– Налей пива, корчмарь… – Голос чужеземца был холоднее стужи, которую тот пустил внутрь помещения вместе с собой.
Корчмарь, ничего не ответив, скрылся в чулане за прилавком. Завьюженный с приходом гостя снег уже осел у порога и тут же оказался утоптан следующим посетителем до этого полностью пустовавшей корчмы.
– Ну, чего расходились, а? Коровник вам тут или чего? – ворчала старая подавальщица и с недовольным выражением лица прижимала дверь, чтобы как можно плотнее закрыть ее. Лишь вьюга на улице попыталась что-то ответить через небольшую щель протяжным завыванием, но тут же умолкла, когда прогалина усилиями старухи все-таки исчезла.
– Холодно как в аду, – заключил тот, что вошел следом за первым и оперся на прилавок. Содержимое его носа тут же оказалось на полу усилием грузного выдоха – палец оставил влажный след на деревянном почерневшем дереве.
– Как в аду? – спросил первый, уставившись во что-то перед собой, видимое только ему. – Я слыхал, что там свирепствует пламя…
– Чепуха! Кто ж от жары-то больно изнемогает, а? Вот от холода… От холода и копыта откинуть можно, как пить дать! А тот, кто сказы эти про адское пламя выдумал, – пусть место себе одно там отморозит.
– Будь по-твоему. – Человек наконец повернулся и бросил взгляд из-под капюшона, показав два разных по цвету глаза – голубой и янтарный.
Неверующий расширил зенки, пошатнулся, а затем попятился к выходу, по пути спотыкаясь о расставленные в разных местах табуреты, по-видимому, мешавшие несколькими минутами ранее протирать полы. Дверь на улицу вновь распахнулась, запустив внутрь еще сотни снежинок, половина из которых растаяла еще прежде, чем долетела до пола. Подавальщица в который раз заворчала и принялась проделывать уже знакомое действие.
– Нет пива! – Корчмарь вышел из чулана и облокотился на прилавок. – Закончилось. Мёд есть. Надо?
Странник снял капюшон и вцепился взглядом в измученное морщинами лицо северянина.
– Неси. Я к огню сяду. Туда. – Он повернул голову в сторону стола, что стоял ближе остальных к очагу в центре зала.
Корчмарь пристально посмотрел в ответ, давая понять, что выпивку принесет, но путника здесь не жалуют и ему поскорее бы убраться восвояси. Гость едва заметно кивнул головой и двинулся к выбранному месту.
Еще на ходу странник снял успевший отсыреть плащ и, оказавшись возле стола, кинул его на самый край. Затем расстегнул ремень на груди, опустив ножны на кучу бесформенной сейчас мокрой ткани – из твердой кожи виднелась рукоять меча, что была в виде обнаженной девы, держащей над головой миниатюрное солнце.
Огонь трещал в очаге, подкидывая искры высоко вверх, а затем пытался дотянуться до каждого выброшенного ввысь чада, словно жалея о проделанном поступке. Игра, которую пламя, по обыкновению, затеяло само с собой, стала интересна и страннику. Он снял перчатки, и его ладони нависли над горящими поленьями, наполняя бегущую по венам кровь теплом.
Снаружи продолжала гудеть метель, не оставляя ни единого шанса на спасение заблудшим в эту непогоду путникам. Старая подавальщица не уставала шоркать ногами по плохо промытому полу, бродя по помещению с какой-то понятной только ей целью, а корчмарь уже собственноручно нес выпивку гостю.
Вся голова северянина была гладко выбрита, а из затылка к земле, достигая самого его пояса, тянулся длинный заплетенный хвост – сухие рыжие волосы вперемешку с седыми торчали из косы в разные стороны. Борода корчмаря пушилась на подбородке, а размерами он превосходил странника и в росте, и в ширине плеч.
– Три сетима, – буркнул он, поставив кубок перед гостем, и нахмурил брови.
Странник поднял взгляд с огня, достал монеты и положил на край стола.
– Тут еще сверху за хлопоты, – сказал он и потянулся обратно к очагу, принявшись вглядываться во что-то скрывающееся меж языков пламени.
