На первый взгляд, от Нимрина осталось немногим больше, чем от Наритьяры Среднего: сухой, обтянутый чёрным костяк. Рядом сидела Мули, подвывала, раскачивалась, грызла кулаки. Вильяра поймала взгляд племянницы: дикий, полубезумный. Однако не до девчонки сейчас, та хотя бы внешне цела. Вильяра опустилась на колени возле скрюченного, вплавленного в сугроб тела. Осторожно коснулась чёрной костлявой руки — пальцы медленно сжались, царапая лёд. Всё-таки, не уголь — кожа: лихорадочно горячая, шершавая, в какой-то омерзительной чешуе. Собравшись с духом, Вильяра посмотрела в лицо. Передёрнулась, отвела взгляд. Тихо позвала:
— Нимрин! Ромига!
Он с трудом приоткрыл один глаз — дырку сплошной черноты, прошелестел что-то чёрными растрескавшимися губами. Знахаркина дочь всегда знала, что тело чужака — странное, не как у всех двуногих. Но что ей делать вот с этим, она просто не представляла. Облизнул губы чёрным раздвоенным языком… Брезгливый ужас: аж до рвотных позывов! Вильяра закрыла лицо руками, закачалась из стороны в сторону, хуже Мули.
— Малая, эй! Мудрая Вильяра! Твой целительский дар ему сейчас не поможет, но ты не отчаивайся, — голос Латиры. — Твоему Иули нужна сила, много-много подходящей ему колдовской силы. Чтоб была рядом, постоянно. Знаешь ли ты в своих угодьях ночные Камни, Камни глубокой зимы, Камни новолуний и затмений?
Вильяра услышала. Да, есть у неё такие. Хотя бы те, где она пела Усмиряющую Стихии. Выбрала для опасной ворожбы никем не любимый круг вдали от жилья, а Нимрину в нём оказалось хорошо.
— Знаю. Недалеко, — а про себя подумала, что ни за что не потащит чужака, каким он стал, на изнанку сна. Его же нужно будет обнять, хотя бы коснуться… Ой, нет! И не повредила бы ему лишняя ворожба. — Совсем недалеко, пара переходов на санях.
— Нужно поскорее доставить Иули туда и сделать для него возле Камня тёплое убежище. Позже ему понадобится много еды, но сейчас главное — колдовская сила, тепло, вода для питья. И ещё кто-нибудь, кто будет за ним присматривать. Нам с тобой, малая, некоторое время будет не до него, нас в Совете ждут… Мули, ты готова ухаживать за тем, кто спас твой дом?
— Дом? Спас? Я звала, звала их, но дома все молчат, как мёртвые.
— Позови ещё раз, Мули. Позови главу дома.
***
Купец Вильгрин проснулся от зова дочери. Поганка Мули не разговаривала с отцом с тех самых пор, как одна, тайком сбежала в снега за добычей. В итоге, в начале третьей зимы — взрослая, воительница, ученица Великого Безымянного. Щуры свидетели, Вильгрин не желал своей доченьке подобной судьбы. Девушку ждал обряд совершеннолетия на четвёртое лето, красивый и безопасный, а сразу после — свадьба, а дальше — всю её женскую жизнь — мужа ублажать, да деток рожать, лишний раз не покидая жилых покоев. Домá клана Наритья достаточно богаты, мужчины достаточно сильны, чтобы женщинам не приходилось охотиться и воевать… Мули выбрала сама, выбрала иное, и гнев отца на сумасбродку-дочь до сих пор не иссяк.
А всё-таки приятно услыхать спросонок: «Доброго утра тебе, батюшка, купец-колдун Вильгрин!»
