Глава 19. Нити
— Занятно, — сказали «близнецы», отойдя от нервно скалящегося Бральди.
Гостя и его спутников Архимаг Молох принял в своем замке, Примаматер. Барон Сарес со своей семьей поспешил покинуть гостеприимный дом волшебника и отправился в тайное убежище Черного совета. Никто его не задерживал, но Молох провел несколько часов, беседуя с вампиром. После разговора Сарес стал холодным и сосредоточенным, а былая торжественная многословность словно улетучилась в никуда.
Стефан и Вильям просматривали сознание Бральди всего несколько мгновений, но ему пришлось сдержать себя, чтобы не убить лезущих скользкими щупальцами в его душу колдунов.
— Что такое, братья? — сказал Молох, перебирая четки.
После спасения этого вампира у него появилась странная привычка — выкуривать трубку всякий раз, когда предстояло обдумать какой-либо важный момент. Он перебирал яшму, «записывая» мысли и образы на камнях, после чего просматривал их вновь и вновь, пока решение не приходило само собой. А может Лунная Пыль окончательно пропитала его мозг, и старик просто не мог соображать без дозы любимого дурмана.
— Этот парень гораздо сложнее, чем кажется, — сказали «близнецы», прохаживаясь по гостевой зале. Облысевший ковер шуршал под их ногами, а свечи из кабаньего жира вздрагивали при каждом синхронном повороте волшебников-Психиков. — Зеин действительно не шутил, говоря о переменах. Этот вампир старше всех нас вместе взятых.
— Что? — усмехнулась Нефертари. Маска с ее лица перекочевала в тонкие руки, волшебница обмахивалась ей, словно веером, хотя ни жара, ни холода практически не чувствовала. — Братья, вам пора включить хоть одну голову. Старая нежить не возвращается к жизни, это всем известно.
— Не веришь, сестра? Посмотри сама.
Маги взмахнули руками, и хрустальный шар, стоящий в центре круглого стола посреди комнаты, вспыхнул мутной радугой. Нехотя, словно из тягучей смолы, над кристаллом всплывали воспоминания Бральди, рисуя перед зрителями широкую, обрывистую, но насыщенную панораму жизни недавно проснувшегося вампира. Вот Зверь вырывается из скальной породы, летит в город… сражается с Ангусом и побеждает его. На этом месте бывший Барон отвернулся, оскалив зубы. Все эпизоды, что пронеслись перед глазами Бральди, наяву, в бреду, божественном озарении и смерти — все раскрылось перед волшебниками, исказив их усталые, безразличные ко всему лица.
— Верно, братья, весьма занятно, — сказал Молох, выпустив кольцо дыма. Воспоминания Гостя облачились в круг дурмана и мгновенно потухли. — Значит, Зеину попался новый необъяснимый талант. И он согласился вам помочь. — Взгляд Архимага скользнул по Ангусу, Клариссе и Эльзе. — И вы согласились на эту авантюру? Терпеть не могу, когда храмовники оказываются правы. Бральди, Вы не просто носитель Ереси, из-за Вас наступают Прорывы Света. Что же Вы собираетесь делать в Белендаре с такими талантами? Можно наплевать на то, что член Черного совета назначил за Вашу голову награду, но теперь всякий смерд сдаст Вас Инквизиции, лишь заметит на улице.
— Мне кажется, или я везде слышу один и тот же вопрос? — проворчал Бральди, пытаясь восстановить равновесие.
— Тем не менее, вопрос весьма интересный, красавчик, — сказала Нефертари. — Знаешь, если рассудить здраво о сложившейся ситуации, нам следовало бы испепелить тебя на месте. Но…
— … после того, что мы сделали, — продолжил Молох, — мы не можем позволить себе такой роскоши. Как бы ни были преданны нам служители некоторых культов, Епископат, я не сомневаюсь, прекрасно осведомлен о том, что мы сделали, чтобы вытащить вас из сложившейся… ситуации.
— Не говоря уже о доверии Зеина, — вставили «близнецы», не отрывая взгляда от вампира.
— И что же будет дальше, господа Архимаги? — спросил Ангус. Его лицо словно маска, не выражала никаких эмоций — Молох подсыпал в его трубку слишком крепкий дурман.
Хозяин дома на секунду замер, перестав вращать четки. Странный огонек блестел в его глазах, распаляясь и затухая. Вряд ли кто-то мог понять, что сейчас происходит в голове Архимага. Сухие пальцы медленно зашевелились, раскручивая яшмовые бусины в обратном направлении. Зеленое пламя нарастало, готовое вырваться за пределы сознания Молоха. Яшма наращивала темп.
Нефертари с интересом наблюдала за умственными потугами своего названого брата, то надевая, то вновь сбрасывая фарфоровое лицо. Ее явно забавляла сама ситуация, чем бы она ей не грозила. Хитрые, жадные глаза пронзали всех собравшихся насквозь, от чего Эльза плотнее сжимала руку Клариссы, пытаясь отвернуться и от хищного взгляда волшебницы. Даже Барон Ангус, невозмутимый в своем опьянении, прятал помутившийся взор куда-то за пределы реальности, изредка ухмыляясь и морщась от посещавших его видений. И лишь Бральди, многострадальный кровосос, внезапная проблема всех окрестных владений, невозмутимо, как загнанный зверь, смотрел на нее в упор.