– Ты это… – северянин замялся, убирая деньги в карман грязного фартука. – Не торопись, в общем. Чужаков тут не особо жалуют, это правда. К тому же… В свете последних событий… Но, как говорят, в такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, – наконец уверенно произнес он и удалился.
Содержимое кубка странника таяло медленно, но верно под натиском немых мыслей Сарвилла и его затупленного о пламя взгляда. Когда кубок опустел вовсе, владелец заведения вернулся к столу с кувшином и еще одним кубком в руках.
– Можно?.. – Он дождался, когда гость сделает соответствующий жест, прежде чем сесть напротив. – Я Бернард.
Бернард наполнил оба сосуда до краев и поднял перед собой свой.
– Skål! – Он ударил своим кубком о кубок странника и жадно впился в сосуд губами.
Гость ответил на традицию и пригубил меда.
– Говорила ему… Говорила я ему… А он что? Эх… – подавальщица все время причитала, добравшись до табуретов и расставляя их по своим привычным местам. – Вечно не слушает… Вечно у себя на уме… Эх…
– Как звать? – наконец заговорил корчмарь, не обращая внимания на старушку.
– Зови медведем. – Глаза гостя блеснули разными цветами.
Поленья в очаге не переставали трещать, изнемогая под жадной хваткой пламени.
– В такую стужу у нас здесь путников не бывает. – Бернард бросил многозначительный взгляд на меч, тонувший в изгибах скомканной ткани. – Далеко же занесло тебя, медведь…
Сначала никто не хотел продолжать разговор. Лишь старуха, расставляющая табуреты, разбивала ледяную тишину все еще живого и теплого помещения, тонущего посреди бескрайних верст мертвого снега.
– Стечение обстоятельств, – наконец произнес странник, подавая кубок хозяину в немой просьбе освежить его.
– Не говори, если не следует. – Мед полился из кувшина, с каждым мгновением побеждая пустоту, царившую внутри чаши. – Я и сам, когда попал сюда, не с большой радостью историю свою рассказывал. Местный конунг живьем бы за нее с меня шкуру спустил. А сейчас… Сейчас, спустя… Сколько же лет прошло? Двадцать? В любом случае побоку уже всем стало, кто я и чем раньше занимался.
Раздался грохот. Оба резко обернулись на него, завидев старуху, неаккуратно поднимающую табурет, видимо, выскользнувший из ее слабых рук.
– Бернард, говоришь… – Медведь с интересом вгляделся в его покрытое морщинами лицо.
– Верно. Это сейчас мое настоящее имя.
– Расскажи, Бернард, свою историю. Глядишь, мне она окажется впрок. Помоги убить время.
Корчмарь внимательно посмотрел на гостя, словно пытаясь уловить его искренний интерес к истории, который будто бы можно было узнать по каким-то особым признакам.
– Ты будешь вторым, после старой Григольды, кому я ее поведаю. – Он провел пятерней по густой бородке, втирая в нее остатки меда.
– Я сам не из этих краев, – начал он, не дождавшись реакции путника. – Холодно тут. Бездушно.
Странник кивнул и лишь теперь осознал, что, когда никто не говорил, здесь всюду царила тишина. Абсолютное безмолвие, огороженное бескрайними снегами и ледяным воздухом от остального мира. Лишь треск горящих поленьев пытался перебить ее, но все эти попытки были настолько жалкими, что никогда не спасали от одиночества местных жителей. Медведю захотелось встать и распахнуть дверь, чтобы внутрь ворвалось то бесчисленное множество звуков, которое обычно попадает в больших городах внутрь домов снаружи, но сегодня он понимал, что за порогом только свист метели и беспросветное покрывало спокойствия и тишины.
– Я родом из Южных Земель. Мой род один из самых древних. Настолько древний, что при стечении определённых обстоятельств, – корчмарь нарочито сделал акцент на теперь важную фразу в их беседе, – корона моего отца переходила ко мне по наследству, а значит, рано или поздно мне было суждено предстать перед своим народом в качестве правителя. Да вот только душа у меня с раннего детства не лежала ни к чему, что к правлению какое-либо отношение имеет – советы, войны, судьбоносные решения… Тьфу!
Из чулана вышел кот и привлек внимание хозяина. Плавно перебирая лапами, он прошел полпути к северянину, потом вдруг остановился, вытянулся и принялся вылизывать себе то, что принято вылизывать только и исключительно у самих котов.