Приятно, не пробудившись до конца, ответить: «И тебе доброго утра, ослушница! Чем порадуешь?» Только у ленивых и бездарных ничтожеств болит голова от мысленной речи, а Вильгрин и его домашние избегают зря студить языки. Особенно хороша безмолвная беседа тем, что недруг её не подслушает, даже если стоит бок о бок…
«Прости, о батюшка, ничем я тебя не порадую. Мули — горевестница. Чёрный оборотень убил в снегах Великого Безымянного. Голкья гибнет. Латира с ярмарки и ведьма Вильяра сказали, что оборотень спас наш дом от ужасной скорой смерти, но я не знаю, верить ли им? Хотя оборотень, правда, ворожил в нашем круге. Страшно ворожил, и вышел оттуда весь, как обугленный. И до того ты, батюшка Вильгрин, не отзывался, молчал, будто мёртвый. А теперь будто ожил…»
Вильгрин зарычал сквозь зубы: и от новостей, и от того, что отлежал себе всё… Ещё бы: на голом-то полу, в коридоре! Он кое-как собрал вместе руки-ноги, сел. Огляделся, соображая, где ж его так сморило? А голова тяжёлая, будто после хорошего удара по затылку. А дом… Дом больше не зачарован. Защитный кокон, сплетённый мудрыми, оберегавший обитателей от всего, но и вздохнуть свободно не позволявший, этот кокон исчез, будто сдуло его ночным ветром. Что же у них там на самом деле стряслось? Чьей руки теперь держаться, если Великий Безымянный убит? Мули, хоть воительница, хоть собрала колдовской дар ото всех отцовских и материнских родов, а умишком-то, увы, не вышла. Вопросы нужно задавать тому, кто умён и при делах.
Двое мудрых клана Наритья оглохли и замолчали, похоже, навсегда… «О мудрый Наритьяра Младший!»
Этот жив, услышал, поправил: «Просто Наритьяра», — и молчок.
«О мудрый Наритьяра!» — заново начал Вильгрин.
«Знать тебя не знаю, беззаконник! Ты ходил путями Наритьяры Среднего, слушал его, алкал солнечного посвящения. Отвечай теперь перед всеми мудрыми, перед хранительницей угодий, где вы добывали себе разумных в пищу».
Вот, значит, как ты запел, Младшенький?! «О мудрый Наритьяра, мой дом, дом у фиорда, полон Наритья, не преступавших никакого закона. Неужели, ты бросишь их всех на произвол судьбы?»
«За них я, так и быть, замолвлю словечко. Хотя ты, глава дома Вильгрин, осквернил у себя живоедством всех, даже малых детей. Вам всем теперь лучше умереть. Но возможно, твоя единоутробная сестрица окажется милостивее меня и примет дом у фиорда под свою руку».
Понятно: прогоревший купец сбывает с рук гнилой товар. Как же неприятно оказаться на месте товара!
Жаль, нельзя послать зов той, кого ни разу в жизни не видел, даже издали. Но можно попытаться вести беседу через посредника. «Мудрый Латира! Мне сказали, ты бродишь где-то поблизости, и хранительница угодий Вилья тоже с тобой?»
«Да, Вильгрин, это я попросил Мули разбудить тебя. Можешь поблагодарить нас с Вильярой за то, что твой сон и сон твоих домашних не стал смертным. А ещё больше ты должен благодарить чужака, который за ваши жизни чуть не убился в круге. Твоя дочь Мули будет ухаживать за ним, пока он не поправится или не умрёт. А ты пока позаботься о своём доме, Вильгрин. Ваш Великий Безымянный взбудоражил стихии так, что мудрым некоторое время будет не до тебя и не до твоих беззаконных дружков. Однако твои соседи — Вилья — смотрят на дом живоедов у Синего фиорда с большим неодобрением и следят за каждым шагом каждого из твоих».
Вильгрин тяжело вздохнул, поднимаясь с пола: «Я понял тебя, старый. Пожалуйста, передай моей сестре Вильяре, что я встречусь с ней, как только наведу порядок в доме у Синего фиорда. И передай моей дочке Мули, что дома ей делать нечего, пусть спокойно ухаживает за раненым».
«Нам понадобятся упряжки и двое саней: одни с лежанкой для перевозки раненого, другие со снаряжением для зимнего стана и провизией на десять дней для двоих. Пришли всё это к вашему Зачарованному Камню, срочно».
«Сделаю. Сёстры пригонят».
***
Латира понаблюдал, как корёжит знахаркину дочь над искалеченным Нимрином, мысленно плюнул и занялся чужаком сам. Нет, с его другом Иули подобных бед не случалось, но старик неплохо изучил, что они такое. А изучив, не понимал, какая сила погнала этого Нимрина-Ромигу в светлый, полуденный и осенний круг? Как он исхитрился спеть там великую тёмную песнь и выползти наружу почти живым? Такие чудеса выпадают лишь тем, кто не просто слышит и направляет стихии, а дышит с ними в унисон, кого они пестуют и хранят. Но чужак? Ладно, любопытно будет послушать, что он сам скажет, когда сможет говорить.