За что же он так не любит магов? — подумала Нефертари. Мягкая, почти заботливая улыбка промелькнула на ее лице, но Бральди словно этого не заметил. Его звериный взгляд продолжал давить на нее, и на какую-то секунду волшебнице стало не по себе. Смешанные чувства. Жуть, интерес и… симпатия? Что же такого могло вздрогнуть в мертвом теле Нефертари? Теплая волна пронзила ее, слабая, как все чувства мертвых волшебников, но такая… теплая. Она не могла подобрать других слов. Слишком много значений имеют эти непонятные цепочки звуков и черточек, и большая их часть потеряла для нее всякий смысл. Может, стоит вспомнить, что значили эти странные слова?
Кларисса уловила этот странный взгляд колдуньи. Придерживая руками голову Эльзы, вампиресса наблюдала, как сражаются без единого выпада ее сородич и одно из самых опасных существ в Белендаре. Странные искры пробегали между Нефертари и Бральди, а может это были настоящие искры, волшебники — странные… люди. Вампир давил на колдунью, пытаясь заставить ее отвернуться, признать поражение, но Нефертари это лишь забавляло. Забинтованные пальцы медленно ползли по подлокотникам украшенного алхимическим золотом стула, словно лаская любимого питомца. И от того Клариссе становилось жутко. Что задумала эта проклятая чародейка?
Абсолютно посторонними, на первый взгляд, в сложившейся ситуации смотрелись Стефано и Вильям, перемещавшиеся по комнате словно в танце, то и дело кивая и подмигивая в два лица уткнувшейся в черное платье своей защитницы Эльзе. Делали она это столь искусно и ловко, что никто другой не смог бы заметить этого немого общения двуликого существа и юной предсказательницы. Ну, разве что Ангус, случайно скользнув несобранным взглядом по этой на удивление тихой картине.
— Черт, как нескладно все получается, — произнес Молох и выпустил густое облако дыма. — Слишком быстро разворачиваются события.
— О чем ты, брат? — спросила Нефертари.
— Мы слишком поторопились объявить о наших планах совету. Теперь все Архимаги знают, что мы замешаны во всей этой кутерьме. И сдается мне, не стоило так сильно доверять нашим братьям и сестрам.
— Я что-то пропустил?
Хлопнув дверью, в комнату вошел Вальдран, звеня и бренча флягами с хмельным зельем. Он радостно чесал бороду, глубоко прикладываясь к своему сосуду и сладостно вздыхая после каждого глотка.
— Нет, брат. Присаживайся, — сказал Молох, неопределенно махнув рукой в сторону стульев. — Если выражаться твоим лаконичным языком — мы в полной заднице.
— Ну, велика тайна! — усмехнулся северянин, грузно опустившись в кресло. Старая мебель едва не треснула под весом могучего воина. — Скажи, чего вы тут надумали… Хотя, стой! Дай угадаю.
— Не гадай, у тебя плохо получается, — усмехнулась Нефертари. — Лучше взгляни, что выудили из этого парня Стефано и Вильям.
Вальдран всмотрелся в хрустальный шар, и с каждой секундой его густые брови вздымались все выше.
— М-да-а-а, дела, — сказал он, сделав глубокий глоток. — Если об этом прознает Сэй Фа или еще кто…
— В этом и есть вся проблема, брат, — сказал Молох. — Теперь все до последней дворняги знают, что мы открыто противостояли Епископату и Механистам. Самое страшное, что можно ожидать от машинопоклонников — расторжение контрактов и возмещение ущерба. Когда звенит серебро, они становятся весьма необидчивыми. Но с духовенством все не так, черт их побери! Теперь Архиепископ Веве, где бы он ни прятался, возьмется за нас с полной силой. Стефано, Вильям, вы так и не нашли, где прячется этот выродок?
— Нет, брат, — ответили «близнецы», перестав кружить по комнате. — Какого бы Бога он ни призвал себе в помощь, его невозможно найти.
— Ситуация выходит из под контроля, брат, — сказала Нефертари. — Вальдран, будь добр, угости прекрасную даму своим чудесным напитком.
Архимаг, не говоря ни слова, зашвырнул в волшебницу самой большой флягой. Нефертари словно ждала этого щедрого жеста и не меняя выражения лица поймала сосуд возле своего носа. Учтиво кивнула северянину, тот улыбнулся в ответ.
— Что же, тебе повезло, красавчик, — сказала волшебница, повернувшись к Бральди, — у нас, как и у тебя, совершенно нет выбора. — Скрутив металлическую крышку, волшебница приложила губы к горлышку и сделала глоток. Вальдран замер, ожидая ее реакции. Нефертари продолжала пить, как ни в чем не бывало. — Редкостная дрянь, Вальдран. Из чего ты ее гонишь?
— Секрет мастера. — Волшебник не скрывал своего разочарования и просто продолжил свое нехитрое занятие.
— Если я правильно поняла нашего уважаемого Молоха, — продолжила колдунья, — у нас есть одна дорога — каким-то образом протащить тебя в Ашеран и ждать, пока случится чудо.
— А это так трудно? — усмехнулся Бральди. Ангус неодобрительно посмотрел на своего хозяина, но сразу поник под властью кровавых пут.
— Труднее, чем кажется, — сказал Молох. — Дикие земли — сами по себе не хороши для жизни, но таких мест, как Ашеран, можно перечесть, практически, по пальцам. Напряжение Полотна в этих местах столь сильно, что любой акт Воли, произведенный там, может дать тысячи побочных эффектов.
— Например?
— Самое простое — разорвать тебя в клочья.
Бральди нечем было удивить. Если колдуны не способны колдовать, это их проблемы. Но зачем тогда нужна помощь магов, не способных ни на что?
