Стремительным вихрем, искрящейся на солнце снежной пылью мудрая клана Вилья взлетела на Ярмарочную гору. Она проспала и спешила, потому обернулась двуногой лишь в паре перестрелов от Камня. Оставшееся расстояние почтительно прошагала пешком — и возле самого менгира заметила на снегу знакомые узкие следы. Нимрин был здесь, он ходил в круг и пел: чуть-чуть разминулись! А древний Камень, вместо того, чтобы привычно морозить ладони, отозвался теплом. И легко, без малейших приключений дойдя до середины круга, ошеломлённая Вильяра насчитала вокруг себя сорок ровно стоящих каменных столпов. Возможно ли исцелить Зачарованные Камни, некогда покалеченные неудачным заклятьем? Старые сказки уверяли, что можно и нужно. Наставник учил, что нельзя и незачем. Кузнецов найдёныш просто взял и сделал. Или у него само получилось? Стихии слепы и неразумны, однако стремятся к равновесию: дым — вверх, камень — вниз, зелень — к солнцу, вода — в ложбину. Наритьяра Средний призывал Солнце: не в срок и не в меру. Тут же из ниоткуда, из-за звёзд, явился чужак, сродственный Теням. Теперь Голкья прикладывает тёмного к своим ранам, будто целительную примочку. Участь мудрого, которою чужак Ромига вовсе не выбирал. Знахаркина дочь тоже не выбирала: её выбрали, но она хотя бы ответила «да» на вопрос, согласна ли она пройти ритуал посвящения…
Прежде Великой Песни, мудрая прислушивается к голосам стихий: они уже гораздо спокойнее, чем в начале. А ведь колдунье порою казалось, что все усилия бесполезны, что «качели смерти» не остановить. Четверо мудрых погибли, сорвав свои песни. Нет, Вильяра ни за что не станет следующей! Ей хватит силы, хватит и мастерства: от своего тёмного она лучше кого бы то ни было знает, как надо…
«О мудрая Вильяра!» — зов Наритьяры Младшего настиг её привычно не вовремя.
Но Вильяра только готовилась петь, потому ответила: «О мудрый Наритьяра, ты должен знать: я сейчас в круге и не могу говорить с тобой. Я позову тебя, как только закончу песнь… И учти! Если будешь отвлекать меня, как ты уже делал, я сочту это нападением.»
«Прости, сестра, я пересчитывал расклады и немного сбился. Ныне у меня нет никаких резонов мешать тебе в нашем общем деле. Жду.»
Вот же кричавкин сын! Несколько вдохов и выдохов, чтобы вернуть себе должный настрой — и вперёд!
Первое чувство по завершении песни — ликование: у неё снова всё получилось! Стихии стали ещё чуть спокойнее, круг стоит, и сама она цела! Наипервейшим ощущением себя, живой, телесной, накатывает усталость, но сил достаточно, чтобы пройтись пешком с крутой Ярмарочной горы. А день — тихий, ясный и яркий, как бывает только в начале зимы, между двух ненастий. Бухта и всё поселение — словно на ладони. Сколько же в этом году понастроили! Кроме снежных чертогов трактира — Ласма и Груна по праву гордятся умением возводить огромные иглу — Вильяра насчитала полторы двадцатки больших куполов, а на маленьких иглу и снежных пещерках просто сбилась со счёта. Вовремя она подтвердила полномочия Латиры! Но и сама она впредь станет приглядывать, что здесь творится.
А пока любопытно, чего хотел от неё Младшенький? «О мудрый Наритьяра, теперь я готова говорить с тобой!» — позвала мудрая.
«Да, сестра моя по служению, я рад, что ты завершила очередную песнь!» Экий Наритьяра сегодня ласковый, с чего бы это? А он продолжает: «Голкья уже почти вне опасности, общими усилиями мы изживаем главное зло, сотворённое Средним. Но я хотел бы поговорить с тобой о других его делах и о нашем с тобою общем наставнике.»
«Хочешь, говори!» — не слишком вежливо ответила колдунья.
«Мудрая Вильяра, я прошу тебя о личной беседе, при свидетелях. Хранитель знаний Нельмара тоже желает участвовать.»
