Была осень. В лужах отражались пожары кленов и рябин. По небу неслись низкие угрюмые тучи. Прохожие кутались в куртки и плащи, с трудом удерживали норовящие вывернуться наизнанку зонты. Серые громады высоток нависали над городом в немом вопросе: что вам, людям, дома не сидится? Я задавалась тем же вопросом, но Фарид упрямо тащил нас сквозь непогоду на книжную ярмарку. Иногда он становился на редкость упрямым и целеустремленным. И какой бы идеей фикс не загорался его мозг, окружающие сполна ощущали все прелести сопутствующих ее воплощению «приключений».
Не то, чтобы я не любила читать, скорее это давалось мне с трудом. Деда мои проблемы не беспокоили, а понятие «дислексия» было незнакомо. Главное — внуки физически здоровы и могут навалять тем, кто их обижает. Чем я и занималась на протяжении нескольких лет, пока директор школы, наконец, не поговорил с дедом о моем поведении. Поведение изменилось, репутация — нет, что не помешало мне обзавестись друзьями и подругами.
Зато младший брат любил читать с раннего детства, именно благодаря ему я справлялась со школьной программой, пока в моей жизни не появились аудиокниги. У Алика тоже неплохо получалось, но он предпочел проводить время в притоне своих дружков, пуская слюни на вонючем матрасе.
После школы я уехала за тысячи километров от дома, наивно полагая, что поступление в престижный столичный университет позволит стать человеком с большой буквы, как любил выражаться дед, и поможет вытащить из болота и брата, и весь наш городок. Увы, сейчас меня от дома отделяло нечто большее, чем тысячи километров, но думала я о том дождливом осеннем дне.
Фарид бредил Ирвеоном с тех пор, как я отдала ему найденную в поезде книгу. Яркая обложка и красивые иллюстрации сразу же привлекли мое внимание. Я даже немного почитала, но не впечатлилась. Ни соседи по купе, ни проводники не знали, откуда книга взялась, и я решила оставить ее себе. Очень уж красиво она была оформлена. Не почитаю, так хоть картинки посмотрю.
Зато Фарид нырнул в вымышленный мир с головой. А потом и всех нас втянул. Я знала, что приятель так просто не отвяжется и покорно (хотя и вполуха) прослушала все двенадцать томов. Книги были написаны хорошо, но не цепляли. Ну, фэнтези, ну драконы, ничего особенного. Уж точно не стоят того, чтобы тащиться сквозь ураган на встречу с писателем.
— Ты что?! — возмущался Фарид. — Это ж первая в истории встреча с Беловым. Он крутой, но очень скрытный. Интервью не дает, с читателями не встречается, а его автограф — вообще мифическая штука, как единорог! Что если, это — наш единственный шанс?!
— Не удивлюсь, если он сбежит, едва тебя увидев. Чуть меньше энтузиазма, приятель, чуть меньше, — Пашка — вечно усталый очкарик — похлопал Фарида по плечу.
Перед павильоном гудела толпа. Мы пришли одними из последних, когда двери уже открылись, и море голов запрудило ярко освещенный зал.
Слева от входа бросался в глаза огромный плакат с изображением лесистых гор в облаках тумана и склоненных друг к другу заснеженных пиков. Я сразу узнала Врата Духов. Художник, оформлявший книги Белова, однозначно, был гением. В каждой иллюстрации чувствовалась жизнь и я уже подумала, не купить ли себе артбук, но тут раздался грохот и свет погас.
***
Я потерла уставшие глаза. Пока я балансировала на грани сна и собиралась с силами, стемнело. Небо затянуло тучами, воздух набух в ожидании дождя. Из бревен сочилась бледно-голубая смола, собиралась каплями, но не падала на землю, а поднималась вверх и смешивалась с хороводом огоньков, кружащих над импровизированной беседкой.
Толстые голубовато мерцающие щупальца обнимали меня за плечи, но стоило пошевелиться, беспрекословно отпустили, разочарованно ощупали плащ и втянулись в толщу бревен.
Я вскочила, перебирая в памяти слова, но так и не нашла подходящих. Обычно, они всплывали сами собой, но не в этот раз. Что означало… Я ковырнула носком сапога утоптанную траву, та на удивление легко поднялась. Из прорехи показался кусок каменного пола. Стыки плит бледно светились. Прекрасно! Я заискивающе улыбнулась и бочком выбралась из чужого пристанища.
