Матвеев смело подошёл к порогу и ногой открыл дверь. Перед ним, смертельно испуганные, остановились дьяки и несколько думных дворян.
– Грозятся полки: не покажется-де царица с царём да царевичем – весь Кремль разнесут!
Выхода не было. Царица сдалась. Хованский с Матвеевым пошли за Иоанном.
Завидев Артамона Сергеевича, Софья обняла брата и зарыдала.
– Не пущу на погибель братца!
Матвеев поглядел на царевну с едва скрытым презрением.
– Не тем ты покажешь верность и любовь царю Петру, что над братом слезу уронишь, а тем, что, выведя царевича перед смутьяны, от погибели избавишь весь царский род!
Слова Матвеева смутили Софью. Она перекрестила Иоанна и покорно отошла к стене.
– А царю мы верны и противу него не злоумышляем.
Со двора доносились грозные крики:
– А буде не изведён ещё царевич, вместно посадить на царство его! Он старшой сын Алексея Михайловича! Ему венец!
Патриарх Иоаким и перепуганная Наталья Кирилловна вывели на Красное крыльцо царя и царевича.
Пётр до крови вонзил в руку матери ногти и судорожно передёргивался всем телом. Спокойно улыбаясь и щурясь от солнца, близоруко вглядывался в толпу Иоанн.
Стрельцы подкинули высоко в воздух шапки.
– Ура старшому сыну государя Алексея Михайловича, истинному царю Иоанну Алексеевичу!
Людишки Милославских надрывались больше всех.
– Ура государю Иоанну! Выдать Нарышкиных! А Наталью – в монастырь!
Чуя беду, грозившую царице, к бунтарям спустились Черкасский, Шереметев Большой[59], Василий Васильевич Голицын и Хованский.
Хованский сделал рукою знак.
– Дозвольте молвить, ежели заслужил я у стрелецкого воинства дружбой верной чести сей малой.
– Молви! – прокатилось дружно над двором. – Противу тебя не имам зла! Един ты нам замест отца!
– А коли так, – отвесил князь земной поклон, – бью вам челом, стрельцы. Побойтесь Бога, не обагряйте царской кровью православной своей души! – Он перекрестился и многозначительно прибавил: – А ежели люб вам царевич Иоанн на столе царёвом, повелите – и быть собору.
Хоромины опустели, вымерли наглухо заколоченные ряды – вельможи, торговые именитые люди, приказные, побросав всё на «Божью» волю, бежали куда приведётся от гнева стрельцов и взбаламученной убогой Москвы.
Грозно рокотали бурливыми волнами несметные толпы, катясь и заливая твердыню Кремля.
– Волим на царство Ивана-царевича! Смерть ворам Нарышкиным! – усердно старались, покрывая все возгласы языки Милославских.
Смутьянам некогда было вдаваться в доподлинную причину того, что заварилось на Москве; они, не задумываясь, подхватили клич Милославских и объединились вокруг него.
– Волим на царство Ивана-царевича! Смерть ворам Нарышкиным! – всё разухабистей и дружней рвалось из тысячи грудей.
Наталья Кирилловна забилась с царём под кровать. В терему растерянно и без толку суетились Стрешнев, Борис Голицын и Артамон Сергеевич.
– Горит! – мотнул головою Матвеев.
– И впрямь дым! – испуганно шепнул Голицын, отпрянув от оконца и заглядывая под кровать.
Царица на мгновение высунулась из-под постели, но тот час снова юркнула назад, покрыв своим телом сына.
Москва мрачнела под дымом пожарищ. То разбойные людишки, освобождённые мятежниками из темниц, бросились на поджоги и грабежи.
Стрельцы ударили в сполошный колокол.
– А татям смерть! – единогласно постановили они на круге и незамедлительно расставили во всех концах Москвы крепкие дозоры.
Но мера эта не только не уняла, а ещё больше раззадорила людишек, разбила незаметно бунтарей на несколько враждебных друг другу станов.
Стрельцы, зачинщики восстания, превратились для многих холопей и гулящих, примкнувших к грабежам, в изменников и врагов.
Кое-как справившись с разбоем, полки снова подступили к Кремлю.
К ним, в полном облачении, вышел патриарх Иоаким. Суровый и упрямый, как лик Мирликийского Николая, он поднял высоко над головою икону Иисуса Христа.
– Чада! Чего ище…
Его прервал бешеный рёв:
– Не надо! Не надо! Без тебя ныне ведаем, чего ищем!
Под град насмешек и брань стрельцов-староверов патриарх, сразу потерявший уверенность в себе, поспешил убраться в палаты.
На крыльце, рискуя жизнью, появился князь Черкасский.
– Противу кого поднялись! – простёр он, словно в смертельной обиде, к небу руки. – Не противу ли помазанника Божия поднялись?!
Какой-то монашек, подхватив с земли камень, бросился к князю.
– На, держи, споручник антихристов!..
В изодранном платье, весь в крови, Черкасский, еле вырвавшись из рук мятежников, укрылся в ризнице Крестовой палаты.
Толпа хлынула в сени, дружным напором взломала дверь терема Натальи Кирилловны.
Страшными клубками переплетённых змей показались царице десятки рук, зашаривших под кроватью. Она вскрикнула не своим голосом и потеряла сознание. Петра за ноги выволокли на середину терема. Перед обезумевшими его глазами мелькнула секира. Кто-то вцепился в кудри царя, запрокинул голову. Патриарх изо всех сил схватил руку стрельца, покушавшегося на государя.