— Но это не самое страшное, Бральди, — продолжил хозяин дома. — Кроме неподконтрольной магии в этих землях таятся опасности гораздо страшнее привидений, химер и беспокойных духов. Мы огородили их круглосуточным дозором и стенами, но стоит хотя бы крысе прорваться наружу, и в пустоши хлынут болезни. От простых плотожоров до Могильной чумы.
— Ты говоришь, что не можете доставить меня туда, — начал вампир, — и если я туда пойду, то обязательно сгнию за стеной, либо меня застрелят с ближайшей дозорной башни. Я верно тебя понимаю, колдун?
— К сожалению, — согласился Молох. — Если вы решитесь пройти за стену, никто из нас не будет в силах вам помочь. И никто не может обещать вам безопасной дороги назад. Но есть один факт, который не стоит упускать из виду.
— Какой?
— Зеин никогда не ошибался.
Вампир лишь усмехнулся, достав из ножен серебряный кинжал. Гаро все же вернул его назад. Бральди посмотрел на блестящее лезвие и непринужденно принялся вычищать грязь из-под ногтей.
— Бральди, отнеситесь к этому серьезно, — заговорили «близнецы», глядя на него с двух сторон. — Если все идет в точности с планом, который предвидел Зеин, Вам ничего не грозит.
— Говорите по одному, черт вас дери! — прошипел вампир. — От этой многоголосицы начинает болеть голова.
— Уж прости их, красавчик, — сказала Нефертари, — но они по-другому не умеют. Синхронное сознание.
— Мне плевать. Если я так важен для вас, будьте добры, хотя бы говорить со мной по-человечески. Терпеть не могу колдовские выходки.
Стефано и Вильям впервые за многие годы посмотрели друг другу в глаза. Они ни разу не замечали, что можно жить иначе, чем единым существом во множестве лиц, и возвращаться к прежней разобщенности им явно не хотелось.
— Знаете, Бральди, для человека, которого без сознания вытащили с поля битвы, — сказал Молох, — вы слишком неблагодарны. Я чту волю своего почившего в Вечности брата, но я не знаю, что Вы такое, и почему Зеин так тепло принял Вас в своем доме. А посему — ведите себя подобающе.
— Прошу прощения, колдун. При всем уважении к твоей щедрости, мне не по душе быть птицей в золотой клетке. Особенно, когда меня тянут туда, где моей шкуре угрожает неминуемая гибель.
— Милый мой, ты меня вообще слушаешь? — рассмеялась Нефертари. Зелье северянина уже дало ей в голову, и ее лицо исказилось в нарочито счастливой улыбке. — У тебя нет выбора! Может, когда-нибудь, где-то там ты мог бы просто очнуться, перебить кучу народу и занять пост при щедром Архимаге, или сбежать в пустоши, куда тебя все время так тянет. Но ты проснулся в весьма непростое время. И оно противно не только тебе! Думаешь, это приятно, когда ни с того, ни с сего в твоих землях объявляется неведомая тварь, вызывающая Прорывы, за которой гоняется вся Инквизиция Белендара? Когда твой замок разрушают чертовы драконы? Когда ты отдаешь свою жизнь навстречу переменам, просто потому, что у тебя нет иного выбора?
— Нефри, тебе уже хватит, — сказал Вальдран.
Волшебник поднял руку и фляга, расплескав содержимое на платье колдуньи, полетела к северянину. Но Нефертари не обратила внимания на испорченное одеяние, зато с яростью пумы вырвала из-под власти мага хмельной сосуд.
— Не смей отбирать у меня хмель, свинорылый ублюдок! — вскрикнула она. — И ты не смей меня затыкать, Молох! Пусть этот гад услышит правду! Пусть поймет, что не на нем одном Боги отыгрались!
Опорожнив флягу и кинув ей в Вальдрана, Нефертари бросилась к Бральди, вцепившись перстнями-когтями в подлокотники его кресла.
— Послушай, ты, кровосос! — словно кошка зашипела она. — Мы все все понимаем, ты стар и могуч, может быть, ты даже сосал в переулке кровь еще наших прабабок, но это не дает тебе право строить из себя черт знает что! Ты даже не знаешь, что ты есть! Тебя таскают по миру, как зверька на поводке, и ты ничего с этим не сможешь поделать. Ты не свободен. Ты раб! Ты раб, как все мы! Но, черт бы тебя побрал, это не дает тебе права ставить нам свои условия! Ты меня слышишь?! Я С ТОБОЙ РАЗГОВАРИВАЮ!
Вампир отложил кинжал в ножны и посмотрел на волшебницу в упор. Тьма потянулась через его душу к сознанию Нефертари, едва заметно просачиваясь в воспоминания и чувства древней колдуньи. Высочайшая посвященная, женщина, от чьих чар содрогаются мужчины и обрушиваются небеса. Всего лишь рабыня своего сана. Она говорила правду, ей никогда не давали выбора. Среди золота и славы сидело маленькое живое божество, навечно заточенное своим могуществом в стенах неприступного храма. Нефертари-девушка, Нефертари-наложница, Нефертари-жрица — все ипостаси женщины Копхэта проносились перед глазами вампира.
Он не произнес ни слова. Лишь с треском вытянул свои черные щупальца из памяти волшебницы, так, чтобы она почувствовала это. Нефертари осознала, что проделал с ней Бральди и на мгновение опешила. Вампир не упустил этого времени.
