— Я что-то запамятовал: отчего Олег Иванович умер-то?
— Ну, как было написано в заключении: от острой сердечной недостаточности. Короче, лег спать, а утром — труп.
— Это в Египте было?
— Да, в Каире, впервые с ним не поехала. Кинулась за сыночка, да уже поздно было: мамочка моя, царство ей небесное, свое дело сделала.
— Как это понимать? В плохом или каком смысле?
— Конечно, в плохом, из-за нее и отец мой умер, из-за нее я с хорошим человеком развелась. А вы когда в этом доме жили, Владимир Иванович?
— Вы имеете в виду в Крыму? Собственно, я там и не жил, там жила моя бабушка, Софья Ивановна, — прелестнейшее создание. А мы приезжали к ней всего два раза. А вы когда?
«Господи, — подумала Ольга, — сказать или не сказать?» И все же она не сказала. Она не могла понять: какие нити связывали Владимира Ивановича и Ивана Исаева. А что эти нити были, она почувствовала всем своим существом.
— У меня сын родился в Феодосии, примерно в это же время, хотя я тогда училась в университете, тут, в Москве, родители-то жили в Крыму. Это потом мы дом в Раменском купили, вот так и оказались вашими соседями.
— Куда же этот «хороший человек» подевался?
— Да как вам сказать, своей судьбой-дорогой пошел, я о нем больше ничего и не слышала, хотя хотелось очень.
— Видать, любили вы его.
— Не то слово, это какой-то кошмар был. Увлеклась в университете. Он преподаватель — кандидат: машина, роскошь, поездки за границу, пять лет пролетело, как один миг. Опомнилась, когда сына первый раз милиция задержала.
— Сколько же ему лет-то было?
— Двенадцать и было. Оказывается, и он отца не забыл.
— Так, значит, у вас от первого мужа ребенок этот?
Ольга поняла, что проговорилась, но было уже поздно, поэтому она заторопилась и, сославшись на «кучу дел», ушла.
Глава четвертая
— Мамка, мамка, смотри: Андрейка едет! — кричала Оксана, махая листком с телеграммой.
— Чего ж ты так кричишь, гляди: люди смотрят.
— Ну и пусть смотрят, — уже тише, но все, же возбужденно и радостно продолжала девочка, взяв мать под руку, — а ты опять на кладбище ходила?
— Ходила, сорок дней прошло. Может, на почте перепутали, Егор должен приехать, а не Андрей.
— Как же — не Андрей, смотри, и штамп стоит. Из Орла телеграмма.
Зашли в квартиру. Оксана Ивановна сняла черный платок, покрывавший голову, взяла со стола очки, села на диван и прочла телеграмму.
— Ну, вот и хорошо все складывается. Егор приедет, Андрей. У тебя занятия закончились и мне тут летом делать нечего. Поедем все к Петру с Павлом, — у них дел невпроворот: и стройка, и поля!
— Ура-А-А! — закричала Оксана и поцеловала мать в щеку.
— Ты чего так обрадовалась? Слушай, Оксана, ну-ка сядь, пожалуйста, рядом. Ты все-таки кого любишь? Павла или Петра?
— Ну что ты, мамочка, опять. Не могу я определить, они оба мне дороги. Иногда Павел чуть-чуть ближе, иногда Петр.
— Ты знаешь, как это называется?
— Ничего, никак не называется, я ни с одним из них ни разу не поцеловалась!
— Еще чего! Они же близнецы, ты медик, скоро училище закончишь, знать должна — это, как одно целое: одному делаешь плохо — второму худо становится. Тебе решать надо. Они уже взрослые парни, армию отслужили, им семьи устраивать надо.
— А я что, им не даю! Пусть женятся, что — невест мало?
— Любят они тебя, трудно понять что ли?!
— Эх, мамка, мамка, да я себя еще не могу понять, не то, что других!
Зазвонил телефон. Трубку взяла Оксана.
— Мам, тебя!
«Алло, слушаю... Здравствуйте Нина... Да какой там отдых на море? Это заманчиво, но у нас, же стройка, так вот: Егор и Андрейка приезжают, вместе и поедем. Как ваши? Про Егора я знаю, а Варвара?.. Что ты говоришь!.. И получается?.. Здорово, молодец! Привет передавай. Толик как?.. Конечно, вам и дача не нужна, почти село. Спасибо, до свидания! Звоните!»
— Что, Варька великим музыкантом становится?
— Оксана, нельзя так, за что ты ее не любишь? Хорошая девочка, красивая, умная, работящая, играет.
— Подумаешь, балалайка: «одна палка, два струна».
— Оксана! Как ты смеешь! Это же русский национальный инструмент!
— Ну, чтобы девочка на балалайке — бред какой-то! Ну, хотя бы домбра.
— Ладно, оставили этот разговор. Обед ты не додумалась сварить?
— Почему — «не додумалась», — все готово!
Маленькая кухня в «хрущевке», каких тысячи в Воронеже, еле вмещала двоих.
— Руки бы поотбивать тем архитекторам, что проектировали эти квартиры, вот же — бездари!
— Это не архитекторы — это политика такая тогда была: «лучше меньше да больше».
— Ага, загнать бы этого Хрущева сюда, в эту кухню, с его женой.
Снова зазвонил телефон.