Это ж надо было сложить бревна вокруг разрушенного храма! Благо, его обитатель оказался, скорее, любопытным, чем голодным. Его регулярно подкармливали, а может, и бревна специально положили, чтобы никто не догадался о вернувшемся божестве. Голубые огоньки вытянулись длинным щупальцем и покачивались, будто махали мне вслед.
Я, наконец, спустилась к мосту. Запах тины и речной холод щекотали ноздри. В легком тумане под мостом кто-то возился, чихал, поминая короля и демонов одинаково нехорошими словами.
Игорный дом сиял огнями, слышались взрывы смеха и аплодисментов. У входа прохаживался огромный лысый охранник, услужливо пропуская желанных клиентов и ловко выпроваживая нежеланных.
Справа от входа, на широкой вымощенной камнем площадке стояло несколько экипажей, кучера лениво резались в карты, обмениваясь шуточками. На столбах по периметру площадки и вдоль дороги от самого моста висели гроздья солнечных цветов и вездесущие «глушилки».
Про Антона охранник ничего не знал (ну, разумеется!) и внутрь не пустил.
— Вход для совершеннолетних, — ухмыляясь, он кивнул на выцветшую неразборчивую табличку.
— Я совершеннолетняя!
— Документ покажи. Если нет — проваливай.
Разумеется, документов у меня не было. И я бы, пожалуй «провалила», если бы ко входу не подкатил богатый экипаж. Невысокий, но мощный шеттер в плаще с откинутым капюшоном важно прошествовал мимо охранника. На черной коже блестели золотые татуировки, с обеих сторон к гостю липли юные красотки в легкомысленных нарядах. Вышибала учтиво поклонился, даже дверь приоткрыл.
— Эй! Им же не больше шестнадцати!
— Со взрослыми можно, — снова ухмыльнулся охранник и тут же нахмурился: — вали отсюда, пока я добрый.
— Возмутительно!.. — Слова застыли в горле. Дверь приоткрылась, выпустив двух злых, проигравшихся вдрызг господ, но мне на них было плевать. В ярко освещенном зале мелькнула знакомая светлая макушка. Охранник отточенным движением перехватил меня, закрутил руку за спину — не вырвешься!
— Антон!
Дверь захлопнулась, а он даже не повернул головы, был слишком увлечен рыжеволосой девицей.
Вышибала поднял меня как пушинку и перенес шагов на десять от входа, поставил на жухлую траву.
— Обычно я не такой добрый, — он наставил на меня толстый кривой палец, — но сегодня у меня хороший день. Поэтому я повторяю: проваливай! Еще раз увижу — будешь плескаться под мостом, тебе не помешает. Ясно? — Он ткнул пальцем меня в плечо, развернулся и ушел на пост, демонстративно вытирая ладони о штаны.
Плечо пульсировало, будто по нему саданули молотком. Да, такой щелчком ногу перешибет. Не будем нарываться. Подождем.
Я вышла за пределы освещенной площадки, обошла здание по широкому кругу. Позади «замка» за высоким забором располагались хозяйственные постройки, но проникнуть через них не получилось — вдоль ограды вышагивал еще один громила с собакой на поводке. Логично. В игорном доме крутились огромные деньги. Пришлось уйти, тем более из приоткрытых (и зарешеченных) окон кухни одуряюще пахло едой. Желудок вспомнил о своих непосредственных обязанностях, и, кажется, начал переваривать сам себя.
Вокруг заведения было людно. Посетители постоянно сменялись, экипажи отъезжали и подъезжали. Пятеро обритых на лысо лесовиков чинно прошагали мимо вышибалы (тот, едва дверь закрылась, брезгливо сплюнул). Дверь тут же отворилась, выпустив на улицу статную даму в меховом манто и тощего коротышку с огромным носом и в шляпе с пером. Носач семенил за дамой и неразборчиво бормотал. Группа рыжих толстяков нестройно пела какие-то гимны, слоняясь по округе. Кто-то ругался, кто-то рыдал. Из-за стогов на берегу раздавались взрывы хохота.
Темнота за границей освещенного солнечными цветами участка только казалась непроглядной. Над рекой завивались кудрями бледно-зеленые туманники, жуки-бородачи подманивали самок золотистыми наростами под жвалами, а в прорехах туч изредка показывался тусклый месяц.
