Дождь кончился. Стояла густая июльская ночь.
Вся тягость человеческой жизни, привычно скрываемая днем, высвобождалась в ночи и заполняла комнату угрюмым храпом деда, стонами бабуси и невнятным бормотанием мамы-Машеньки.
Авдейка слез с кровати и бесшумно оделся. Вчера, днем, уже сговорившись с Болонкой и запомнив окно, он вдруг представил, как ограбленный Ибрагим плачет и бегает по двору в белье с развязанными тесемочками. Рассказать деду про Ибрагима Авдейка не решился, но почему-то вспомнил дядю Петю-солдата и показал папку с его рисунками. дед раскладывал рисунки по столу, как пасьянс, примериваясь к рассказу Авдейки, и наконец выложил ряд - от портрета самого дяди Пети до последнего, нестерпимого лица во весь лист.
- Вот так, - твердо сказал дед. - Потому и ушел солдат.
- Куда?
- Куда - не скажу. Но вину на себе чувствовал, вот и ушел.
- А ты, дед, вину на себе чувствовал?
- Я, брат, много чего перечувствовал. Только нельзя чувству над собой власти давать - заморочит оно человека, совершить ничего не попустит, погубит вернее пули.
Авдейка не понял и решил думать про вину потом.
Дождавшись, пока все уснули, он вышел из дома, нашел Болонкино окошко и постучал. Болонка не отзывался. Авдейка стукнул сильнее, тогда бледная тень проступила на глянцевой темени и скрипнула оконная рама.
- Не спал, не спал, а вдруг уснул, - сообщил Болонка.
- Спички взял?
- Взял. И нож тоже.
- Ибрагима резать?
- Не резать, а так... Без ножа - не по правилам.
Болонка тяжело плюхнулся на землю и заковылял к цели. Под окном Ибрагима Авдейка присел, попытавшись поднять его, но Болонка не поднимался.
- Не могу, - сообщил он. - Страшно очень.
- А на фронте не страшно?
Авдейка решительно обхватил Болонку и приподнял, помогая коленом. Створка окна легко отошла внутрь. Болонка отпрыгнул и шепнул:
- А если он дома?
- Ты же сказал, в домоуправлении.
- А вдруг вернулся? Проверить надо. Я сбегаю мигом.
- Подожди, не надо бегать.
Авдейка отошел, взял с насыпи комок земли и бросил в окно. Донесся короткий удар, и земля прыснула по полу.
- Давай, - сказал Авдейка.
- Давай ты.
Болонка стал на четвереньки. Авдейка уперся ногой о его спину, схватился за раму и, обдирая колени, забрался в комнату. Было тихо. Пахло пылью и чужим жильем. Авдейка лег пузом на подоконник и втащил Болонку. Тот икал от страха, и в кулаке его гремели спички. Авдейка чиркнул. Осветился грязный пол, темные, страшные своей чуждостью предметы полезли в глаза. Спичка погасла. Предметы разбежались.
- Так не пойдет, надо лампу найти, - сказал Авдейка.
Нашли на столе лампу, зажгли фитиль, надели захватанное тусклое стекло. В пустынной комнате стоял топчан, обитый коричневой клеенкой, большой стол, табуретки, фанерный шкаф с посудой и сундук с железным кольцом на крышке.
- Что-то сабель не видно, - неуверенно сказал Авдейка. - И вообще, как-то... не богато.
- Глупости. Это понарошку так.
Что-то ударило в лампу, и Болонка замер.
- Да не бойся ты, это мотылек.
- Вечно эти бабочки разлетаются, - недовольно заворчал Болонка. Он еще икал, но осваивался быстро. - Здесь! - Он показал на сундук. - Хватай! В таких всегда деньги прячут. Тяжелый, гад, как же мы его унесем? - спросил Болонка, обнимая сундук.
- Откроем и унесем по частям, - решил Авдейка, проникаясь его уверенностью.
Кольцо заскрипело, и крышка неохотно поддалась. Ударил в лицо тяжелый дух нафталина и чужого пота.
- Что это? - спросил Болонка, вытаскивая ватник. - А где деньги?
Вытянули груду лежалых вещей. Денег не было. Болонка, уйдя с головой в сундук, гулко икал.
- Есть, - страшно зашептал он. - Золото. Этот, как его, не кирпич...
- Слиток? Врешь!
Болонка вылез из сундука и протянул к лампе странный металлический предмет.
- Утюг. Детский утюг без ручки, - определил Авдейка. - Дурак ты, Болонка. И я дурак. И чего они все - богатый, богатый! Где это богатство?
- Знаю! - Болонка оглушительно икнул. - Здесь! - Он подошел к топчану и тщательно ощупал коленкор. - Вот! Деньги всегда в матрасах прячут, это только золото в сундуках - а откуда у него золото?
Авдейка подполз ближе, осадил Болонку на пол.
- Чего ходишь, из окна увидят.
Внезапно Болонка вскрикнул и полез в штаны.
- Хорошо укололся, а то бы забыл, - сказал он, вытаскивая нож. - А ты все - "зачем нож, зачем нож". Затем.
Он воткнул нож в топчан и с треском разодрал коленкор.
- Тише ты! Щупай.