К. за привычным занятием — забивает косяк.
Раскуриваемся. Потом К. делает кофе, заправляет его, раздает.
Надо позвонить М., но еще рано, она спит. Кажется, если услышу родной голос, это меня спасет. Или уменьшит страдания.
Следующие часы проходят незаметно, перешагивая друг друга.
Пьем кофе, курим штакет за штакетом, играем в игру «Поиск самого дикого видео на ютубе». Правила такие: по случайным ключевым словам находится видео, после просмотра которого запускается следующее, выбранное из тех, что предложил ютуб. И так далее. Доходим до итальянской рекламы штор и восточногерманских агиток. Дальше надоедает.
Некоторые видео откровенно пугают своей дикостью. Жмусь в кресле. Хочется на улицу, там было легче. Замкнутое пространство усиливает паранойю. Хочется уехать, но пока рано. Могут замести. Потряхивает.
— С Пушкиным у меня особые счеты, — говорит К. — Я проиграл ему девушку, в которую был влюблен.
Пушкин продолжает обретать цвет.
— Конечно, не самому поэту. Его дальнему родственнику.
К. подходит к окну
— Вот эта надпись. — Он показывает за окно. — Она меня каждый раз выводит из себя.
Подхожу, смотрю. Большая световая вывеска секонд-хенда.
— И кто придумал им дизайн! Это же дико. Эти цвета. Надо срочно туда сходить.
Собираемся, выходим.
Для десяти часов утра в магазине полно народа. Вещи развешены на вешалках в строгом порядке, и вообще этот секонд отличается от подобных мест, где обычно товар навален кучами.
С. и К. перебирают вешалки. Средняя цена товара — 200 рублей. На штуку выходит целый гардероб. С. присматривается к клетчатым брюкам клеш и матерчатой сумке в стиле Олимпиады-80. К. теряется за рядами одежды. Поверх рядов движутся две головы. У каждой в ухе по белому наушнику. Головы озираются и мониторят обстановку. Движутся навстречу.
Тороплю С., но он основательно увлекся шопингом.
Становится не по себе. Срочно нужно выйти. А вдруг там, на улице, уже ждут? Вдруг на улице принималово? Два-два-восемь. От четырех до восьми.
Точно, таков уговор! К. поймали на сбыте, он договорился: К. и С. накачивают жертву по уши, выманивают на улицу и там сдают с рук на руки. Статистика по району не страдает.
Две головы сжимают круг, спешно иду на выход. Кассирши внимательно провожают взглядом. И они в это вовлечены? Масштабно мыслят ребята. Задерживаю дыхание, делаю лицо «я был готов, вы не застали меня врасплох» и выхожу.
Дождь. Ничего не происходит. Никто не бросается на меня, не заламывает руки, не прижимает к тротуару здоровенной ногой, не извлекает из карманов пакетики с серо-желтым порошком, не орет в лицо. Ничего, кроме дождя. Гуляю под ним, затем возвращаюсь обратно.
Двое с наушниками по-прежнему курсируют между рядами одежды, зыркают по сторонам. В такие моменты начинаешь понимать Филипа Дика.
С. нахожу в примерочной, идем к кассам. С. пробивают сумму вдвое меньшую, чем стоимость покупок. Что это — простая оплошность или плата за услуги? Проверим на выходе. Вновь задерживаю дыхание.
Ничего.
Гуляем под линиями электропередач. Смотрю вверх, черные струны теряются в сером небе. Дождик усиливается, но менее приятным от этого не становится. Хотя трава потеряла тот сочный, яркий, привлекательный вид, дождя хочется все больше. Быть может, он способен остудить перегретый мозг.
Разделяемся. К. уходит за покупками. Мы с С. гуляем по району. Люди косятся на нас.
— Как-то в этот раз не очень, — говорю. — Да и с К. не на одной волне. Хотя он угощает бесплатно. С чего бы это?
— Да. Не знаю, может, так принято. В следующий раз надо и ему взять кислоты.
С. не смотрит в глаза. Что же он скрывает?
— Я тебя спрошу в последний раз. Ты только ответь мне серьезно. Все ли в порядке? Мне не о чем беспокоиться? И П. пошел репетировать, а не в какое другое место.
С. косится:
— Да, все в порядке. П. от нас пошел на репетицию.
— Почему они тогда нас не взяли?
— Должно быть, не хотели, чтобы кто-нибудь им мешал. Хотели сами вырубить спидов.
Ответы С. успокаивают, но ненадолго.
— У нас с тобой классные трипы получались. Помнишь, под Новый год?..
— Да. Должно быть, между нами есть духовная связь, мы подходим друг другу для этих дел. Мы легко попадаем на нужную волну.
Ходим под дождем, совсем промокли. Натыкаемся на К. Идем домой. Колотит, руки в карманах джинсов.
Дома К. возвращается к Пушкину, С. уходит на кухню писать стих.
Иду в ванную, умываю лицо. Вода бархатом устилает кожу. Смотрю в зеркало. Что-то изменилось в лице: заострились ли скулы, появился ли алмазный блеск глаз. Что-то неуловимое, это пугает. Стряхиваю морок.
Звоню М. Берет трубку, бодро отвечает. Спрашиваю, можно ли к ней вечером приехать.
— Конечно приезжай. Я тебя жду.
— Но только если очень вечером.
Спокойствие. Вот оно.
Пытаюсь работать в записной книжке, руки подрагивают, выходит банальщина про любовь и самопожертвование. Но потом внезапно записываю: «Вглядываясь в зеркало, никогда не знаешь, каких чудовищ увидишь».
К. скручивает косяк, заправляет кофе. Надоело бегать в туалет, но кружку беру. К. просит последить по Интернету, правильно ли будет читать поэму «Медный всадник». Вступление читает без запинки.
Ищу стихи на свой вкус Читаю из Маяковского («дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг»), Бродского («ни страны, ни погоста…»), заканчиваю Окуджавой:
Плачу.
— Ну-ну. Что-то у вас с носами — С. там шмыгает на кухне, теперь вот ты, — говорит К.