Из-под моста ругались еще яростнее. Я осторожно заглянула через перила.
— Проклятый Тоер! Чтоб у него руки отсохли! Швырнул меня в это болото! Я ж его вот такусеньким глистом помню, чтоб из него вурдалаки седло скрутили, и он до конца дней возил вонючие кенольи задницы! А, чтоб вас! Помяни ублюдков к ночи…
Над городом вспыхнул огненный фонтан, потом еще один. Фейерверки свистели и грохотали так, что все окрестные собаки еще долго не могли успокоиться — вторили обитателю подмостья. Тот высказал все, что думает о хитрых, сволочных кенолах. А думал он о них, по всей видимости, часто и много.
— Эй, у вас там все нормально? — улучив момент между тирадами, я свесилась с моста.
— Конечно! Просто великолепно! Люблю перед ужином искупаться в тухлом болоте! Давай, парень, присоединяйся! Чем спрашивать глупости, лучше бы помог старику выбраться!
Я перелезла через невысокий бортик и спустилась по пологому склону.
Под мостом в куче плавника копошилась колония речных светлячков. Завидев меня, они притушили яркие фонарики и затаились. Берег обрывался почти вровень с водой. От реки несло водорослями и мокрой шерстью.
В зарослях камыша возился весь изгвазданный илом человек. Семейка водняков на маленьком плоту, воткнувшемся в опору моста, завороженно следила за ним огромными круглыми глазами, изредка тыкая в спину обломками длинных тростин.
Я выбрала из сухого плавника палку подлиннее.
— Идите сюда, хватайтесь!
Палка оказалась с гнильцой, из древесины выступила липкая слизь, испачканные руки скользили, дважды я сама едва не рухнула в реку, а от постоянно ворчащего человека помощи было не больше чем от мешка с песком. Наконец, взмокнув и измазавшись с ног до головы, я сообразила, что не только водняки решили сегодня поразвлечься.
— Сотто-сотто!
Камыши разочарованно всхлипнули. Спасательная операция ускорилась. Перепачканный мужчина неопределенного возраста, придерживаясь за палку, сам выбрался на берег. Я погрозила воднякам пальцем, обошла камышовые заросли и принялась смывать с рук и лица вонючую слизь.
— О, гляди-ка, девица! — неподдельно удивился вечерний купальщик. — Да, глаза мои уже не те. С такими глазами старина Туво меня нипочем бы не нанял. Но что ж поделать, годы берут свое. Позвольте представиться: Бонтир, архитектор, служил в свое время у Его Величества Туво Двенадцатого, — он приосанился, одернул испачканный жилет, пригладил растрепанные волосы.
— Приятно познакомиться, господин архитектор, — буркнула я, пытаясь смыть с плаща засыхающий ил. Бонтир отмываться не спешил, стремительно превращаясь в илистую статую. — Таира, спасательница сирых и убогих.
— Господин! — восхитился архитектор, пропустив мимо ушей сирых и убогих. — Ну, надо же, господин! Или мерещится?.. — На всякий случай прочистил мизинцем ухо.
— Вы бы поосторожней, — я отчаялась отмыться и, отряхивая ледяные от воды руки, подошла к архитектору, — тут камышовые угри развелись. В другой раз можете не выбраться.
— Это все Тошка, злодей, — Бонтир мотнул головой, — что б ему… Но, не будем о грустном. Я поражен! Еще остались в наше время люди, способные прийти на помощь бескорыстно! — Он выжидательно посмотрел на меня, ничего не дождался и продолжил: — благодарю. Если я могу быть вам чем-то полезен — не стесняйтесь. Помогу чем смогу. В долгу не останусь.
Сообразив, что просить плату за спасение я не собираюсь, архитектор принялся заливаться соловьем и обещать золотые горы. С каждой тирадой меня обдавало волнами перегара. Общий вид спасенного, даже без учета грязи, был потрепанным и неопрятным: немытые волосы, недельная щетина с проседью, жилет в заплатах, а хлюпающие речной водой сапоги и вовсе перевязаны бечевкой, чтоб подошва не отвалилась. Колоритный вид дополняла манера чередовать возвышенные речи с площадной руганью.
— Сомневаюсь, что вы поможете мне попасть в Единорожку.
