- Сто двадцать. - Слизняк, похоже, пасовать не собирался.
Но и я не отступала. Хотя Винсент Дохерти и разбогател, делая деньги буквально из воздуха, он был не из тех, кто выбрасывает деньги на ветер. Несомненно, он тоже оценил ценность раззолоченной рамки.
Но какова могла быть ее подлинная стоимость? Много воды утекло с тех пор, когда я в последний раз посещала магазин с приличными рамками. Вдобавок сравнивать было не с чем. Рамка была явно старая - позолота нанесена вручную на узорчатый гипс. Обрамляй эта рамка подлинник, ее подлинную стоимость оценить было бы куда проще. Впрочем, в любом случае она тянула больше, чем на сто двадцать баксов.
- Сто пятьдесят долларов! - истошно завопила я. - И девяносто девять центов!
Что тут началось... Одни заахали, другие захохотали.
Мама была в числе заахавших.
- Абби! - укоризненно напустилась она на меня. - Ты же говорила, что это дерьмо!
- Я имела в виду картину, мама. К рамке это не относится.
- Сто пятьдесят долларов - раз, сто пятьдесят долларов - два... Отец Фосс выжидательно приумолк и устремил призывный взгляд на Винсента. Все тщетно - Слизняк встретил противника, который оказался ему не по зубам. Продано дочери Мозеллы Уиггинс.
- Неужели он не знает, как меня зовут? - недовольно прошипела я.
- Он всего год назад у нас появился, золотце, - терпеливо пояснила мама. А ты уехала отсюда... Что-то я запамятовала, сколько уже лет прошло?
- Двадцать пять. Но ведь на все свадьбы и похороны я приезжала.
- Это не в счет, Абби. Как, кстати говоря, и все Рождества или Пасхи. Господь должен пребывать с тобой всегда.
- Мамочка, с каких это пор ты стала такой набожной?
- С тех пор как...
Она осеклась, увидев отца Фосса, который, зажав картину под мышкой, высился в шаге от меня.
- Примите мои поздравления, - сказал он, лучезарно улыбаясь. - Не удивлюсь, если окажется, что именно вы совершили самую дорогую покупку. Позвольте сердечно поблагодарить вас от лица наших юных прихожан.
- Я счастлива, - жизнерадостно прочирикала я. - Кстати, святой отец, меня зовут Абигайль Тимберлейк. А не видите вы меня по воскресеньям по той лишь причине, что я живу в Шарлотте. Я это не потому говорю, что не посещаю тамошнюю церковь. Вообще-то я и в самом деле не хожу туда, но вовсе не потому, что не хочу, а просто мне некогда...
Мама подтолкнула меня локтем.
- Абби, золотце, ты подпиливаешь под собой сук, - прошептала она мне на ухо.
- Может, я хочу, чтобы меня на нем повесили, - отрезала я.
По счастью, отец Фосс оказался натурой доброй и покладистой.
- Поздравляю вас с удачным приобретением, мисс Тимберлейк. Эта картина единственная в своем роде.
- Надеюсь.
Отец Фосс улыбнулся и вернулся к своему возвышению с молоточком. Я же преспокойно взвалила картину на плечо и безмятежно засеменила к выходу. Похоже, с благотворительными выходками у меня на сегодня было покончено. Разумеется, знай я наперед, что меня ожидает, я бы кинулась сломя голову за добрым пастором, умоляя помолиться за мою буйную головушку. Ведь очень быстро наступило время, когда мне осталось уповать лишь на милость Господню.
Глава 2
Вам уже известно, что зовут меня Абигайль Тимберлейк, а вот про то, что я больше двадцати лет мыкалась, состоя в браке за сущим исчадием ада, вы, конечно, не подозреваете. Бьюфорд Тимберлейк - или Тимберзмейк, как я его называла - знаменитый на весь Шарлотт (Северная Каролина) адвокат, специалист по бракоразводным процессам. И уж он-то прекрасно понимал, что делает, когда решил променять меня на свою секретаршу. Да, конечно, лет Твити Берд вдвое меньше, чем мне, однако некоторые части ее тела еще моложе. Эта женщина на добрых двадцать процентов состоит из силикона, причем колоссальный бюст нелепо контрастирует с тощенькими, как у заморыша-цыпленка, бедрышками.