– Я был мечтателем. Одним из тех, что позорят своих отцов и готовы предать собственное имя ради мальчишеских глупых грез… – Корчмарь осекся, словно подловив самого себя на лжи. – Хотя кого я обманываю, я и сейчас убежден в том, что в мире есть гораздо более важные вещи, за пределами совершенно обычных человеческих проблем. Воля Богов совсем не в том, чтобы делить плодородные земли между собой, в надежде урвать как можно больше, дабы набить собственное чрево. Я расскажу тебе. Возможно, именно это понимание когда-то открыло мне глаза и привело туда, где я сейчас счастлив.
Странник кивнул. В эту минуту он не знал, куда торопиться и стоит ли вообще куда-нибудь, а корчмарь показался ему до боли знакомой необычной личностью, чем-то напоминающей Лиану. «Чародейка также всегда отодвигала на задний план вещи, приобретшие обыденность и обросшие скукой», – подумал он.
– Ты только представь, сколько на свете прекрасного, медведь! Моря, горы, бескрайние поля, величественные замки… Ты видел, чем обрастает почва в зависимости от условий, в которых она существует?! Она бывает сухая и распадающаяся на частицы, твердая и усыпанная белоснежным покрывалом матерь-земля! И все это… Все это каждую минуту купается в тысяче звуков – пении птиц, задувании ветра, журчании воды и других таких неописуемых возможностях нашего с тобой мира. Все это наполнено прекрасными ароматами, пусть и не всегда приятными нашим собственным ощущениям. И сколько может быть комбинаций этих красот, звуков и запахов? Ты думал? А я тебе скажу так. Разве можно умереть, так и не познав всех на свете комбинаций? Не почувствовав то, что будет единственно прекрасно для тебя одного и позволит уйти из этого мира с удовлетворением.
Странник слушал северянина и с разочарованием понимал, что за бытностью неотъемлемо важных дел давно перестал чувствовать то, о чем сейчас говорил корчмарь. А хуже всего, он не хотел этого даже сейчас, когда все осознал.
– Не надо, медведь. Не думай. Не это сейчас тебе нужно. Лучше выпей и не забивай голову, – предложил Бернард и после короткой паузы продолжил: – Однажды свели меня Боги с капитаном одного морского судна – его звали капитан Граф, а корабль, на котором он плавал, носил такое имя, что мне тут же захотелось забыть обо всем на свете, взобраться на палубу и стать с этим судном одним целым. «Замок на волнах» носил он название. И вот сидим мы с капитаном в таверне, и он такие байки травит, что с каждой новой историей мне еще больше хочется предать все, что и не дорого мне вовсе, уплыв вместе с ним в новое приключение. Разгадывать тайны Вольных Городов, лицезреть завораживающие замки Дордонии, вглядываться в край земли, взобравшись на холмы Творса, продрогнуть до костей у Призрачных Гор, повстречать прекрасную эльфийку в Изумрудном лесу и плевать, что живым оттуда никто еще не возвращался! Клянусь Богами, перечислять можно до самой бесконечности. Тошно от одной мысли стало, что сейчас уплывет Граф в следующее приключение и вернется через время с новой историей, а я останусь сидеть в этой старой забытой никому не нужной книге со скучным и донельзя банальным сюжетом. Хотя вот он шанс! Иди и возьми, пока Гром не отнял его, как все остальное, что оказалось к нам недостаточно терпеливым.
– Уплыл, – заключил странник за корчмаря.
– Уплыл. Сам не помню, как набрался в стельку, а наутро проснулся, и все перед глазами раскачивается так, что не поймешь, то ли не проспался еще, то ли и в самом деле вокруг матросская каюта, а все шатается потому, что я на корабле и он уже режет волны на всех парусах. Ты пей, медведь, история долгая. Я сейчас еще принесу.
– И все, как всегда, оказалось не так, как задумывалось… – проговорил странник, когда корчмарь вернулся с полным кувшином.
Северянин поставил сосуд между ними.