— У всех бывают неудачи, Нефертари, — сказал он, протянув руку к ее лицу. Волшебница пыталась отойти от забытого годы назад чувства. Беспомощности. — Ни ты, ни я не избежим своей судьбы. И если так надо, я пойду на убой, лишь бы сдохнуть со спокойным сердцем, не по чьей-то указке. Мне не нужны твои упреки. Сейчас я как никто другой похож на тебя, но я — не ты. Хочешь верить в свою немощь — пожалуйста, никто не убедит тебя в обратном. Но не смей говорить так обо мне. Да, я не помню, кем я был, и не понимаю, почему Зеин и эти двухголовые считают меня таким исключительным. Но это временно. И если верить их словам, я всех вас пережил, и как мне подсказывает Тьма, и больше переживу. Пошла вон.
Нефертари молча отошла от него. Несколько тяжелых секунд ее сверлили взгляды гостей замка, и волшебница все больше сжималась, уходила внутрь себя. Никто не мог так ее оскорбить. У всех есть чувство такта. Им есть что терять. Им, но не этому монстру. Он ни к чему не привязан. Он ничего не ценит. И даже собственная шкура ему не так дорога, как он говорит.
Это поражение.
Позор. Позор!
Сноп искр озарил комнату и волшебница исчезла, оставив гостей в полной темноте.
Молох сделал очень глубокий вдох и хлопнул в ладоши. Комната вновь наполнилось тусклым светом свечей.
— Вампир, — сказал Вальдран.
Бральди посмотрел на северянина. На его грубом, мужественном лице сплелись все чувства, на которые способен прошедший сотни битв человек.
— У тебя стальные яйца, — сказал он и рассмеялся.
Не смеялся, ржал. Столь раскатисто и мощно, с надрывом, что даже онемевшему от дурмана Ангусу стало как-то не по себе. Прошло несколько минут, а волшебник все смеялся и смеялся, не в силах сдержать нахлынувшей радости. Никто не пытался его остановить, хотя никто и не поддерживал Вальдрана в его веселье.
Наконец, когда волшебник успокоился и приложился к новой фляге, еще подрагивая от былого задора, Молох сказал:
— Поздравляю, Бральди. Вы совершили еще одно невозможное дело. Вы довели ледяную королеву до слез.
— И потеряли одного потенциального друга, — добавили «близнецы».
— Это уже не важно. Я решил. Завтра вы отправитесь в Ашеран. Моя кладовая и оружейная в вашем распоряжении, берите, что посчитаете нужным. А теперь, прошу прощения, у меня есть неотложные дела. Я итак порядком подзадержался. До скорого свидания.
***
— Ты совсем из ума выжил?! — прошептал Ангус, схватив своего хозяина за рукав.
Архимаги покинули комнату, и гости разбрелись по гостевым комнатам. Все, кроме Бральди и Ангуса. Вампир думал направиться к себе, но раб опередил его.
— Кто тебя учил так разговаривать с магами?!
— Никогда не доверяй магам, раб, — сказал Бральди. — Что бы они из себя ни строили, они тоже когда-то были людьми. А люди совершают подлости и ошибки.
— Что ты имеешь ввиду? — не унимался бывший Барон. — Тебе настолько противна дорога, данная дядей, что ты готов сдохнуть от руки первого попавшегося волшебника? Бральди, пойми наконец — ты не бессмертен!
— Ошибаешься, щенок. — Бральди вырвался из хватки Ангуса. — Сколько раз я должен умереть, чтобы ты это понял? Ты видел своими глазами, как меня сжигали и закалывали, словно свинью. Что за дрянь не возвращала меня с того света, она явно не успокоится, пока я не дойду до конца. Вещунья только об этом и твердит.
— Это не отменяет здравого смысла, идиот! Ты везучий сукин сын, я за тебя рад, но тебе же не может везти вечно!
— Хочешь проверить? Давай, у нас впереди вся долбаная вечность! Пока Белендар не рассыплется в пыль.
— Ну что за придурок! — выдохнул Ангус и ушел восвояси.
Бральди даже не оглянулся ему во след. Только сейчас, спустя столько времени, он начал понимать, что с ним происходит. Может, и стоило столько раз умереть, чтобы осознать, что все, что ему приписывал Зеин — не пустые догадки свихнувшегося чародея. Сам Свет покрывает его, но почему? Даже видения, выуженные из его сознания магами-«близнецами» не дали ему ответа. Слишком лихо, если верить волшебникам. Слишком неопределенно складывается картина мира.
— Кого я вижу? — вырвал его из раздумий задорный рычащий вопль.
Навстречу ему, словно старому другу, приближался Башет. Весь покрытый уродливыми шрамами, но столь же веселый и невозмутимый вампир набросился на Бральди, едва не сломав ему кости могучими объятиями.
— Какими судьбами? — спросил он, перестав душить сородича.
— И тебе здравствовать, Башет, — усмехнулся вампир. — Вижу, фералы еще сожрали тебя на закуску.
— Пытались, брат, пытались. Да подавились ненароком! — рассмеялся воин. — Слушай, пошли со мной! В гостевых комнатах есть замечательная питейная. Опрокинем пару драконьих душ за встречу, а?
— Почему бы и нет? — сказал Бральди. — У нас впереди весь вечер.
— Вот всем бы такую хватку! Давай за мной.
Башет как заведенный говорил обо всем. Как его латали сородичи, переливая кровь из тела в тело, как пытались отбить замок Флаур, но ничего не вышло. В подземельях Лантела его едва не сжег Прорыв, но, как видно, обошлось. Он удивлялся, радовался, смеялся, хрипел, пару раз прикрикнул на слуг, мешающихся под ногами и снующих туда-сюда, словно мыши, и все говорил и говорил. Бральди даже не мог представить, насколько болтливым может быть этот вампир.