Вильяра изумилась и тут же высказала своё удивление: «Мудрый Нельмара — временный глава Совета, почему он просто не призвал нас обоих к себе?»
«Он хочет поговорить не как глава, а как равный.»
«То есть, он собирается обсуждать дела, которые задели его лично?» — припомнила Вильяра один из обычаев мудрых.
«Именно так!»
«Надеюсь, вы оба не станете возражать, если со мною на встречу придут мудрый Латира и чужак Нимрин?»
«Наоборот, мы просим, чтобы ты пригласила их обоих.»
«Вот даже как?!»
«Мудрая Вильяра, я понимаю, что ты мне не доверяешь. Я заслужил! Но теперь я свободен от клятв. Я больше не враг тебе и твоему клану. В отличие от тех, кто присягал Среднему по доброй воле и мечтает продолжить его дело.»
«Даже так?!» — повторила Вильяра.
«Да. Давай, поговорим об этом при встрече, сестра. Хочешь, приходите в Пещеру Совета, или назначь другое место по своему усмотрению?»
«Хорошо, я переговорю с Латирой, а после назову тебе место.»
Латиру Вильяра застала на тропе сна, и он немедленно явился к ней в призрачном обличье. Выслушал пересказ разговора, задумчиво покивал, размышляя. Она не утерпела, спросила:
— Как думаешь, старый, это может бы ловушкой?
— Может, но вряд ли. Рыжий хитрец хочет жить и старательно ищет себе союзников. Разумных и сильных.
— Хорошо бы, если так…
Мудрые договорились встретиться до вечерних теней в пещере Совета.
***
Ромига проснулся от чирканья кресала: Латира разжигал потухший очаг. Мули тоже выглянула из-под шкур, потёрла кулачками заспанные глаза.
— Мудрый, мудрый, зачем ты меня усыпил?
— Чтобы ты отдохнула и вернулась в равновесие духа. Ближайшие луны ты, воительница Мули, будешь у меня в послушании. Первое твоё дело: натопи снегу в большом котле, чтобы у нас тут была вода.
— А где тётушка Вильяра? Разве она отдала меня тебе? Почему?
— Потому что я хорошо умею воспитывать и учить таких, как ты.
— Каких «таких», о мудрый?
— Диких и слегка не в себе.
— А в круг ты меня будешь с собою брать, как Великий Безымянный?
— Нет, воительница, ты будешь ходить к Камню сама. Как положено тебе по дару и силе.
— Разве мудрому не нужен ключ? Разве Мули совсем-совсем не нравится тебе, о мудрый Латира?
— Если вдруг мне понадобится ключ, я позову с собой другого мудрого.
— Мудрого — его? — вытаращила глаза девчонка. — Великий тоже, но Мули не понимает…
— Его или её, не важно. Главное, посвящённых. И запомни, воительница: мне не нужна подстилка ни в круге, ни в снегах, ни дома. Наритьяра Средний не умел иначе, так он многое делал криво и умер беззаконником. Если полюбишь кого-то, и если зимой между вами всё сладится, весной я разрешу тебе выйти за него замуж. А пока смотри, как темнеет луна, и пой сама себе песню умиротворения.
— А если я уже полюбила? Вот его! — внезапно притиснулась девчонка к Ромигиному боку. — Оборотень, оборотень, ты весной возьмёшь Мули в жёны?
Ромига резко сел на лежанке, поймал смеющийся взгляд Латиры и, не дожидаясь ответа старика, попробовал выкрутиться сам:
— Мы разной породы, Мули. Горные звери не кроют морских, зимние — летних. Если даже сойдутся, и не покалечат друг друга, то детёнышей у них не бывает.
— Это правда, Мули, — подтвердил Латира. — Детей от Иули ты не зачнёшь, не родишь.
— Но… Но… А если я всё равно его люблю? Если хочу кувыркаться с ним на шкурах, следовать за ним повсюду, вместе охотиться и воевать?
Жёлто-зелёные глазища сверкали шальным пламенем, Ромига даже не мог различить, всерьёз она, или шутит и заигралась.
