячо поддерживает, Меру отозвалась, что Коту уж точно не о чем беспокоиться, и разборки продолжились). Вилли только усмехнулся, попытался усмирить кудрявую бороду и продолжил:
— Бунтовщиков схватили. Одних в рудники, других на север, ледяные сосны валить. Домой никто не вернулся. Напророченных ужасов не дождались. Со временем, все успокоилось. Никто теперь на глушилки внимания не обращает. Привыкли.
— Выходит, из-за глупой прихоти короля пострадало столько людей?
— Может то и не прихоть. Времена были неспокойные.
— Я слышал, на одну из северных деревушек напал-таки дракон, — Кот устал ссориться с подругой и втиснулся на лавку между нами, — лет пятнадцать назад, кажется. Говорят, дракона на куски разорвало.
— Кто говорит? — Меру подсела ко мне с краю.
— Люди.
— Глупости. Тогда бы ее не глушилкой, а разрывалкой назвали.
— Вот она, явилась. Светоч знаний в юбке.
Угасший, было, спор возобновился с новой силой.
***
С севера Тридорожье огибала река, и попасть в город можно было, только миновав широкий каменный мост. Кенолы в город не собирались, пересекли реку и вернулись на бездорожье. Тут мы с ними и расстались. Кочевники принялись разбивать лагерь на холме между западной и южной дорогами, а мы направились в город.
Украшенное красным флагом здание располагалось у восточной дороги, попасть в него можно было, только пройдя город насквозь. И тут появилась неожиданная проблема. Под красным флагом находился крупный игорный дом, а помимо него в городе было еще три трактира с таким же названием (по одному у каждой из дорог, соответственно: Западный, Восточный и Южный Единорожка). А еще, с десяток мелких забегаловок («Копытце Единорожки», «Хвост Единорожки», «Единорожка и Дракон» и тому подобное), так что понять, в каком конкретно заведении Ниим встретил Антона, было непросто, если вообще возможно.
На мое замечание, не многовато ли единорогов на один сравнительно небольшой город, Кот разразился заковыристой руганью, а Вилли объяснил, что мифическое рогатое создание вытеснило почти все обычные заведения, а те, что остались, держались на честном слове и таких принципиальных ребятах, как Кот и компания.
— Тебе точно туда нужно? — отдышавшись, спросил Кот.
Мы как раз проходили мимо втиснутой между грязно-серыми домами харчевни «Толстяк Единорожка». По сравнению с прочими городскими постройками, забегаловка выглядела пряничным домиком посреди тролльего болота. Даже булыжная мостовая у входа начищена до блеска. Резные дверцы беспрестанно открывались, пропуская внутрь голодных и выпуская на улицу сытых и довольных горожан. Выплывающие вслед за людьми запахи вызывали обильное слюноотделение даже у принципиального Кота. Толстый полосатый тезка вороватого мага, вольготно развалившись под окном, лениво гонял лапой невесть как очутившегося посреди города нарха.
— Другого выхода нет. Мне нужно кое-кого найти, а единственная ниточка ведет в Единорожку, — вздохнула я, непроизвольно сглатывая. Да, непростой день мне предстоит.
— А может, к демонам его? — предложил Кот. — Пойдем с нами! Мы сегодня заночуем в городе, а завтра двинем в Вассу. Ехать туда прилично, заодно, обдумаем одно дельце.
— Знаю я ваши дела, — проворчала я. С удовольствием послала бы Антона к демонам и еще дальше, но прежде его нужно найти.
— Если передумаешь, мы в «Черной Лилии» будем. И осторожнее, не нарвись на охотников!
Мы попрощались. Ребята спешили убраться подальше от манящих и таких обманчивых, по словам Кота, запахов. Перед уходом он еще раз предупредил меня об опасности единорожьей пищи. Мог бы и не стараться, денег у меня все равно не было, и я всеми силами отгоняла мысли о недосягаемом ужине.