Наконец они вошли в просторную, но на удивлению пустую питейную. В свете тусклого пламени свечей да сумеречного света из окна стояло множество столов и стульев, недалеко от входа располагались огромные бочки с питьем и множество тихо стонущих, воющих и скрипящих бутылок. Все шкафы были открыты и никто не контролировал гостей в умеренности их аппетитов.
— Присаживайся. Вот, я помню, где-то тут была…
Бральди сел за столик, наблюдая, как таят свечи в стальном подсвечнике. Башет наконец достал две сияющие бутылки и уселся рядом с ним.
— Вот такие дела, брат, — сказал он. — Теперь служу господину Молоху, да продлят Боги его время.
— Воистину, — сказал Бральди.
— Слушай, ты чего такой мрачный? В такой заварушке побывать, да еще унести ноги в целости и сохранности — тут со счастья упиться можно вусмерть, а ты сидишь, как гнилой крови нахлебался! Давай, рассказывай, что там у тебя не заладилось?
— Не могу рассказать, уж прости. — Гость открыл сверкающее фиолетовыми искрами стекло и вдохнул щепоть рвущейся наружу души. Она была на удивление сладкой, но не утоляла голод. Скорее раззадоривала аппетит.
— Да ладно тебе! — удивился Башет. — Здесь же нет никого. А я — могила. Что ни расскажешь — все в землю уйдет, клянусь Кровью!
— Если только вкратце.
— Что, Архимаг запретил? Ну ладно, я не обидчивый, просто до баек охочий. Давай вкратце.
Воин вынул стеклянную пробку из своей бутыли и с жадностью принялся вытягивать вязкое содержимое.
— Молох посылает меня в Ашеран.
Вампир удивленно замер с раскрытым ртом. Секудны замешательства вполне хватило, чтобы душа с тихим шипением растворилась в воздухе.
— Ашеран? — словно не веря спросил он. — Это же умереть, как далеко! Да еще и за Стенами. Что старик там забыл?
— Прости, Башет…
— Знаю-знаю, не можешь сказать, — вздохнул Башет. — Черт, теперь новую брать придется… Эх, в мире творится черт пойми что! Инквизиция буянит, Некроманты какую-то смуту меж собой сеют, пустоши словно с цепи сорвались, а Молох посылает такого бойца за стены! Чего-то я в этой жизни явно не понимаю.
— Поверь, меньше знаешь — крепче спишь.
— Наоборот, брат: больше знаешь — дольше спишь! Или на костре жаришься, тут вариантов много. Слушай, вам умелые бойцы в группу нужны? Явно же Архимаг не в одиночку тебя туда засылает. В тех местах, знаешь ли, даже маги стараются по одному не ходить. Да и вообще сторонятся они этих мест, что наш брат серебряного кола в задницу.
Ну вот, подумал Бральди, еще один смертник затесался в нашу дружную компанию. Спасибо тебе, «брат», что откинешь копыта, черт знает за что. Но спасибо тебе. Хоть кто-то в этом проклятом мире рад меня видеть и не втягивает в авантюры. Ты всего лишь цепной пес, но преданный, а других слуг колдунам и не нужно.
— Не знаю, Башет. Молох сам решает этот вопрос. Но если так тянет на подвиги, поговори с ним. Выдвигаемся завтра.
— Как? Уже завтра? — усмехнулся воин, присаживаясь с новой бутылью и стаканом какой-то дурно пахнущей сивухи. — Черт, могу и не успеть. Но, думаю, не откажет, благо я не Барон, и не начальник стражи.
— А кто тогда?
— Личный телохранитель Архимага! — Гордость пронзала Башета насквозь. — Не сейчас, правда, моя смена только через три дня.
— По-моему, у тебя что-то не в ладах с приоритетами, — усмехнулся Бральди.
— Может быть. Оттого, видать, господин Зеин, да будет легка его доля, и не давал мне титул Барона. Говорил, что это слишком грязная должность для такого светлого человека. Представляешь? Меня — светлого! Как будто месить мечами дерьмо — благородное дело!
— Зато не всякому Барону это по силам.
— И то верно, — вздохнул Башет. — Ладно, брат, за нас с тобой, и тех, кто не с нами. Чтобы они не скучали.
Звякнуло стекло, опорожнились бутылки. Воин морщась от удовольствия вдогонку залил в себя кружку пенной жижи, закряхтел и глупо захихикал.
— Эх, хорошая штука, из чего бы ее ни гнали. Будешь? Нет? Ну и ладно, поверь, здоровее будешь. Забавно сказал… Кстати, важный вопрос внезапно попросился наружу! — Тяжелая рука упала на плечо Бральди. — Ты же так и не вспомнил свое имя? Как тебе новое? Я ж, практически, отец твой названный!
— Имя как имя — не больше и не краше других, — сказал вампир. — Но некоторым не по нраву твой подарок. Все норовят всадить кол, куда не следует.
— Кто такой осмелевший? — осоловело удивился Башет. — Ну-ка скажи имя этого ублюдка, я его лично разделаю на филе!
— Ты слегка замешкался, «отец». — По лицу Бральди расползлась кислая улыбка. — Ублюдок уже предан пустоши по кусочкам, спасибо Барону Саресу.