— Да, тут я бессилен, — согласился Бонтир, ловко сковыривая корку грязи. Зря я в воде морозилась, засохший ил легко отваливался кусками, не оставляя следов. — В прежние времена я, без сомнения, был бы там желанным гостем. Передо мной бы открывали двери, а гад Тошка кланялся так низко, что задница смотрела бы в небо, но увы. Времена не те, — он проводил мрачным взглядом компанию хохочущих парней и девушек. — Да, наше время прошло, настало время… Тсс… Слышите? — Архитектор замер с поднятым пальцем. — Если что, вы меня не видели! — И юркнул под мост.
Не знаю, что уж он имел в виду, но для меня, кажется, настало время очередных неприятностей.
Не дожидаясь двух размашисто шагающих к мосту мужиков, я направилась к ближайшему стогу. Оттуда отлично просматривался выход из игорного дома. Антон, наверняка, задержится допоздна, а так мне не придется слоняться по темноте, трепать и без того уставшие ноги.
Стайка туманников увязалась за мной. Мужики — один высокий, в коротеньких штанах, второй кряжистый в широченной рубахе — сменили направление и двинули мне наперерез.
— Эй, девка! Стой!
Я тяжко вздохнула и обернулась. Тоер, сложив руки на груди, с любопытством вглядывался в темноту. Прежде чем идти ко мне, странная парочка, издалека распространяющая канализационный дух, коротко переговорила с вышибалой.
Я приготовилась бежать, но оказалось, что искали мужики Бонтира-пройдоху, безрукого вонючку. И какой демон их попутал, нанять этого пропойцу починять нужник. Самого бы его в том нужнике искупать. И как он только умудрился к королевскому двору примазаться. Всем в уши лил, что замок проектировал, а тут слив нормально прочистить не может. Бездарь, раздери его гроон.
Я честно сказала, что понятия не имею где он. Был, но ушел. Расстроенные мужики обежали округу, даже под мост заглянули, хотя я не упоминала, каким именно путем горе-архитектор ушел, но никого не нашли.
Вышибала разочарованно отвернулся, а я забралась в душистое, уютное сено.
Подумать только, стога стали мне почти домом родным. Так я сама скоро в нарха превращусь. Последние, кстати, были тут как тут. Устроили войнушку с туманниками, прицельно обстреливая духов нектаром, а духи носились над стогом кругами и сбрасывали на паразитов бомбы из концентрированного речного тумана.
Вскоре воздух вокруг поля битвы сгустился от запахов тины и амброзии и потрескивал зеленоватыми молниями. Пришлось малышню приструнить, чтобы не сожгли ненароком мое убежище.
Маленькие мерзавцы не успокоились, перебрались на другой стог и продолжили резвиться. Но до чужого сена мне дела не было, не стала им мешать.
Вышедший из игорного дома освежиться на воздухе мужчина долго не мог понять, вправду ли посреди поля сияет мертвенной зеленью стог или ему на сегодня хватит. Почесал в затылке и, от греха подальше, потащился в город.
Я таращилась на мотающиеся туда-сюда двери игорного дома, а мысли мои начинали путаться и уноситься в прошлое.
***
Не помню, как я оказалась на улице. Очнулась на скамейке в сквере. Лил дождь, меня трясло от холода, страха и неизвестности. Разгоряченный мозг никак не мог соединить два кусочка воспоминаний: я смотрю на плакат «Наследия Ирвеона» и в следующий миг дрожу на скамейке под ледяным дождем. Что произошло в промежутке? Как я оказалась в сквере? Загадка.
Воздух разрывало от воя сирен, неразборчиво скрежетали громкоговорители, кричали люди. Ноги не слушались. Мне оставалось только сидеть и судорожно вытирать с лица то ли дождевые капли, то ли слезы.
Друзья нашли меня спустя час. Все перемазанные сажей, растрепанные. Фаридова куртка была разорвана на спине пополам и болталась двумя лоскутами. Из Пашкиных очков выпало одно стекло, а второе треснуло. Жанна выглядела лучше остальных лишь потому, что ее готическое одеяние и так было сшито из ассиметричных черных лоскутов. Если что-то и изменилось, сразу не разберешь.