Мули успокоилась и теперь помогала Латире строить снежное убежище вокруг пострадавшего, жечь жаркие колдовские огни. А Вильяра молча встала и ушла в круг. Старый колдун лишь проводил её взглядом, вздохнул тяжело. Некоторые вещи каждый переваривает в одиночку, ничего тут не поделаешь. Вернулась Вильяра довольно скоро: отдохнувшая, полная свежей силы, но с такими отчаянно грустными глазами — обнять и баюкать, пока не расплачется и не утешится. Но нет: хоть ученица, а взрослая, мудрая, давным-давно уже не подросток с ярмарки. Легла рядом с чужаком, обняла, прижалась тесно-тесно. Он не шевелился, не открывал глаз, не менял ритма дыхания. Нет, хуже ему не стало, Латира даже подозревал, что он в сознании, просто бережёт силы, не тратит их на общение с внешним миром. Мудрый сам пару раз так отлёживался и сильно не любил об этом вспоминать.
Вильяра грела тёмного своим дыханием, теплом своего тела и своего дара всё время, пока не приехали обещанные Вильгрином сани. Две статные рыжие охотницы остановили упряжки на почтительном расстоянии от Зачарованного Камня, с южной церемонностью поклонились Латире, который вышел им навстречу. Старик отметил на обеих развесистые гроздья золотых серёг: только сильные колдуньи не отморозят уши с таким количеством продетого в них металла. Древний опознавательный знак мудрых несёт тот же смысл, только выглядит куда скромнее. Латира велел подвести сани вплотную к убежищу. На скрип полозьев и повизгивание зверей выглянула Вильяра. Перед нею рыжие ведьмы едва не распластались по снегу! Мудрая сурово велела им не подметать сугробы рукавами, а назвать себя.
— Я — Даруна, дочь повитухи из клана Вилья и Поджи из клана Наритья, — представилась рыжая, что повыше и побойчее. — А это Нгуна, моя родная младшая сестра. Мудрый лишил её языка, она говорит только безмолвной речью.
Знахаркина дочь упёрла руки в бока, вздёрнула подбородок, вприщур озирая новоявленных родственниц. Латира тоже разглядывал трёх женщин, с трудом выискивал черты внешнего сходства. Вильяра — белоснежная северянка. В её двоюродных сёстрах кровь отца совершенно перебила кровь матери. Вообще-то, все Наритья — помесь переселенцев-северян с исконными обитателями Марахи Голкья: рыжими, под местные пески, зеленоглазыми и раскосыми. Обликом Даруна и Нгуна удались именно в этих своих предков, будто даже не Наритья, а какие-нибудь Джуни. Но для мудрого родство всех трёх колдуний было очевидно: яркий, сильный дар, наследие древнего знахарского рода. Беззаконный дом стоило сберечь если не ради самих рыжих, то ради их возможного потомства.
— Скажи мне, Даруна, кто вы в доме у Синего фиорда? — морозу в голосе Вильяры мог позавидовать северный ветер.
— Мы знахарки и доверенные помощницы главы дома, единокровного брата нашего Вильгрина. Мы прислуживаем мудрым Наритья и их гостям.
Ледяной взгляд мудрой Вилья:
— Даруна, ты или твоя сестра когда-нибудь отнимали жизни разумных?
Даруна повинно склонила голову:
— Я — да. Сестра — нет. Нгуна с детства поклялась быть хранительницей жизни.
— Даруна, ты кого-нибудь убила между первым снегом и первой зеленью?
Рыжая склонилась ещё ниже:
— Я дважды варила зелье беспробудного сна для тяжело раненных охотников, трижды — для неизлечимо больных стариков, они сами меня об этом попросили. Других зимних смертей на мне нет.
Немая сделала резкий отрицательный жест, Даруна перевела:
— Сестра поправляет меня. Мы с ней бывали руками Великого Безымянного, но мудрый не оставил нам памяти о сотворённом через нас. Мы иногда находили на своей одежде кровь, и это была не кровь дичи. Мы не знаем, убивали ли мы по его велению.
Вильяра медленно кивнула, перевела взгляд на Латиру:
— Я не уловила в речах Даруны прямой лжи, а ты, о мудрый Латира?
Латира чувствовал тени умолчания, бездну застарелого страха, подобострастие перед мудрыми, однако не грубое враньё. Подтвердил:
— Я думаю, Даруна сказала тебе правду. Часть правды, о мудрая Вильяра.