— Саресу? — удивился воин. — Это тот, что сестру свою… Да-а-а, брат, везет тебе на хорошие знакомства. Послушай мудрый совет, я тебе это как опытный вампир говорю: держись поближе к таким сородичам, как Сарес. Плевать, что Барон и прочее-прочее к нему прилегающее. В отличии от других кровопийц, этот — держит свое слово! Господин Зеин любил редкие таланты, может за это так и уважал его. К тому же, если верить слухам, Барон связан с Черным советом, что бы это ни значило. Ты вообще слышал о Черном совете?
— Не больше других, — ответил гость, перебирая в голове кусочки мозаики под названием «Жизнь и приключения достопочтенного Барона Ангуса». — Это что-то вроде секты, верно?
— Почти, — зловещим шепотом произнес Башет. — Знаешь, сородичи редко поклоняются Богам, если вообще во что-то верят. Большинство из наших верят в Первого, Дахаку. Слышал? Молодец, слушай дальше. Так вот, эти упыри не просто молятся ему и жертвуют собственную кровь ради каких-то там милостей и благ — дороговато выходит, не находишь? Ладно, отвлекся. Черный совет не поклоняется Дахаке, а подражает ему. Усиливают свою кровь, развивают Пути, которые раньше были им недоступны, в общем, наращивают свое могущество. Есть мнение в «неких кругах», что эти ребята настолько сильны, что могут при желании пособачиться с Архимагами. Чушь, скорее всего, но, знаешь ли, хочется поверить хотя бы в одну добрую сказку. В наших краях таких не сочиняют. Так, к чему я веду — держись поближе к таким, как Сарес. Для Черного совета не важен титул и возраст, им нужна лишь сила, а я видел, на что ты способен, они тебя с руками оторвут! Как шелка в базарный день.
— Заманчиво сети плетешь, шестилапый ты мухоед, — сказал Бральди. — Не знал я ничего про этот совет, и знать больше не желаю. Есть в этом мире дела и поважнее каких-то тайных кровопийц.
— Ну как хочешь, брат, — улыбнулся Башет. — Ладно, давай последний раз подкрепимся и в бой. Смена моя не началась, а дел уже по самые бубенцы. За твою непробиваемость, чтобы она всегда такой и оставалась. И за твой поход. Чтобы Боги позволили вернуться обратно.
***
Дело шло к вечеру, и делать было нечего. Решительно нечего. Потому воспользовавшись прощальным советом Башета я направился в оружейную. Вряд ли что-то могло мне пригодится из железок Архимага, но мой «названый отец» решительно настоял, чтобы я как следует осмотрел арсенал. И черт с ним.
По стенам на меня смотрят портреты каких-то людей, наверняка других волшебников, посещавших владения Молоха. Но по большей части меня встречали лица самого Молоха. Молох на фоне своего замка, Молох на коне с пылающим мечом, Молох во время колдовского обряда. Зеин до такого не опускался до такого самолюбования, но не в этом суть. Волшебники всегда дурачатся тоньше, изящнее чем короли и князья. Видимо, не в этот раз.
Оружейная же ничем меня не удивила. Склонившись в подобострастном поклоне меня встретил интендант, едва не упирающийся в потолок лысой головой воин, таскающий в широких ладонях маленькую книжицу и непрестанно что-то записывая в желтые страницы. Ничего не объясняя, он обвел рукой свое смертоносное богатство и пожелал приятного вечера, что бы это ни значило, и оставил меня одного, продолжив что-то бубнить себе под нос и чиркать стальным пером.
Сотни клинков, топоров, копий и прочего вооружения проплывали мимо меня, сверкая гранями и отшлифованными до блеска камнями. Все как один бесполезные, красивые игрушки офицеров и Баронов. Даже доспехи, явно изготовленные мастерами своего дела, с золотыми узорами, сплетавшимися в герб Архимага — дымящийся зеленый череп над ретортой — или сказочные сюжеты были всего лишь красивой скорлупой, едва ли способной защитить своих хозяев от тяжелой арбалетной стрелы. Черт, мои кости удержат любой снаряд лучше, чем эти парадные побрякушки!
За углом с диким лязгом грохнулся манекен, и я быстро вышел из раздумий. Неужели так трудно найти работников с нормальными руками? Так недолго и поцарапать все это великолепие, небось, горы серебра за эти шедевры были плачены.
— О Боги, о Боги! — забормотал на удивление знакомый голос.
— Хелмадра?
Старик шарил по полу своей тростью, пытаясь отыскать отлетевшие элементы доспеха, чей грузный силуэт покоился на боку.
— Да-да, господин?.. — замешкался старик-вестиарий, посмотрев на меня слепым взором. — О… А, господин, здравствуйте! — Хелмадра был по-детски рад меня видеть. Запинаясь о разбросанную броню, он подошел ко мне и принялся пожимать руку. — Как же давно мы с Вами не виделись! Господин Башет так за Вас переживал, думал, что Вы уже погибли…
— Он слишком щедр на чужие смерти, Хелмадра. Как ты здесь оказался?
— Ну, скорее всего, так же, как Вы — по приглашению господина Молоха. — Вестиарий смущенно замялся, отпустив, наконец, мою руку. — Эмм… Так, чего же Вы пожелаете, господин… Бральди, верно? При всем уважении к господину Башету, его чувство юмора явно оставляет желать лучшего. Просто подождите немного, и Вы сможете сами выбрать себе имя. Да, и еще, Вам пригодились мои подарки?
— По-своему, — сказал Бральди.
— Хелмадра! — рявкнул интендант за стеной. — Еще раз что-нибудь уронишь, клянусь Иехом, я посажу тебя на кол!
