Иван очень хорошо знал расположение школы, двор и сам тир, там много раз проходили соревнования по стрельбе.
— Охрана, пароль, быстро!
— Охрана — двое наших, пароля нет.
— Понятно, едем ко мне домой. Если сына найду, сразу отпущу, а если с нами что случится, тебе — труба, повешу!
Глава двадцать седьмая
Оксана, увидев мужа, обрадовалась и испугалась. Она еще никогда не видела его в таком состоянии.
Иван, подтолкнув киномеханика со связанными руками в квартиру, юркнул в кладовку и, найдя там стальной тросик с кольцом коушем, снова вышел в коридор, где стоял со связанными руками Григорий Чербу.
В это время из кухни вышел лейтенант Егоров, увидя, как Иван зацепил один конец тросика за крюк в потолке, на который цеплялись кольца, испугавшись, залепетал:
— Только не самосуд, я в этом не участвую! Оксана Ивановна, это пахнет трибуналом!
— Ваня, не надо! — завопила Оксана.
— Молчать! Всем молчать! Собакам собачья смерть должна быть! А этот, перед вами, хуже собаки, это шакал, он похитил ваших детей. Это сделал он, может, его взять и отпустить?!
Исаев, схватив стул, грохнул им о пол.
— Лезь, паскуда!
— Дяденька, не надо! Я все для вас сделаю, только не это! — взмолился киномеханик.
— Лезь и не умирай прежде времени!
Лейтенант метнулся к двери.
— Стоять! — заорал Исаев. — Что, кишка тонка, не далеко от папы ушел! Из этой квартиры никто не выйдет без меня! Сейчас поедешь со мной, заберем твою дочь!
Лейтенант остановился. Киномеханик стоял на стуле с накинутым на шею тросиком-петлей.
— Оксана, если с нами что случится, выбей из-под него стул. Поклянись, что сделаешь это!
— Клянусь! — почти шепотом сказала жена и на глазах ее показались слезы.
— И еще, я думаю, что все обойдется, но если что-нибудь со мной, не забудь про березки. Пошли, лейтенант! — Егоров обреченно поплелся сзади.
До школы доехали быстро, машину остановили за три дома, во дворе.
— Сиди тут и жди, — сказал Иван, — я постараюсь быстро.
Непривычно тихо. Во дворах и на улицах — ни души. А в недавнее время до поздней ночи на самодельных столах и в беседках резались в «козла», на скамейках окруженные болельщиками играли шахматисты, малышня носилась на детских площадках. И это было недавно! А что сейчас? Мёртвая тишина.
Будто прифронтовой город. Свободно могут гулять только молдаване. Но Иван шел открыто, подошел к забору, ограждавшему школу, и только тут юркнул в кустарник, уже во дворе. На противоположной стороне улицы ярко светил фонарь, внутренний двор школы просматривался хорошо. Вход в тир был несколько сбоку и сзади. Там была тень, и дверей не было видно. Иван выбирал место для засады. Наконец, определив самый лучший вариант, крадучись перешел. Теперь дверь была видна, но не совсем четко, и вдруг сверкнула молния, и в черном небе загрохотало.
Иван все думал: как проникнуть внутрь. «Вдруг они не сразу выйдут на улицу? Надо искать варианты. В тире два окна, заколоченных досками. Если ударить ногами, можно выбить, но это шум, теряется внезапность, и, потом, неизвестно, сколько человек охраняют, и сколько там детей, — может двое, а если больше — тогда что?» — думал Исаев, переходя из одного места в другое. Опять сверкнула молния. Иван представил Егора, сидящего в этом холодном бункере, и сердце его сжалось. Одновременно с раскатами грома с противоположной стороны куста метнулась тень. От неожиданности Иван даже упал на колени, но тут же, разжавшись, как пружина, прыгнул.
— Дяденька, пустите меня, — шепотом, но довольно громко, пропищал мальчишка.
— Ты кто?
— Андрей я, Воронов, тут моя сестренка, ее молдаване украли.
— А ты откуда знаешь, что здесь?
— Я уже третьи сутки слежу.
— Воронов, Воронов, что-то фамилия твоя знакома.
— Да нет, дяденька, мой отец всю жизнь военным был.
— А сейчас, где он?
— В госпитале, избили его сильно, на прошлой неделе.
— Он майор? Стихи пишет?
— Ага, а вы откуда знаете?
— Служили вместе, а мать где?
— Дома, после сестренки совсем слегла.
— А сколько сестренке-то?
— Так вот скоро десять. Дяденька, там, внутри, двое охранников, у них пистолеты, я видел, они выходили, хвастались.
— Слушай, Андрейка, меня внимательно, мы сейчас сделаем так: уже поздно, охранники вряд ли выйдут, их надо вызвать. Понимаешь? Риск есть, но я думаю, что не большой. Ты подойдешь к дверям и постучишь. Если не ответят, постучишь еще, но стоять будешь за стенкой, это если они вздумают стрелять, в чем я очень сомневаюсь, чтобы не попали в тебя. А если ответят, скажи что ты к сестренке пришел. Понял!
— Ага, понял.
— Так и скажешь, что ты знаешь, что она тут и принес ей кушать: колбасы и хлеба, а вам, скажешь, дяденьки вина. Они, клюнут на это, тем более что ты для них еще и добыча. Не боишься?
— Ни в жисть, я ради сестренки все сделаю!
— Молодец, а как только они щелкнут засовом, отпрыгни в сторону, тут уж моя работа. А вдруг у нас что-то не получится, и они тебя возьмут, — сиди спокойно. Я вас все равно выручу. Обо мне ни слова! Иначе — труба дело!
Некоторое время покапал дождь, но, так и не начавшись, ушел. Молнии еще полыхали, но далеко в стороне. Небо постепенно прояснилось, и прямо в зените повисла совершенно круглая луна. Мирно мерцали звезды, и высоко в небе, сверкая огоньком, проплыл самолет.
— Ну что, Андрейка, начнем?
— Тихо, дяденька, кто-то разговаривает.