– Поднимаюсь по лестнице и оказываюсь на палубе «Замка». Матросы всюду бегают, солнце в морду печет, морем несет, и со всех сторон тишь да гладь. И знаешь что? Как только мутить меня стало от качки бесконечной и на коленях я у края борта проторчал добрых полдня, так сразу и понял, что приключения меня и не особо влекут, оказывается, и что в просторных уютных комнатах во дворце да с девицами под боком было куда лучше, чем посреди открытого моря в компании моряков, которые и читать-то не умеют.
– Я так понимаю, что сойти с корабля возможности уже не представилось?
– Не представилось. Куда там! Желаний моих больше никто не спрашивал. Нашел я капитана Графа на борту, а квартирмейстер его бумагу сует, в которой подпись моя стоит, и отныне согласно этой грамоте я у капитана на службе. Ну, я, не будь дураком, лист этот выхватил и принялся в клочья рвать, а уже через пару мгновений эти обрывки за бортом плавали.
Медведь вновь прильнул к кружке, уже догадываясь о том, что поступок был не из удачных.
– Только вот будь я мудрее для тех своих немудрых лет, то сперва бы прочитал, о чем там говорится, а уже потом на всякие глупости сподоблялся…
Взгляд Бернарда упал на эфес меча незнакомца. Красивая фигура девы, держащей в руках солнце, заворожила старого корчмаря и повергла в задумчивость.
– Что же там было?
– А? – Корчмарь будто бы покинул свое тело и вернулся внезапно и резко, когда прозвучал вопрос. – Написано? Как я потом узнал, там говорилось о том, что корабль, на котором мы плыли, «свободный», а на борту «свободные», стало быть, люди – пираты то есть. Ну и меня после такой дерзости быстро за спесивый нрав в кандалы заковали и как можно глубже в трюм упрятали. Уж не сосчитать, сколько я потом там дней просидел, не понимая, почему сразу не убили и провизию на меня расходуют. Ведь о том, что я принц, никто не знал, а стало быть, намерения выкуп получить у них не было.
Тут надоедливая дверь корчмы вновь со скрипом отворилась, нарушив мирную беседу двух увлеченных разговором людей, и вырвала из полусна задремавшую за прилавком Григольду.
Внутрь вошли четверо воинов. На их бедрах висели боевые топоры, широкие плечи накрывали шкуры разных оттенков, под подбородками вились пушистые ухоженные бороды, а башмаки, плотно подвязанные ремнями на икрах, несли на себе маленькие сугробы, не желающие быстро превращаться в воду и утекать сквозь щели в старом деревянном полу.
– Конунг нас за странником прислал, Бернард, – сказал один из них и уронил руку на плечо чужеземцу. – Глянь на меня, незнакомец. Не ты ли тот, кого мы ищем?
Странник перевел глаза со своего меча, лежащего на столе, на вошедших воинов.
– Какое дело у конунга ко мне? Озвучьте – и я решу, требует оно срочности или ждет, пока кончу начатые.
– Ох уж эти южане. Им пока трепку не задашь, какую следует, так и будут вести себя как на родине – раздувать загорелые щеки и иметь на все свое собственное мнение, – громила обратился к товарищам, скинул на пол перчатки и принялся разминать посиневшие от холода пальцы.
– А ну, вон! – Бернард встал с места и нахмурил брови. Его лицо приобрело оттенок жестокости, а наружу показались шрамы, которых, странник готов был поклясться, не было заметно прежде.
– Ты чего, брат? У нас приказ от конунга, а значит, нарушить мы его не можем, сам знаешь. – Один из воинов поднял руку и показал ладонь в знак спокойствия.
– А вы его и не нарушите. – Бернард покачнулся и сел обратно. – Скажите, что я сам приведу гостя к вечеру. Искрад меня знает, я слов на ветер не бросаю. А если не устроит его ответ, то он лично сюда может явиться в любое время. Встреча так или иначе состоится. Верно, медведь?
Странник разжал ладонь и убрал с рукояти своего меча, обхватив кружку.
– Я приду. Передайте, что явлюсь еще до заката. Даю слово.
Вороны за окном горланили, не позволяя тишине взять верх. Воины переглянулись. Тот, что был во главе, поднял перчатки и угрожающе прошипел:
– Мы вернемся после заката. Если в замке так и останется на одного обещанного гостя меньше… – Он сплюнул на пол и удалился, позвав за собой приятелей.