Латира недовольно поморщился:
— Мули, а Нимрина-то ты спросила? Хочет ли он?
— Оборотень, оборотень, ты хочешь Мули в жёны?
— Нет, — предельно просто, коротко и равнодушно ответил Ромига.
Отказ Мули не расстроил, только сильно озадачил:
— А тогда зачем ты меня не убил вместе с Великим и спасал из дома? Зачем я тебя лечила?
— Зачем ты меня лечила, тебе лучше знать. А я тебя оставил в живых, чтобы ты жила. Не моей женой, а просто жила, понимаешь?
Мули смутилась, спрятала пламя зрачков под белыми ресницами:
— Не понимаю. Спасал, но не для себя? Просто так, ни зачем? Разве так бывает?
Теперь уже рассмеялся прагматичный нав:
— Мули, если хочешь, я честно назову тебе пяток своих «зачем», а ещё двадцать придумаю задним числом. Но поверь, среди моих «зачем» нет и не было «я хочу Мули в жёны». Не хотел. Не хочу.
— Но…
— Хватит! Мули, одевайся, бери котёл, и за снегом! — оказалось, что Латира тоже умеет командовать.
Мули прикусила язычок, быстро оделась по-уличному и примерилась к здоровенному закопчённому котлу:
— Этот? А как? Лаз же узкий, я видела!
Мудрый сдвинул люк с прямого колодца вниз, показал ворот, объяснил, как пользоваться. Ромига тоже, на всякий случай, заглянул в дырку в полу: ярдов пятнадцать отвесной шахты, ещё десятком ярдов ниже — освещённый косым солнцем снег. Колодец пробили в грот с широким устьем, врезавшийся в скалу как раз под пещеркой мудрого. Вероятно, летом котёл сразу черпал воду в озерце или ручье, но сейчас водоём замёрз. Благо, снег — тоже вода, но нужно выйти наружу, нагрести в котёл, утрамбовать, чтобы больше влезло…
Вильяра явилась с мороза бодрая и свежая. То есть, гораздо бодрее, чем утром, когда она пререкалась с арханами. Но если сравнивать с началом знакомства, осунулась она, смотреть больно.
— Нимрин, мы с Латирой вечером идём к Нельмаре, хранителю знаний, и к Младшему Наритьяре. Идём в пещеру Совета Мудрых. Ты — с нами. Мы собираемся разговаривать, но будь готов ко всяким неожиданностям. Я этому кричавкину сыну не доверяю!
— Малая, спокойнее! Он, конечно, Наритья, этим многое сказано. Но прежде его не было видно за Старшим и Средним. Поглядим на него, послушаем внимательно, тогда и решим, что он за дичь.
— Но пленника-то он увёл и распустил поганые слухи, — напомнил Ромига.
Латира кивнул, вроде бы подтверждая, но тут же добавил:
— Скажу сейчас, чтоб вы оба знали. Я не нашёл на мертвеце следов сильной ворожбы. Ты, Нимрин оглушил его, когда пленил, но это заклятье почти развеялось. Наритьяра, безо всяких сомнений, увёл вашего пленника изнанкой сна. Однако никто не воздействовал на его разум. То, что умирающий говорил в трактире, было не от чар внушения. Либо он сознательно покрывал Наритьяру, либо от удара по голове позабыл часть недавних событий. Били арханина так, чтобы сразу насмерть, только чуточку промахнулись. А кто бил, Наритьяра, или кто другой, по дырке в черепе, увы, не определишь. Непонятно, когда его развязали: незадолго до удара или сразу после. В трактир арханин приполз со свободными руками и ногами, а шнур, которым Нимрин связал ему локти, исчез. Кровь и проталину от долго лежавшего тела я нашёл в тупичке за торговыми рядами. Видимо, туда его Наритьяра вывел, там же его и стукнули. Но натоптано слишком сильно, чтобы понять, был ли там в то время кто-то ещё.
Ромига слушал старика с интересом и растущим уважением. Вероятно, сам нав, некогда ходивший в учениках дознавателя, нарыл бы больше, а может, и нет. Пожалуй, стоило утром не подпирать стену, а предложить свою помощь в расследовании. В результатах-то он, получается, лично заинтересован.