— Да-да, господин.
— Черт, угораздило же взять слепого…
— Не обращайте внимания, господин, — улыбаясь сказал старик, — интендант Зигефт всегда немного ворчлив. Ну так, чем могу помочь?
— Башет сказал, что я должен спуститься сюда и все осмотреть. Полагаю, он имел ввиду тебя.
— Эх, господин Башет, да исцелят Боги Ваш скудной ум… Но если подумать, для Вас наверняка что-нибудь найдется, господин Бральди. Может, захотите побаловать себя какой-нибудь обновкой?
— С радостью, если ты мне объяснишь, как избавиться от старья, — сказал вампир, оттянув ворот своего кафтана.
Вестиарий протянул руки и принялся ощупывать ткань, словно пытаясь найти в ней дыру или секретный крючок, но лишь разочарованно пожал плечами.
— Прошу прощения, господин, но его никак не снять. Это волшебная вещь, она так просто с Вами не расстанется.
— И что же мне прикажешь делать?
— Следуйте за мной, господин. И возьмите светильник, Вам может быть неудобно гулять в темноте.
Похоже, в голове у Хелмадры крутилась какая-то странная мысль, от чего ссохшееся лицо вестиария то и дело растягивалось в улыбке. Он вел меня все дальше и дальше, а стоек с оружием и доспехами становилось все меньше и меньше.
— Уверяю, Вы останетесь довольны, — сказал он, подойдя к неприметной, почти неотличимой от стены двери.
Перебирая массивную связку ключей, бывший вестиарий бормотал под нос какую-то веселую песню, но слов ее я различить не смог. Выбрав длинный медный ключ, Хелмадра наощупь нашел замочную скважину. Раздался тяжелый щелчок, и дверь со скрипом отворилась.
Разного размера ниши усеивали стены комнаты, где под защитой стекла и огромного слоя пыли тускло светились зачарованные предметы.
— Что это? — спросил я.
— Кладовая для личных нужд господина Молоха, — ответил Хелмадра, проводя рукой над грязным стеклом. — О Боги, сюда давненько никто не заглядывал! Ох уж эти волшебники, вся мудрость вселенной в головах, а в кладовке — бардак! Как дети малые, честное слово.
Старик медленно, не торопясь обошел все шкафы, словно из всего колдовского богатства ему требовалась лишь мелкая запонка.
— Ах, вот он, родимый, — усмехнулся Хелмадра. — Подождите секундочку, я сейчас.
Вновь зазвенели ключи, заскрежетали замки и покрытая серыми лохмотьями крышка отворилась. В пламени светильника блеснул длинный изогнутый клинок.
— Да, я не ошибся, — сказал старик. — Знаете, а ведь господин Зеин и господин Молох удивительно похожи. Вам так не кажется?
— В каком смысле?
— В самом общем. Нравы, интересы, да все что угодно. Честно говоря, я и не думал, что мне найдется хоть какая-то работа после гибели господина Зеина, но Боги миловали, и послали меня к господину Молоху. Я быстро тут обустроился. Вот, попробуйте этот клинок.
Старик протянул мне матовую рукоять клинка. Она вошла в руку, словно влитая, и сам меч оказался легок, словно игрушка. Воздух свистел под лезвием клинка, и обращаться с ним было столь легко, что показалось, будто он сам подстраивается под мою руку, абсолютно не заботясь о моем навыке фехтования.
— Да, прекрасный клинок, — с теплотой в голосе сказал Хелмадра. — А в единении с Вашим кинжалом он будет просто великолепен.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Душегуб и Кровопийца. Они всегда шли рука об руку, господин. Как и Ваш замечательный кафтан. Они принадлежали одному очень известному вампиру, Спартезу Освободителю. Не помню точно, за что он получил такое прозвище, но он сразил многих врагов этим замечательным оружием.
— И что же с ним произошло, если эти клинки так хороши?
— Погиб в благородной дуэли, господин. Спартез был весьма крутого нрава и вызывал на поединок всякого, кто косо глядел на него. Один чародей-отшельник, Синезий, разбил его череп своим жезлом, не дав сделать ни единого удара. Но почему-то мне кажется, Вам эти клинки пригодятся больше, чем ему.
— Ты что-то недоговариваешь, старик.
Хелмадра на секунду смутился, словно действительно пытался что-то скрыть.
— У каждой вещи своя история, господин, — тихо сказал он, — и эта история тянется не только из прошлого в настоящее, но и в далекое будущее. Господин Зеин говорил, что я вижу истинную суть вещей, но я так и не понял, что он имел ввиду. Но он мне доверял. Так же, как и Вам.
— В последнее время я только и слышу, что о доверии и Зеине, — сказал я, принимая из рук старика ножны. Попытался пристроить их к поясу. — Неужели он был настолько мудр, что никто о нем дурного слова не скажет?
— Воистину так, господин Бральди! Господин Зеин практически руководил советом Архимагов, когда большинство волшебников погрязли в своих распрях. И поверьте, добрейшего и мудрейшего чародея этот мир не видел и вряд ли встретит вновь!
Ножны без проблем приладились к поясу. Судя по ухмылке Хелмадры, он считал мой образ окончательно завершенным. Все-таки он что-то недоговаривает. Все недоговаривают. У всех свои планы, даже у такого маленького человека, как бывший вестиарий.
