— Я плачу, что не сделаешь ради любимого дяди, — и Людмила обняла и поцеловала Виктора.
— Смотри на нее! Родителей так не балует, как дядю!
А Виктор даже прослезился.
— Допустим, а что мы скажем в лесхозе? Куда едем, зачем?
— Простые деревенские засмеют, скажут: с жиру бесятся, на прогулку собрались! — не сдавалась Надежда.
— На охоту, почему бы и нет? Со всей семьей, туда ехать-то два-три часа.
— Ну да! Как бы ни так! Мы два дня в один конец тратили, да обратно.
— Сравнил: на лыжах, на лошади, а тут техника!
— Эта «техника» бежит около двадцати километров в час, не далеко от лошади ушла.
— Ладно, в принципе: едем или нет? Может, это последняя прогулка наша туда будет! Голосуем, кто «за»?
Надежда воздержалась.
И все же, только в марте, когда спали морозы, стал значительно длиннее день и вновь приехала Людмила со всем своим «выводком», опять-таки кроме «бутуза», семья Сердюченко стала серьезно готовиться к посещению избушки Егора. Больше всех нетерпение выказывал Ванька.
— И чего тянуть! Подумаешь, сто верст!
Но взрослые готовились основательно.
— Настеньку не пущу! — категорически сказала Надежда Павловна. — Куда ей, малявочке, в снега и тайгу!
Остальные были настроены решительно: ехать и только ехать!
Глава сороковая
Силины приехали неожиданно. Вроде бы и ждали, но когда, поздно вечером, радостно возбужденные, еще довольно молодые, мужчина и женщина, почти бесшумно открыв дверь, вошли и заполнили холодным воздухом и смехом прихожую, все, находившиеся в этой просторной трехкомнатной квартире, столпились в коридоре.
— Вот так семейка! — говорила Нина, обнимая и целуя каждого. — С раннего детства о таком мечтала!
— Чего же еще? Места пока хватает, вот и давайте «жить да поживать и добра наживать».
— Все это так, только смотри, мужиков-то трое, — в будущем три новые семьи. Куда мы тогда денемся? — выразительно улыбался Анатолий.
Когда первое радостное возбуждение прошло, и дети разошлись по своим комнатам, взрослые уселись на кухне, за небольшим, стального цвета, столом и говорили, неспешно и рассудительно. Больше рассказывала Нина. Малоразговорчивый Силин только утвердительно кивал головой, соглашаясь с ней.
— Ну что, Ваня и Оксана, вести мы вам привезли хорошие, есть на вашу квартиру обмен, прямо в Воронеже.
— Почему на нашу? — не понял Иван.
— Потому что мы решили вопрос вначале ваш, нам-то проще поменяться. Вот Толик и простоял с объявлением на груди почти все десять дней на воронежском рынке, пока не подошла к нему бабушка. Ей семьдесят два года, а дочка тут замужем за молдаванином — он прапорщик, в крепости служит.
— А как его фамилия?
— Леу, — ответил Анатолий.
— Так я его хорошо знаю, по-моему, он из Фарлодан.
— Да-да, оттуда. Жена с детьми там и живет. У них уже трое. Мы говорили с ней, она согласна и в воскресенье приедет смотреть вашу квартиру.
— А воскресенье-то завтра, — вставила Оксана.
— Как завтра? — удивилась Нина.
— Чего удивляться, мы ехали трое суток.
— Не скажи, ехали мы действительно плохо, но под конец путешествия познакомились с такими замечательными людьми, они нам и настроение подняли. Расскажем потом. Сейчас спать хочется.
— А с вашей квартирой как?
— Да с нашей дело значительно проще. У нас есть аж четыре варианта, но мы хотим вначале решить задачу посложнее, то есть вашу, а уж потом свою. Да нам еще служить два года.
— Ну, вы знаете! Чего же сразу не сказали о своей задумке?
— Мы не были уверены, что получится, да и сейчас есть сомнения. Смотря как, будут развиваться события.
— События тут развиваются стремительно, но я думаю: до весны вряд ли что-либо произойдет, — сказал Иван.
— А весна-то в Молдавии начинается в марте. Так что осталось не много, надо спешить.
— Тогда завтра я еду в Бендеры и буду ждать, а Оксана останется тут, с детьми.
— Что же вы даже про квартиру не спрашиваете: где, какая?
— Так нам выбирать не приходится.
— Толик ездил, смотрел: хрущевка, двухкомнатная, на первом этаже.
— Да ладно, нам все равно, лишь бы вырваться из Молдавии куда-нибудь в Россию.
— Ну что, пойдем спать? Уже скоро полночь.
— А по сто грамм?
— Нет, сегодня не будем, лучше завтра. Наготовим, сядем всей семьей, тем более что у нас с Толиком юбилей.
— Ну да, и какой же?
— Двадцать лет супружеской жизни!