— Я уверена, арханина убил тот, кто его у нас утащил! — сердито рыкнула Вильяра. — Небось, один беззаконник расспросил другого, а после — сразу по голове.
— Так могло быть, малая, — примиряющим тоном ответил Латира. — Но следы на теле и следы на снегу не свидетельствуют ни за, ни против. Я не удивлюсь, если Наритьяра скажет, мол, изгнал беззаконника по праву скорого суда. Но я сейчас про другое. То, что умирающий дополз до трактира и успел кое-что наговорить, могло быть случайностью за пределами любого замысла.
— Старый, ты, что, оправдываешь Младшенького?
— Нет, о мудрая Вильяра! Я хочу, чтобы ты явилась на встречу с Наритьярой без предубеждения. Пусть он сам расскажет нам, что делал, зачем и почему. И вообще, и в истории с этим арханином, где мы можем проверить его слова. Мы внимательно выслушаем, говорит ли он правду. Если станет много врать, то иметь с ним дело нельзя никак. Если будет более-менее правдив и честен…
Вильяра перебила:
— Слушай, старый, а как ты собираешься поймать посвящённого на лжи? Вряд ли Наритьярин дар слабее твоего.
— Он сейчас сильнее. Но как ни скрывай чувства, а большинство лгунов выдают себя путаницей в подробностях. Уж это-то я замечу, на этом сумею его подловить. Да и ты сумеешь, твой взор и твой разум достаточно остры.
— Мудрые, а мы успеем до встречи ещё раз посмотреть на мёртвого арханина и побывать в том тупичке? Пока следы окончательно не простыли? — спросил Нимрин.
— Что именно ты надеешься найти? — с интересом переспросил Латира.
— Что-то, чего не заметил ты, о мудрый. Дома мне доводилось расследовать беззаконные деяния, искать спрятанное или утерянное. Возможно, мой опыт пригодится и здесь.
Ромига с любопытством ждал реакции: возмутится ли старик, что кто-то поставил под сомнение его компетентность? Не возмутился. Глянул сквозь хитрый прищур.
— А пойдём, испытаем тебя, чужак. До вечерних теней ещё есть время. Сейчас только я предупрежу Мули. Что-то долго она с этим котлом возится…
Дальше, видимо, последовала безмолвная речь. И по тому, как, дрогнув, опустились углы рта Латиры, как резко потяжелел его взгляд, Ромига понял: произошло нечто скверное. Вильяра тоже изменилась в лице и метнулась к лазу на улицу. Ромига знал: выход там — узкий и неудобный. Заглянул в колодец, куда Мули спустила котёл — тот так и стоял на снегу пустым. Ромига прыгнул вниз без лишних раздумий. Он пролетел узкую дыру в скале сообразно притяжению Голкья, а дальше плавно затормозил, левитируя. И, не коснувшись ногами земли, быстрым порталом — к фигурке, скорчившейся на снегу напротив устья грота. Издали увидел: помогать поздно. Слишком много алой крови вокруг, слишком быстро гаснет аура. Откуда прилетела стрела? Мгновение, чтобы оценить по следам, как шла Мули, и где должен стоять стрелок. Второй портал — вверх, на кромку обрыва. Бегом по следу, потом по лыжне, которую даже не потрудились замести.
Ромига нагнал убийцу через полсотни ярдов. Ещё не видя лица, многое про него понял: по сиплому тяжёлому дыханию, по кислому смраду старости и болезни, по тому, как умело, ровно, но медленно ковылял он прочь на своих лыжах. Лук за спиной — явное орудие убийства, и стрелы в колчане такие же, как стрела в теле девушки. На последних шагах нав умерил прыть, оглушил добычу магией, аккуратно, дабы ненароком не поломать. Дряхлый же, в чём душа держится! И как только ухитрился натянуть тугой лук? Но раз натянул, и попал, и убил с одного выстрела, недооценивать его не стоит. Ромига связал меткого стрелка тетивой от его же лука, подхватил на руки и порталом вернулся к телу Мули.