Теперь-то я воспринимаю случившееся философски: в жизни женщины случаются фортели и похлеще ухода мужа к бабе-киборгу. В первое время я, конечно, ревела белугой, хотя и понимала, что мне пришлось бы куда хуже, обменяй он меня на более интеллектуальное существо. Мозги у Твити настолько куриные, что даже воду в туалете она спускает с содроганием, искренне опасаясь утопить водопроводчика, который сидит где-то в бачке и следит за клапанами и затычками.
Что касается Бьюфорда, то он получил по заслугам. Когда он меня бросил, Сьюзен, нашей дочери, было девятнадцать, и она училась в колледже, а Чарли, наш семнадцатилетний отпрыск, заканчивал школу. В результате чудовищной ошибки правосудия, Бьюфорд получил опекунство над Чарли. Ему также достался наш дом вместе с Неряхой, нашим верным псом. Поразительно, но и друзья наши также отошли к Бьюфорду. Разумеется, юридически его собственность над ними оформлена не была, однако, окажись вы на их месте, кому бы вы засвидетельствовали свою лояльность, славному рубахе-парню, связей у которого не меньше, чем в Европейской сети Интернета, или обычной домохозяйке, главное достижение которой - пироги с корочкой, о которую гнутся вилки? И тем не менее, как я уже говорила, Бьюфорд получил по заслугам: сегодня, как это ни прискорбно, ни один из наших детей с ним не разговаривает.
Что касается меня, то у меня теперь собственный дом с четырьмя спальнями и тремя ванными, неподалеку от моей антикварной лавки. Причем расплатилась за дом я из собственного кармана, не получив от Бьюфорда ни фартинга. И проживаем мы в своем особняке на пару с очень волосатой особью мужского пола, которая по возрасту мне в сыновья годится.
Возвратившись с аукциона домой, я возжелала покоя и неги, поэтому, сварганив себе - несмотря на разгар лета - чай с молоком и сахаром, пристроилась на белом диванчике в кабинете. Отхлебывая чай, я с головой погрузилась в "Дымовую завесу", детектив Энн Грант, действие которого разворачивалось в Шарлотте и окрестностях. Однако не успела я покончить с первой страницей этого увлекательнейшего чтива, как мой сожитель нахально отпихнул книжку в сторону и устроился у меня на коленях.
- Мотя, - заговорила я, гладя его крупную рыжую голову, - эта картина настолько чудовищна, что Ван Гог, увидев ее, отрезал бы себе второе ухо.
- Мяу.
- Я оставила ее в машине, милый. Если я принесу эту пачкотню домой, то наши соседи, среди которых есть обладатели подлинного Ван Гога, вполне могут вымазать меня дегтем и вывалять в перьях. Завтра я отвезу это позорище в заднюю комнатку своей лавки и выдеру из рамки.
Мотька принялся месить мой животик передними лапами.
- Мяу.
- Разумеется, сделаю я это, соблюдая все меры предосторожности, заверила я. - Мы ведь не хотели бы повредить драгоценную рамку, не так ли?
- Мяу.
- Нет, милый, я не скажу тебе, сколько я уплатила за это уродство. Но сумма чудовищно велика.
- Мяу.
- Продав рамку, я едва верну свои кровные. Но сперва должна ее кое-кому показать.
Внезапно Мотька вскочил и выгнул спину дугой. Мне пришлось выплевывать изо рта волоски.
- На что ты намекаешь, дорогой? Не хочешь ли ты сказать, что уже успел проголодаться? Между прочим, не прошло и... А это еще что за чертовщина?
Впрочем, я уже и сама сообразила, что сработала сигнализация моей машины. Как заведено в Каролине, где держать гаражи не модно, моя машина стоит в закутке перед домом, и именно оттуда доносился сейчас громовой рев, словно все черти в аду разом с цепи сорвались.
Я потянулась к телефону.
- Не бойся, милый. Наверно, ее просто случайно замкнуло. Обычное дело. Или приблудная псина на бампер сиганула. Как бы то ни было, сейчас я вызову подмогу.
Мотька спрятался под диван, напоследок процарапав когтями мою ляжку.
Я брякнула чашку о кофейный столик, схватила телефонную трубку и вызвала полицию.
* * *