***
День обещал быть долгим. В двух похожих, как близнецы забегаловках (надраенные полы, белые занавески, круглые, забитые посетителями столики, меню, написанное мелом на стене за барной стойкой, на которую поминутно выставляли подносы с дымящимися тарелками и загадочными свертками) Антона не видели (я не сомневалась, что его непременно бы запомнили), а вот в Западном трактире он останавливался, но давно. Провел всего одну ночь и убрался, раньше, чем другой постоялец уличил его в интрижке с женой. После ухода Антона, трактир стоял на ушах еще полдня.
Пухленькая розовощекая подавальщица рассказывала мне это с легкой обидой и злорадством. Наверняка, Антон и ей глазки строил, но в итоге выбрал более состоятельную даму. Вполне в его духе.
Я поблагодарила девушку и вышла на улицу. Стоило ли обходить все городские заведения или сразу пойти в игорный дом? Антон, без сомнения, нацелился бы на крупную рыбу, но мог ли там кутить Ниим с дальним родственником — не слишком состоятельные ребята? Маленькие харчевни можно было сразу исключить — слишком просто и благообразно. Завтрак, семейный ужин или обед занятого человека — да. Но кутеж подзаработавших ловцов представить в пряничных домиках нереально. Да и с их стороны несолидно упиваться посреди этих салфеточек и бантиков.
В размышлениях я пересекла городскую площадь. Часы на ратуше пробили мне в след четыре часа. Холодный ветер, так странно контрастирующий с отчаянно жарящим солнцем, устроил на площади пылевую бурю. Попавшие в центр вихря прохожие сдавленно заохали, а наряженный в красную шапочку ребенок заливисто расхохотался, когда ветер сорвал цепочку солнечных цветов с карниза аптеки и унес высоко в небо. Приникший к окну аптекарь отчаянно пытался понять, в какой стороне теперь искать улетевшие фонари.
Я решила, на всякий случай, проверить еще одну из мелких забегаловок. Выяснила у цветочницы, торгующей поздними хризантемами, где находится ближайшая, и свернула в узкую боковую улочку. Извиваясь змеей, она ползла среди каменных серых и оштукатуренных желтых домов. Соединенные поверху арками и переходами, они нависали четырехэтажными громадами. Закопченные окна таращились десятками любопытных глаз, в темноте покосившихся дверных проемов шныряли тени, из подворотен несло сыростью и помоями, кучи мусора, облетевшей штукатурки и всякой мерзости встречались на каждом шагу. Благополучие центральных улиц и стерильность Единорожек ввели меня в заблуждение. Тридорожье вовсе не был городом с открытки.
Кто-то меня окликнул, позади послышались шаркающие шаги. Я не выдержала и свернула у захудалого трактира направо. Новая улица выглядела приличнее — потрескавшиеся и облупившиеся углы зданий замазаны штукатуркой, мусора куда меньше, а прохожих — больше.
Я поспешила вернуться в более приличную часть города. Антон ни за что не стал бы бродить в подобных трущобах. Однозначно, нужно идти в игорный дом. Я зашагала по разноцветной брусчатке мимо мелких магазинчиков с высокими застекленными витринами и связками солнечных цветов на карнизах.
Резкое движение в переулке привлекло мое внимание. Под прикрытием (довольно хлипким) пустых ящиков трое оборванцев, увлеченно, пинали четвертого. Я застыла, растерянно оглядываясь. Проходящий мимо мужчина сомнениями не терзался, пробежал взглядом по возне и пошел дальше по своим делам. Пожалуй, я поступила бы также, если бы из-под капюшона распластанного на земле человека на мена не посмотрели два огромных (как мне тогда показалось) зеленых глаза. Отчаяние, страх и обреченная покорность — как все это можно понять по одному лишь взгляду — не знаю, но больше я не сомневалась, свернула в переулок.
— Эй! Вы что творите?!
Оборванцы, не веря ушам, обернулись. Я и сама сообразила, что поступаю, мягко говоря, неразумно, но отступать было поздно.
— Вам заняться, что ли нечем?
