С наигранно возмущённым восклицанием о некоторых безответных личностях Неля гордо выходит, не выдержав моего щенячьи умоляющего взгляда.
— Блинчики и суп! — доносится из соседней комнаты и мы стремительно подскакиваем с места, чуть ли не наперегонки добираясь до заветного стола, от которого уже тянет таким знакомым ароматом здоровой деревенской пищи.
— Ладно, мальчики и девочка, — сыто откидываюсь на спинку стула перед тем как подняться на ноги. — Иду я почивать и навёрстывать упущённый сон. Выедем к следующему объекту завтра утром. Виктор, на тебе машина. И не поубивайте тут друг друга без меня.
Дружный смешок в ответ. Скрыв довольную улыбку, прохожу в комнату и заваливаюсь на кровать. А вот теперь можно и отдохнуть, иначе мой организм совсем на меня обидится.
Спать. Ну наконец-то.
…Настойчивое поскрёбывание в дверь выдёргивает из приятной дрёмы. Вспомнив, что леди даже наступив на кошку всегда называет её кошкой, проглатываю нелицеприятное высказывание и отзываюсь мрачным "Не заперто".
Тихо входят Дёмин и Неля. Лица обоих подозрительно невеселы.
— Ну что ещё стряслось? — сама настораживаюсь в предчувствии чего-то весьма нехорошего, что сейчас вывалится на мою бедную головушку. — Что-то с Онезоргом?
Виктор коротко кивает, затягиваясь сигаретой. Неля отворачивается к окну.
— Ты же про пакет тот, что пришёл из штаба вчера, так и не знаешь ничего, — буркнул Дёмин. — А там для нас весьма конкретные указания, дабы после окончания разминирования мы передали Рудольфа в ближайшие органы НКВД. И никаких вариантов.
Вот так вот.
Откидываюсь на подушку. Конечно, я предполагала нечто подобное, но всё равно на душе остаётся горький осадок. И стыд, ибо это ни что иное, как навязанное предательство. Но суть-то от этого не меняется.
— Что будем делать, Оль? — тихо спрашивает Неля. Всё ещё не поворачивается, словно боясь посмотреть мне в глаза и увидеть там железную принципиальность палача.
— Что делать, что делать… Пока ничего не делать, вести себя тихо и не нарываться.
— А потом? Ты же понимаешь, что рано или поздно…
— А потом будет побег! — рявкаю, не сдержавшись. Они что, действительно думают, что я так просто сдам друга? Даже не попытавшись ничего изменить?
…Дубина несчастная, на что ты подписываешься! Ты же прекрасно знаешь, что тебе строго настрого запрещены вмешательства в дела этого времени. Запрещено — железным табу — изменять чужие судьбы. Так какого чёрта ты уже вторично собираешься это сделать?!
Может потому что время обыграть проще, чем свою совесть?..
— Ольга, ты сама из НКВД. Если Онезорг исчезнет, то в первую очередь пострадаешь ты, а не мы. Ты — потому что не уследила. И просто напросто вместо него тогда расстреляют тебя — за измену Родине, — Дёмин говорит отрывисто, резкими рваными движениями затягиваясь сигаретой. — Тебя устраивает такой вариант?
— А другого нету, — зябко обхватываю себя за колени. — Нету, Витя. И давайте пока не думать об этом. Как говорил мой учитель — надо решать проблемы по мере их поступления. Впереди ещё целых две мины, причём наиболее сложные, по словам Рудольфа. Так что тебе в первую очередь следует думать, как их обезвредить и самому при этом выжить. А тут я тебе уже ничем помочь не смогу, хотя, поверь, очень хотела бы.
— Интуицию свою слушай больше, — он нервно выкидывает окурок. — Мы ещё вернёмся к этой теме. Должен быть другой способ.
— Если только товарищу Сталину личное письмо написать, — устало фыркаю. — Всё, товарищи мои дорогие, идите-ка вы спать. Завтра опять сумасшедший денёк.
Когда они молча выходят, сворачиваюсь клубочком на кровати, с головой укрывшись тонким, изъеденным молью пледом. Не за то они беспокоятся: высших органов мне бояться нечего — в любую секунду можно активировать машину времени и исчезнуть из этой эпохи. Вопрос только в том, что ожидает меня в будущем. Уже не моём будущем.
Всё это весьма грустно, однако.
Тихий стук в дверь.
Беззвучно чертыхаюсь, в мыслях поминая "Дёмина и K°" нехорошим словом. Мне это уже начинает порядком надоедать. Моя скромная персона явно не заслуживает такого количества внимания. Или они сегодня просто сговорились не давать мне заснуть?
— Не заперто!… Рудольф, а вы-то что тут забыли?!
Он словно не замечает мой изумлённый вопрос. Или, что банальнее всего, решает не обращать внимания на подобные мелочи.
— Я думал, что вы тоже не спите.
— Вы ошиблись, — недовольно бурчу, протирая глаза. — Я вполне наслаждалась жизнью, лёжа в этой замечательной кроватке. Ну ладно, раз уж всё равно разбудили… что-нибудь случилось?
Онезорг чуть поднимает голову.
— Я хотел поговорить… о том, что случилось сегодня.
Ой как нехорошо… А вот мне об этом говорить ну совершенно не хочется. Прямо-таки не испытываю ни малейшего желания. Ни объяснять причины своего идиотского с точки зрения здравой логики поступка, ни это странное совпадение, по которому я оказалась в столь нужном месте в столь нужное время. Эх, говорила мне мама…
— Как вы узнали, что может будет взрыв?
Прям допрос какой-то. Особенно меня впечатлила постановка вопроса — что ни скажи, всё равно ты уже виновен зараннее. И соврать ведь, когда мне глядят прямо в глаза, я не смогу. Ну не умею и всё тут. Как будем выкручиваться, Оленька?
— Я не знала. Только предположила. Называйте это предчувствием, интуицией, как вам будет угодно. Это всё, что вы хотели узнать?
Почти правда. Но дальше отвечать и пускаться в ненужные объяснения просто опасно. Можно ненароком рассказать больше, чем разрешено. Хватит с него и этой информации.
Чуть заметное недоверие во взгляде. Выдерживаю зрительный контакт — это моё право.
— То, что вы назвали магнитом… Я никогда не видел магнит такой мощности и такого размера. Что это было на самом деле?
— Ну знаете! — изображаю искреннее возмущение. Особо стараться даже не приходится, честно говоря. — Вы же не рассчитываете, что я вам расскажу о всех секретных разработках Советского Союза. Это было бы по меньшей мере нерационально. Так что прошу меня извинить, но на этот вопрос я отвечать не вправе. Тем более, что прибор всё равно безвозвратно утерян.
Несколько минут молчания. Обдумывает мои слова или размышляет над следующей ходом. А я ведь так и не научилась играть в шахматы, к моему большому сожалению.
— Почему вы уехали сегодня?
Прикрываю глаза. Наверное, я всё же ожидала, что он это спросит рано или поздно. Не мог не спросить. Значит, для него это тоже важно. Как и для меня, впрочем.
— Мне надо было подумать.
— Подумать? О чём?
— О вечном! — огрызаюсь. И только попробуй спросить что-нибудь ещё!
К счастью, ему всё-таки хватает тактичности не настаивать на продолжении. В комнате царит полумрак, и я не могу видеть выражения его лица. К сожалению. Было бы довольно занятно наблюдать его реакцию на свои слова.
— Вы, наверное, не верите в Бога… — тихо произносит Онезорг. Пожимаю плечами.
— Верю.