Подавальщица закрыла дверь и смела рассыпанный снег в одну кучу.
– Сколько бы силы ни было в этом народе, я всегда убеждаюсь, что здравого смысла у северян еще больше, – заговорил Бернард, когда в корчме стало привычно тихо. – Наверное, потому людям в Холденфелле выжить и удается в самых суровых условиях, когда любой другой народ давно бы сгинул с этих мест или передох тут вовсе.
Странник кивнул в знак понимания и благодарности за то, что корчмарю удалось решить все мирным путем и теперь ему не придется бежать оттуда, куда он так долго добирался. Сарвилл понимал, что ни при каких обстоятельствах не отказался бы от своей цели, но только сейчас, с холодной головой, осознал, что потерял бы все, сложись знакомство с северянами так, как в итоге не сложилось.
– Спасибо тебе, Бернард. – Медведь поднял кубок и сделал несколько больших глотков. – Продолжай свою историю. Как все-таки удалось тебе с корабля выбраться? Пираты отпустили?
– Как же! Дальше началось самое интересное. Эти пираты оказались не теми, какими ты их знаешь – они не нападали на другие суда в открытом море, чего я, между прочим, очень ждал, в надежде на их поражение и то, что меня освободят и отправят обратно в Южные Земли. Через несколько дней моего заключения у меня появились соседи, так сказать – еще с десяток бедолаг, не знающих, что их ждет и что они тут делают. Потом еще дюжина. И еще. И так, пока весь трюм не оказался забит… рабами.
– Слыхал. Говорят, до сих пор эти пираты на Вечные Воды ужас наводят, хоть с рабством на севере и покончили.
– До сих пор кончают. Север всегда умирал за свободу, а юг – за процветание рабства. Вот мы и имеем – те, кто свободны здесь, уплывают прислуживать туда при малейшей неосторожности. Чужакам, что на Расколотых Островах оказались, два пути: либо домой, откуда бы они ни были, либо в Южные Земли – служить тамошним господам. Несмотря на то, что закон здесь любые дела пиратов запрещает… – корчмарь грузно выдохнул. – Но на то закон и есть, чтобы иметь беззаконие для осмысленности своего же существования…
– Бездна! – прошипел странник, словно разочаровавшись в какой-то надежде, после слов корчмаря ставшей еще более призрачной.
– Понял я, что тебя в поисках чего-то так далеко занесло, медведь, а теперь знаю, что не чего-то, а кого-то.
Путник промолчал.
– Не давай волю разочарованию. Два видимых пути всегда укрывают среди непроходимых дебрей еще несколько тернистых и ничего не исключающих дорог.
Кот запрыгнул на стол и улегся на самом краю, ласкаясь о руку хозяина и мурча.
– А дальше я и совершил главную ошибку, которая закрыла мне путь на родину навсегда, – продолжил историю северянин. – Попросил аудиенции у капитана Графа. В чем мне, естественно, культурно отказали, и тогда я имел глупость признаться, что в моих жилах течет царская кровь. План заключался в том, чтобы меня вернули обратно за достойный выкуп – когда перспектива из обеспеченного будущего плавно переросла в перспективу рабства, то любые деньги мне стали уже не так важны, как свобода. Забавно, правда? Тогда буквально за несколько дней я поменял столько своих приоритетов, сколько не менял ни до, ни после этого.
Странник поморщился, он словно знал историю наперед и уже на собственном опыте испытал то, что произошло дальше.
– Как оказалось впоследствии, для капитана Графа репутация была премного выше золота, поэтому он лишь обрадовался достойному улову и повез нас дальше в Вольные Города – место, где прямо в порту устраивают аукцион и распределяют рабов среди новых владельцев, отправляя вместе с ними восвояси…
– Выходит, ты видел Вольные Города своими глазами?
– Не обольщайся, медведь. Лишь порт. Но и от одного порта я был в таком восторге, что до сих пор готов отдать многое, чтобы вновь там оказаться. Но только не жизнь. Жизнь – слишком большая цена для всего, что недостойно ее. И ты тоже там побывал?
– Продолжай свою историю, пожалуйста… А то до моей еще доберемся.