По официальной версии в павильоне загорелась проводка. По неофициальной — кто-то нарочно устроил поджог. Слухи и байки копились и множились. Винили радикалов, правительство, иностранных провокаторов и экстремистов. Кое-кто приплел даже масонов. Но, как бы то ни было, отделались все сравнительно легко. Ушибы, легкие ожоги и несколько переломов — вот и весь ущерб. Не считая уничтоженного павильона, сгоревших книг и перепуганного писателя. Последний зарекся впредь показываться на люди и скрылся в неизвестном направлении. Поклонники его не винили.
Я тысячу раз пожалела, что согласилась в тот день пойти на злополучную встречу. И меня не оставляла мысль, что я забыла что-то важное, поэтому я регулярно, как убийца на место преступления, возвращалась в тот самый сквер, в надежде вспомнить хоть что-нибудь. Изредка, в памяти всплывала тень мысли, и тут же исчезала. Ускользающее воспоминание злило меня, заставляя подолгу торчать на месте давно снесенного павильона, раз за разом прокручивая в памяти тот день.
Друзья, не на шутку обеспокоенные моей одержимостью, советовали обратиться к специалисту, но я пыталась вырулить сама и только сильнее запутывалась.
А в один из зимних дней, недалеко от того самого сквера, я встретила Антона. Если подумать, в моей жизни всегда было слишком много случайных встреч. Есть такая категория людей, с которыми постоянно что-то происходит. Неприятности всегда находят нас, или мы сами в них радостно влезаем.
В тот день был сильный снегопад. Улицы замело. Снежные шапки лежали на карнизах домов, на столбах и проводах, дороги тонули в серой «каше». Город превратился в одну большую пробку. Водители ругались, пешеходы ворчали, и только дети и собаки носились по парку, одинаково радуясь пушистым сугробам.
Я уже собиралась возвращаться домой, но тут из-за поворота аллеи на меня наскочил человек в длинной бежевой куртке и светлых джинсах. Я рефлекторно отшатнулась, а он схватил меня за плечи, и как щит выставил перед собой. Следом за ним из-за живой изгороди вывалилась сердитая запыхавшаяся девушка в белом пуховике и сбившейся на затылок шапке.
— Ложкарев! Я тебя предупредила, ты добегаешься! Только попробуй еще раз ей позвонить!
— Я тебя не понимаю!
— Не прикидывайся дурачком! Все ты понимаешь.
— Думаю, это не твое дело! Мы сами как-нибудь разберемся.
— Разбирайся с другими своими подружками, а мне надоело выслушивать бесконечные жалобы! Я тебя предупредила, — повторила девушка и только теперь заметила меня.
— И что будет?
— Увидишь, — мрачно пообещала она, поправила шапку и с достоинством удалилась.
Я, наконец, почувствовала свободу, обернулась и застыла. Мы не виделись почти семь лет, но второго такого блондина по фамилии Ложкарев сложно было представить.
— Ненормальная, — выдохнул мой изрядно возмужавший друг детства и добавил: — извини, если напугал.
Если он и узнал меня, то вида не подал. Засунул руки в карманы куртки и ушагал прочь, как ни в чем не бывало. А я все стояла под фонарем и пыталась успокоить бешено скачущее сердце.
***
С утра зарядил мелкий дождь. Низкие тучи капитально обложили небо. Солнце, если его не сожрали какие-нибудь местные демоны, вылезать из облачной пелены не планировало. Вместе с солнцем из мира исчезло все, кроме ближайшего стога и угла игорного дома — густой туман лежал над землей тяжелым пологом, нагнетая и без того унылую обстановку.
Я сидела, обхватив колени, и хмуро рассматривала храпящее рядом тело в обрамлении влажных соломинок. Моросящий дождик никак не мешал моему непрошенному соседу смотреть приятные, судя по выражению лица, сны. Нархи, поймав мое настроение, поглядывали на гостя мрачно и выжидательно.
Антон спал, как младенец. Я даже полюбовалась пару секунд, но сразу себя одернула. Один из паразитов, с оглядкой на меня, сунул ему за пазуху щепотку трухи. Я пожала плечами и отползла в сторону. Нархи остервенело принялись за дело, пока я не передумала. Напихали трухи и колючек Антону в носки, в штаны, за пазуху и за шиворот, напустили в волосы мелких жучков и, напоследок всыпали в нос ярко-зеленой пыльцы. Одним словом, оторвались.