Знахаркина дочь снова обратилась к сестрам, уже чуть теплее:
— Я спросила, вы ответили, и пока довольно. Будет время, вы подробно расскажете мне о жизни и порядках в доме Вильгрина. Кстати, Нгуна, разрешаю тебе обращаться ко мне напрямую, я владею безмолвной речью.
Немая поклонилась, Вильяра едва заметно поморщилась от её зова, потом сказала вслух:
— Даруна и Нгуна, сёстры мои! К сожалению, у меня не осталось времени на родственные беседы. Властью хранительницы угодий Вилья я повелеваю вам отвезти главного спасителя вашего дома в то место, куда я укажу. Помогите Мули обустроить там всё по моему слову и по слову мудрого Латиры, а после возвращайтесь домой. Вы обе — Вилья по рождению, я беру вас под свою руку и подтверждаю ваше право селиться в моих угодьях. За любое беззаконие я спрошу с вас сама и спрошу сурово. Небрежение в том деле, которое я вам сейчас поручила, покараю смертью. Вы меня поняли?
— Да, мы будем беречь как себя… А кого? О мудрая Вильяра, кого и куда мы должны отвезти?
Вильяра сама принесла Нимрина на руках, сама уложила в сани, Мули только откинула и запахнула обратно шкуры-одеяла. Рыжие отшатнулись, зажмурили глаза, закусили пальцы. Даруна забормотала:
— Оборотень, оборотень, опять этот чёрный оборотень!
Мудрая виновато и сочувственно улыбнулась сёстрам:
— Мне тоже тяжело смотреть на его нездоровье. Он не оборотень из сказок — он чужак с другой стороны звёзд. Тем драгоценнее сотворённое им для нас всех — не по долгу, не по обязанности…
***
Ветры Нари Голкья — буйные сумасброды. Раз, и сдёрнули тучи с небес. Был ненастный сумрак — стал яркий день. Солнце засияло до рези в глазах, выжимая слёзы даже у привычных охотников. Нимрин загородил лицо ладонью, попытался зарыться поглубже в шкуры. Мули заботливо укрыла его с головой, начала привязывать к саням. Упряжные звери принюхивались, недовольно поскуливали, переступали лапами.
Латира хлопнул Вильяру по плечу, махнул рукой на небо — до полудня осталось не так уж много — и принялся давать указания рыжим. Вильяра сгребла горстями снег и сотворила путеводного побегайку. Прижала к груди, поглаживая по серебристой шерстке, будто живого. Сёстры слушали старика, заполошно кивали. Мули сидела на снегу возле саней, пела Нимрину согревающую песню. Латира уже оценил, что дара в девчонке — как бы ни больше, чем в старших колдуньях, жаль, она хромает разумом. Зато новый облик Нимрина Мули приняла спокойнее всех и заботиться о нём будет, как должно.
Вильяра провожала взглядом сани, пока те не скрылись за перегибом горы. Шумно выдохнула, умылась снегом, свирепо отряхнулась.
— Ну что за погань, старый! Я же знаю, он нам с тобою жизнь спас, не говоря о прочих. А воротит меня от него — не могу!
— А если твой Нимрин навсегда останется таким, малая?
Знахаркина дочь зябко передёрнула плечами.
— С калеками, с неисцелимыми всегда тяжело. Особенно, когда близкие… Привыкну как-нибудь.
— Вот и начинай привыкать.
— Идём на Совет, старый. Я предвижу, некоторое время нам всем будет не до бесплодных терзаний. А потом… Будем живы, разберусь! Мы как пойдём-то, учитель? Через круги или изнанкой сна?
— Сама знаешь, изнанкой сна быстрее. Или ты захотела прокатиться с Ярмарочной горы?
— В другой раз. И ну его, тот древний круг, ещё застрянем. Кстати, вот я про него не знаю, когда его ставили? Наставник меня туда не водил и ничего не рассказывал. Ты его тоже не любишь, хотя пользовался много лет.
— А никто не помнит, малая. Он ночной, это точно. Не самый тёмный из тех, что я видел, но один из самых. Любопытно потом будет сводить туда твоего Нимрина.
Вильяра молча опустилась на снег и закрыла глаза. Латира по привычке постерёг её сон и её путь, но прежняя ледяная ловушка не действовала, а новых пока никто не наворожил. Мудрый убедился в этом и последовал за ученицей.