До сих пор ошеломленный собственными воспоминаниями корчмарь ничего не ответил. Он ушел в чулан, какое-то время копошился там, а вскоре появился вновь, неся жареного поросенка на блюде, корочка которого обдавалась золотистым и отбрасывала клубы пара от своей горячей поверхности.
– Ешь, медведь.
Странник кивнул в знак благодарности и оторвал жирный кусок.
– Мой аукцион был самым шумным и долгим… – Бернард принялся рассказывать свою историю вновь после того, как они в задумчивом молчании съели треть поросенка. – После того как все рабы были распроданы – а сначала распродали именно всех остальных, чтобы собравшиеся в порту ситемы полностью не ушли в оплату за мою персону и сотни непроданных рабов не пришлось везти обратно. А знаешь, как бывает – если очень что-то нужно, то и лишнее золотишко всегда найдется. Поэтому, когда Граф представил меня всем собравшимся в порту торговцам, начался настоящий ажиотаж – все хотели заиметь в рабстве царевича. Одни желали получить за меня выкуп у царя в три раза больше, другие привезти обратно и получить место при дворе, третьи хотели качать из меня кровь, чтобы вывести из нее какие-нибудь чудесные зелья. Были и те, кто просто желал меня прирезать и обзавестись в обмен на мою смерть каким-нибудь наводящим ужас прозвищем вроде «убийцы королей» и тому подобных. Выиграли те, кто желал прирезать.
– Сейчас ты передо мной, выходит, что-то пошло не так… – словно не спрашивая, а пытаясь догадаться, произнес странник.
– Желание тех, кто хотел вернуть меня в родной дом и получить за это целую гору золота, никуда не делось, поэтому практически сразу после аукциона в порту началась бойня. Капитан Граф немедля забрал свои деньги вкупе с заслуженной репутацией, поднял паруса и уплыл за горизонт. А меня в конце концов отбили какие-то контрабандисты, затолкали в шлюпку и повезли на родину.
– А дальше?
– А дальше, как ты это называешь, произошло стечение обстоятельств. Не прошло и дня, как мы попали в сильнейший шторм, в котором добрая половина экипажа пошла ко дну. Рваные паруса никуда не годились, и тогда несколько недель нас штилем несло на Холденфелл, пока не прибило к берегам Тоддена. Бездна! В горле пересохло.
Корчмарь отвлёкся на кубок с медом.
– И с тех пор я осел здесь, – продолжил он. – И никому не рассказывал о своем происхождении, которому оказалось безопаснее находится в тайне от общества. Сколько лет прошло… И действительно, чем больше времени уходило в прошлое, тем меньше всем было дела до моего истинного происхождения… Гляди!
Бернард повернулся к старой подавальщице.
– Григольда, помнишь ты, что я царевичем был в Южных Землях?
Григольда посмотрела на хозяина усталым опустошённым взглядом и вновь опустила подбородок на грудь в желании задремать и не слышать ничего больше.
– Видишь? Такая вот ирония. То, что имеет ошеломляющее значение для тебя сейчас, спустя время уже ничего не значит. Рано или поздно. Но ничего.
Корчмарь вдохнул глубоко, словно бы пытаясь вернуться в былые времена, и выдохнул, когда ничего не вышло.
– Ну а ты? Чего забыл в наших краях? Позволь и мне услышать твою историю. Слыхал я, мол, все странники на Неймерии перевелись, а последний при всех известных обстоятельствах жуткий переполох устроил и, лишенный ума, рубит всех и вся на своем пути… – Корчмарь прищурился. – А сейчас вот смотрю в твои глаза и понимаю, что лучше возможности назвать все эти слухи дерьмом собачьим и не случится. Или это тоже стечение обстоятельств?
– Повезло тебе, корчмарь.
– А?
– Повезло, говорю. Если бы обстоятельства определенным образом не стеклись, то слухи твои истинной правдой бы оказались. Если хочешь знать, стоял я на коленях перед королем Дордонии и думал, что все – конец всем предсказаниям и предназначениям, которые мне сулили разного рода чародеи, кому было не лень, и дриады. Конец чувствам, о которых грезил, хотя проблем и помимо них было достаточно. Конец всему, думал. Только вот так я еще никогда не ошибался…