— Может, и нечем, — ближайший ко мне — патлатый — гнилозубо осклабился, — есть предложения?
Я отступила на шаг.
— Есть предложение оставить человека в покое!
— Человека? — фыркнул второй — лысый, со свернутым набок носом. — Это ж дерьмо зеленое, а не человек! — Он брезгливо сплюнул.
Остальные заржали над шуткой приятеля. Жертва доморощенных юмористов по-прежнему сидела в пыли среди сломанных досок и таращилась на меня с ужасом и недоумением. Из разбитых губ текла кровь.
Вот глупый! Давно бы сбежал, пока оборванцы переключили внимание на новую жертву. Я выразительно просигналила недотепе бровями — ноль эмоций.
— Ты в порядке? — я игнорировала гадкие усмешки.
— Ты же знаешь, он не ответит, — кривоносый потер грязные ладони, как муха.
— Обет молчания, — поддакнул третий — без носа вовсе. Посредине плоского лица влажно поблескивали отвратительные розовые отверстия.
Я с содроганием отвела взгляд.
— А нам, страсть как охота поговорить, — подхватил патлатый, — поболтаешь с нами, малышка? — И приблизился еще на шаг.
Тут я не выдержала:
— Да беги же ты, идиот!
Зеленоглазый вскочил, но прежде чем удрать из переулка, ухватил обломок доски и с размаху шарахнул ближайшего отморозка по спине. Старое дерево оглушительно лопнуло, безносый взвыл, изогнулся дугой и, матерясь, припустил вслед за обидчиком.
Я не мешкая, обрушила гору ящиков и выскочила из переулка. Помчалась по улице, выглядывая, куда бы свернуть. Преследователи легко справились с преградой и угрожающе топали следом. У них было преимущество — они знали город, но я бегала быстрее.
Улицы, переулки, подворотни. Я потеряла направление и не понимала, куда бегу. Путанный лабиринт то загонял меня в трущобы, то выбрасывал на людные улицы. Прохожие едва успевали убраться с дороги, посылали мне вслед заковыристые проклятия.
Настырные преследователи разделились. В одном из переулков я едва не столкнулась с кривоносым. Он выскочил из-за угла, с рыком пролетел мимо, хватая меня за плащ, и врезался в закопченную стену. Вытертая почти до дыр замша плаща лопнула, я хлопнулась на бок, перекатилась и, поскальзываясь на грязной мостовой, вывалилась на оживленную улицу.
Сердитый всадник замахнулся на меня хлыстом. Я, спотыкаясь, вывернулась из-под самых копыт фыркающей лошади и едва не влетела в толпу высоких мощных людей в мехах и коже.
«Горцы!»
Отбежав метров на сто, я обернулась.
Горные бинти проводили меня смешками и улюлюканьем. Монументальные фигуры, татуированные лица и затейливые прически притягивали взгляды даже местных жителей. Прохожие подсознательно старались держаться подальше от этих задиристых ребят. И не зря. Кривоносый не сумел увернуться от столкновения, выскочил из переулка и увяз в радостно загомонившей толпе. Как иронично. Лишиться развлечения и самому стать игрушкой «старших братьев» зеленоглазого лесовика.
Потирая ушибленную руку, я постаралась затеряться в толпе. Но, как назло, валящие навстречу мне люди расступались, презрительно морща носы. После кувыркания в грязи я не сильно отличалась внешним видом от преследователей. Но мне было не до наведения красоты. Где-то еще бродил патлатый тип, и мне хотелось надеяться, что погоня ему быстро надоест.
Я посторонилась и по стеночке пошла вверх по улице. Почти каждый встречный прохожий что-то нес в руках — корзину или мешок. Один тянул тележку с визжащими поросятами, другой украсил себя снизками чеснока и лука, третий обвязался вереницей колбас.
