Меня потом не так уж долго таскали.
Следователь был молодой и красивый.
Медэксперт был молодой и ленивый.
Можно, можно было бы провести какие-то спецанализы и выдать заключение о том, что он не сам, что его в спину толкнули. Но можно было и не провести.
И не выдать. И так было явно быстрее.
Наверное, я — прирожденная актриса.
Я натурально плакала и говорила, что «это друг» и «какой ужас!».
И мотива у меня не обнаружилось решительно никакого.
Безвременно погибший фраер был русский подданный, даже без европейского паспорта, всего лишь с тремя разными «местожительствами».
Ну и хули дергаться?
У Миши осталось семеро детей от пяти жен.
И даже младшему сыну всего пятнадцать.
Конечно, хотелось бы все это рассказать Лехе Саксофону.
Моему соратнику по группе «Анюта и ангелы». Главному ангелу.
И даже, скорее, архангелу с тяжелой золотой трубой.
И даже объяснить, почему я так поступила.
Леха Саксофон, наверное, не смог бы представить меня убийцей. Я для него была героиня. Даже то, что я сбила свою группу «Анюта и ангелы» и как-то кормила себя и четверых музыкантов, — уже много значило в нашем действительно замкнутом, затхлом, как болото, городе. Тут все толкались на малом пятачке — денег было мало, и славы было мало. И все нужно было как-то проталкивать локтями, отжимать у других. Из «царь-жопы» надо было ежеминутно рождаться, именно вытаскиваться плечами из узкой ее дыры.
Сам Леха этого никогда не мог. Он умел по жизни только дуть в свою дудку, в золоченую архангелову трубу.
А про меня легенды ходили, о том, как я с двумя малыми детьми выживала в девяностые, как, оставшись вдовой, пела по бандитским тусам и клубам.
Как в меня однажды стрелял обожравшийся кокосом хозяин какого-то казино, а его оттаскивали шестеро…
Ну, даже если бы Миша произнес совсем другой монолог, наоборот, о любви к Питеру, я б его все равно не пожалела Я его приговорила к смерти и привела на его личное Лобное Место. В декорацию его личной смерти…
Потому что Человек Из Прошлого всегда рассказывает что-нибудь такое… насчет прошлого. Из чего ясно, что он — не жилец. Что его теперь пиздить не перепиздить…
Кто отец моих детей, вообще все вечно путались. Потому что отцов было двое: первая дочка была от Табачника, а вторая от Кита.
Но поскольку Кит и первую растил почти с рождения, то и она считалась Китовой.
Работы у Кита всегда была хуева туча В Малеготе он был на ставке макетчиком. И там нужно было только раз в сезон делать Табачнику один официальный макет для текущей постановки.
Но все остальные макеты были заказные, и для Табачника, если в другие театры, и для всей остальной шайки-лейки. Потом еще военные макеты, с них и начались заказы для коллекционеров в конце восьмидесятых, когда вся лавочка с театром приутихла по причине очередной революции.
Кит был пьяница, конешно. Самый натуральный пьяница
Такой классический русский мастеровой пьяница.
И опять же — кабацкая душа.
Основное время он проводил в этой малеготовой мастерской, по театральной описи имущества, движимого и недвижимого, она так и называлась «макетная». А прочее время он делил между тремя ресторанами Всероссийского театрального общества. Тем, что наверху, — парадным, тем, что в подвале, и третьим, который был просто маленькое кафе-буфет.
«Европейскую» он не любил. Не потому, что туда ходили наши корсары, а потому, что туда ходили его загадочные работодатели, особенно в последние годы. Тонкие, изящные коллекционеры, которые заказывали ему уникальные макеты знаменитых битв.
С солдатиками всех видов и с техникой. Все это один к двадцати.
Иногда и мельче. И платили по тем временам больше, чем просто много.
Это его почему-то нервировало.
Наверное, он стал бы алкашом, но не успел.
Может, я бы его и бросила, я вообще была легкомысленная.
Но и бросить не успела.
Он часто дрался спьяну. И однажды его убили в драке.
Глупо, случайно. Отрыв селезенки.
Хлоп… и нету пацана. Еще до всей этой Большой Стрельбы.
Так я думала целых двадцать лет.
И дальше думала бы.
Если б не этот разговор с Мишей.
Когда это случилось, из всей нашей компашки только он, Бакалейщиков, уже был женат на финке, и уже жил типа там, и мотался сюда с той стороны.
И было так очевидно, что он это все и устроил.
Этот суперзаказ, на суперфальшак, за супербабки.
Он и сдал Кита. Больше некому.
А сдавать — это…
Это было очень принято в корсарской среде.