Антон, не просыпаясь, почесал за ухом. Открыл глаза и чихнул. Потом еще раз, и еще. Непонимающе огляделся, почесал под мышкой, поскреб спину, снова чихнул и больше не останавливался.
Из покрасневших глаз текли слезы, из носа — сопли. Он чихал и чесался, снова и снова. Нархи заливались беззвучным хохотом, мне было жаль его, но помочь я ничем не могла. Сквозь пелену слез Антон, наконец, разглядел меня.
— Что ты… апчхи! …сделала… апчхи! …дура! Апчхи!
— Ничего я не делала.
— Врешь! Чхи-чхи-чхи! Отомстить решила, дрянь! Апчхи!
Вот как?! Дрянь, значит!
— А если и так? — Я вскочила, уперла руки в бока. — Ты меня бросил! Одну, на пустоши! Я проснулась, а вокруг сидят какие-то ползучие твари! И слюнки пускают! Жребий бросают, кто первым мне голову откусит! Повезло, что по деревьям они лазить не умеют. Я полдня сидела, как ворона на ветке, пока они не убрались! Но, конечно, к чему тебе думать о какой-то дряни?!
Антон прочихался, высморкался в два пальца, уставился на меня дикими красными глазами. От красоты не осталось и следа — лицо опухло, волосы стояли дыбом.
— А чего ты хотела? Чтобы я с тобой нянчился? Взял за ручку, отвел домой к мамочке? Ах, прости, забыл!
Я открыла рот, но промолчала. Отвернулась. Дождь усилился, я спряталась под плащ, но капли все равно ползли по лицу.
— Я просто хотела, чтобы мы вернулись домой. Хватит с нас этого всего, — я говорила спокойно, но внутри меня колотило от горечи и злости.
Антон рассмеялся безумным смехом.
— А ты, и правда, дура! Считаешь себя защитницей всего и всех? Вечно лезешь, куда не просят! Хочешь показать, какая ты хорошая? Очнись! Мир не вращается вокруг тебя! И помощь твоя нахрен никому не нужна! Но ты этого не понимаешь. Ты как мелкая глупая псина, скачешь вокруг хозяина, лаешь на прохожих, а укусить не можешь. Зубы не выросли еще! Вернуться домой! — Он снова рассмеялся. — Это невозможно. Пойми, наконец. Не-воз-мож-но!
— Должен быть способ! — Я пропустила мимо ушей оскорбления, хоть они и вбивались прямо в сердце, как гвозди. — Здесь есть маги. Они помогут.
— Маги? Не смеши! Но, если вдруг получится, не забудь передать пламенный привет своему кудрявому приятелю. Хотел бы я видеть его лицо в тот момент!
— Фарид здесь не при чем!
— Ошибаешься. Он-то как раз при чем. Но куда тебе, ты дальше своего носа не видишь. Да, я представляю… — он застыл с открытым ртом, так и не закончив фразу. Только таращился мне за спину и хрипел.
Туманный полог вдруг исчез, будто кто-то сдернул его одним быстрым движением. Тихий утренний Единорожка подернулся рябью, как отражение в воде. Воздух зазудел, завибрировал на грани слышимости, и меня едва не сбил с ног непонятно откуда взявшийся порыв ветра.
Я повернулась, чтобы посмотреть, что же так напугало Антона, но на меня набросили темное дурно пахнущее покрывало, схватили поперек живота и сдернули со стога. Я охнула, радуясь, что не ела со вчерашнего утра, и забилась в странно теплых рельефных кандалах.
Вонючее покрывало откинулось и уже я сама вцепилась в своего похитителя. От земли меня отделяло метров тридцать, не меньше. Внизу, как укушенный, вопил Антон.
Меня швырнуло в сторону. Мимо пронесся вибрирующий сгусток. Похититель поднялся еще выше и дальше. Сверху загремел голос:
— Передай Шоссу, я буду ждать его через три дня на рассвете в Пепельном Ущелье. Если не успеет или не принесет выкуп, труп его дочурки будет болтаться на мертвом дереве к полудню!
Рывками меня поднимало все выше, но я успела заметить, что Антон прекратил орать, оскорбительно помотал рукой и сполз со стога.
У моста скакала и бросалась в воздух камнями одинокая фигурка. Кажется, это был Бонтир. Увы, ни один камень уже не мог достать моего похитителя, мы поднимались все выше и выше.