Секрет загадочного шествия раскрылся быстро — впереди шумел редеющий к вечеру рынок. Одежные ряды уже свернулись, в мясном остались только одуряюще пахнущие копчености. Я сглотнула набежавшую слюну и едва не подавилась: из-за угла выскочил старый знакомый. Я пригнулась, пробежала под защитой полупустых прилавков, нырнула в овощной ряд и уткнулась в засаленную грудь преследователя.
— Попалась! — Патлатый схватил меня в охапку, окатил смрадным дыханием.
Я обмякла и резко выпрямилась, саданув оборванца макушкой в подбородок. Тот крякнул, разжал руки, но попытался снова меня схватить. Я отшатнулась, нашарила на прилавке поднос и с размаху впечатала в него патлатую голову. Над рынком пронесся звук гонга. Красные осенние яблоки радостно запрыгали по усыпанной огрызками земле.
— Эй, вы чего творите? Охрана! — завопил низенький дедок.
Вот только встречи с охраной мне не хватало! Я юркнула под прилавок, перебежала между рядами и снова сунулась под стол. Толстая торговка завопила, схватила со льда рыбину и хлестнула меня хвостом по щеке. Я в долгу не осталась, сгребла с земли горсть вонючих потрохов и чешуи, запустила в раззявленный рот. Торговка рот захлопнула, а потом принялась яростно отплевываться. Соседка-конкурентка истерически захохотала, но рыбий хвост без дела не лежал. Смех захлебнулся, что-то грохнуло, кто-то завизжал. Я поспешила убраться подальше, а за моей спиной разворачивалось настоящее сражение.
Патлатый не показывался, то ли еще не оправился от встречи с подносом, то ли попал дамам под горячую руку. Дожидаться его я не стала, протиснулась между горами пустых ящиков на обширную вонючую свалку.
По кучам гнилых овощей скакали орды крыс и безостановочно стрекочущих сорок. Роились привлеченные дохлятиной и обманчивым осенним солнцем мухи. Под ногами хлюпали зловонные лужи. Стараясь не дышать, я пробралась к хлипкому забору, походя шикнула на мелких вредителей, отчего-то очень заинтересовавшихся моей персоной. Штакетины легко отодвинулись, и я оказалась за пределами свалки на заросшем сухим борщевиком пустыре.
Основательно протоптанная тропинка привела к наглухо закрытым деревянным амбарам. Над пологими крышами маячил шпиль с красным флагом. Оставалось только порадоваться, что убегая от преследователей, я не сильно отклонилась от цели, и возвращаться в город не придется.
За амбарами начиналась широкая, мощеная цветным камнем улица. Плавно забирая влево, она обрастала уютными домиками. Увитые облетевшими виноградными лозами и вечнозеленым плющом заборы быстро закончились, и передо мной раскинулся широкий луг, полого сбегающий к реке.
За темной, лениво ползущей водяной лентой с пучками сухих камышей у низких берегов, на пригорке сиял вывеской игорный дом — миниатюрный замок с россыпью башенок, островерхими черепичными крышами и толпой людей у входа. Восточная дорога огибала здание справа и терялась в лесистых холмах.
По обоим берегам реки желтели немногочисленные неубранные стога, слева от широкого моста на склоне громоздились штабеля ошкуренных бревен.
Я побрела к мосту. Солнце опускалось за город, длинная и тонкая тень ползла передо мной, извивалась змеей на щетинистых кочках. Холодный ветер утих, но с юга наползали пока еще тонкие, золотые в закатных лучах облака.
Адреналин погони схлынул, опасность миновала, но меня все еще трясло. Едва ли те отморозки будут меня искать, но кто их знает? А еще одной погони я не выдержу: тело крутило от перенапряжения и усталости, ноги подкашивались. Я свернула с дороги к уложенным кривым шестиугольником бревнам, с маленькой укромной площадкой внутри.
Земля в центре пяточка была утоптана, у одной из «стен» лежал отполированный брус-скамейка, кто-то уже освоил секретный уголок. Хотелось бы надеяться, что не мои новые «друзья», но сил искать другое укрытие не было. Я рухнула на скамейку и вытянула дрожащие ноги.