— Прекрасные линии, господин Бральди, — сказал он, захлопнув стеклянную крышку хранилища. — Что ж, надеюсь, Вы примените эти дары с пользой для себя. А сейчас мне пора, господин Зигефт не любит проволочек. Хотя, казалось бы, куда тут спешить… Ой, простите, я опять задумался! До скорой встречи! Да хранят Вас Боги.
— До встречи, Хелмадра.
Я пожал на прощание его немощную руку.
— Господин Бральди! — окликнул он меня, едва я отошел. — Кажется, Вам стоит посетить свои покои.
— С чего ты взял, старик? — спросил я.
— Нити тянутся, господин. Идите, Вас ждут важные дела.
— Хорошо.
Ничего хорошего. Старик водит меня за нос, но какая ему с этого польза? Молох его послал? Ну конечно же Молох, кто бы еще позволил красть из своих запасов заколдованные клинки! Но какая ему польза? Он все равно знает больше, чем я могу ему дать. Не верить чародеям! Но, черт побери, как же без них?!
Кукольник-Кукольник, куда же ты тянешь свои нити?
***
Дернув ручку входной двери, я точно не ожидал увидеть там то, что увидел.
— Эльза, что ты здесь делаешь?
Пророчица сидела на моей кровати, водя туманным, но почему-то счастливым взглядом по комнате, переводя взгляд с комода на умывальник и похоже, ей это нисколько не надоедало.
— Эльза, — сказал я, приблизившись к ней, — иди к себе, Кларисса наверняка уже вне себя от страха.
Девушка не ответила. О Боги, и что имел ввиду Кукольник, направляя меня сюда? Что мне теперь с ней делать? Если Кларисса найдет ее здесь, наверняка схватится за меч. Тяжело вздохнув, я сел на край матово черного одеяла.
— Она не забыла Аннукара, — прошептала пророчица, устремившись взглядом куда-то сквозь входную дверь.
— И что с того?
— Матушка не рада этому имени. Но она все время молчит о нем, я слышу. Аннукар пожирает ее сердце даже сейчас.
— Кем он был, Эльза?
— Он снился тебе, Барон, ты должен его помнить. Но не помнишь. Время еще не пришло. Но матушка знала его не так, как ты. Аннукар был для нее тем, ради чего она когда-то жила. В ней молчит обида. И любовь. Они перебивают друг друга, кричат, но никто не слышит. И она постоянно молчит о тебе, Барон.
Хороший сюрприз, девочка. Пожалуй, даже хорошо, что тебе взбрело в голову сказать это мне, здесь, наедине. Но теперь мне точно грозит кинжал в спину от этой вспыльчивой дамочки.
— Она ничего тебе не сделает, — сказала вещунья, словно читая мои мысли. А может, так и было. — Ты напоминаешь ей о том, ради чего ей теперь стоит жить. Скоро закончится твое пробуждение и начнется истинная свобода.
— Эльза, — сказал я, пытаясь не смотреть на нее. За растрепанной волной рыжих волос крылся монстр, серьезный и неотвратимый, как сама смерть. И попадаться ему на глаза будет не лучшим моим решением, — возвращайся к Клариссе, я не в настроении слушать пророчества.
— Ты отрицаешь свой путь, но при этом подчиняешься ему, — с явной усмешкой протянула она. — Ты странное существо. Может, ты даже достоин чей-то любви.
— Дай повод, умоляю, и вылетишь отсюда стрелой.
— Не гони меня, Барон.
Она положила свою руку мне на плечо. Вещунья провоцирует меня, хочет, чтобы я вновь заглянул в ту тьму, что морем безумия плещется в ее сознании. Нет, на такую глупость я больше не куплюсь, и не надейся.
— Не бойся того, что ты видишь, — сказала она звенящим сталью голосом. — Ты не захотел испить истины через кровь, так загляни в бездну через глаза.
— Уходи, — прорычал я.
— Ты все равно встретишься с правдой, Барон.
— Прекрати меня так называть.
— Загляни в бездну, вампир.
Это была не Эльза. Не рыжая девчонка, бормочущая бессвязные пророчества. Через нее говорила сила. Та, что сводила ее с ума. Та, что остановила Свет, когда он ворвался в эти земли. И теперь она хочет, чтобы я принял ее в себя. Отказался от того, что я есть, чтобы узнать будущее.
Эти мысли я вижу в ее черных, бездонных глазах. Тьма, мать всех вампиров, больше не желает принимать меня свое заботливое лоно. Она хочет уничтожить меня. Чтобы безымянный вампир умер, ушел прочь, оставив вместо себя прозревшее существо. И она не отступит от своего.
— Загляни в бездну, — шепчет Тьма.
Можно ли сопротивляться тому, что старо, как все сущее? Это не под силу даже магам. Огненная заря тает, и черная пелена проскальзывает в мою душу. Она бередит раны, скрытые под саваном неведения, рушит стены, созданные лживой жизнью. Но боли нет. Впервые, спустя столько смертей, я не чувствую боли.
Я спокоен. В моей душе тихо, как никогда. Мне не видны картины прошлого, а будущее размыто настолько, что кажется всего лишь миражом, сплетенным неведомым ярморочной гадалкой. Я забыл, что это значит. Но я чувствую, что все идет так, как идет. Все в этом умершем мире правильно, и жизнь и смерть — всего лишь краски на полотне, созданным бытием. Я погружаюсь в темноту.
Вот она — бездна.
Тишина и покой.
— Засыпай, вампир, — шелестит бескрайняя Тьма. — Прими мудрость, пока еще есть время. Твой путь только начинается. Спи, Старый Барон, и будь спокоен. Ты не один. Ты — дальше.