Оба мудрых были уже там. Вильяра отчаянно и безуспешно пыталась вернуть девушку к жизни. Латира сторожил от новых покушений и чуть не засадил заклятьем в выскочившего из портала Ромигу, но опознал его вовремя, и у нава был наготове щит.
— Я поймал стрелка, вот он, — отчитался Ромига, укладывая добычу на снег.
— Нимрин, ты был здесь раньше нас, ты ещё мог помочь ей, — с горьким упрёком сказала наву Вильяра.
— Прости, мудрая! Меня учили помогать раненым, а не воскрешать мёртвых.
— Даже сейчас она не вполне мертва! — упрямо возразила колдунья. — Говорю, как потомственная знахарка!
— Вильяра, мудрая, посмотри, сколько крови на снегу! Ты не соберёшь её обратно! Посмотри, как прошла стрела…
— Оба лёгких и сердце, — поддержал Ромигу Латира. — Малая, ты не исцелила бы её, даже если бы оказалась здесь сразу. Никто не бы исцелил. Эта рана смертельна.
— Я знаю! — Вильяра страдальчески зажмурилась, прикрыла глаза рукой, размазывая по лицу кровь несчастной девчонки пополам со своими слезами. Несколько мгновений, и колдунья переплавила горе в ярость, выскалила клыки на добычу Ромиги. — Я теперь готова заняться живым! Прежде, чем мы изгоним его, я хочу знать, кто он такой? Почему он стрелял в мою племянницу? Я порву его вот этими самыми руками, — она свирепо скрючила окровавленные пальцы.
— Погоди, мудрая, сперва я приведу его в чувство, и мы спросим его по-хорошему.
Очнувшись, меткий стрелок даже не пытался запираться. Он обвёл собеседников пронзительно-жёлтым взглядом и заговорил: легко, охотно, с гордостью за содеянное. Да, он, старый Пурна из клана Ашми, изгнал из мира убийцу своего единственного сына, беззаконную живоедку, непонятно зачем взятую мудрыми под покровительство. Теперь Пурна не боится ни разъярённой колдуньи, ни её тени — чёрного чужака. Он вообще уже никого и ничего не боится. Он достал живоедку раньше, чем его самого взяла болезнь, которую отказались лечить все знахари. Он увенчал успехом последнее дело жизни, ему всё равно, что будет с ним дальше.
— Значит, Пурна, ты мстил за сына? — скрипя зубами от сдерживаемой ярости, переспросила Вильяра.
— За сына! И не говори, мудрая, будто для праведной мести я должен дождаться зелёных ростков. Весны я не увижу, а снег принял беззаконную кровь не хуже, чем трава. Пусть и мою кровь примет, если ты так решишь. Я уйду за сыном, за моим Фарли, с радостью.
Судя по лёгкости поминания убитого, Пурна сам уже числил себя покойником.
— Погоди-ка, не спеши! — рыкнула Вильяра. — Рассказывай, откуда ты узнал про живоедку? Как нашёл? Кто помогал? Всё рассказывай!
— А если я не стану? — набычился стрелок.
— Станешь, — почти ласково проговорил Ромига. — Даже не сомневайся! Только это будет очень неприятно. С миром, в здравом уме и ясной памяти, ты тогда уже не умрёшь.
— Ладно, я расскажу. Скрывать-то мне нечего, весь дом у фиорда и вся ярмарка знает про эту поганку! Последняя весточка от сына пришла мне с ярмарки, вон, через него, — Пурна метнул взгляд на Латиру, — И через нашего мудрого. А когда мой сын не вернулся в срок, я упросил мудрого Ашмиру переправить меня сюда. Я искал следы и нашёл, живоеды не слишком старательно их замели. Только в одиночку я был бессилен против стаи Вильгрина, чтоб его щуры через задницу тухлой рыбой напичкали! Жить в снегах и подстерегать — у меня уже нет здоровья. Пока ты, мудрая, не привела поганку сюда, я не мог к ней подступиться.
— Но как ты узнал, что она здесь? Она же первый раз вышла из пещеры наружу? — резко спросил Латира.
— Мне сказал какой-то арханин. Я не знаю, как его зовут, мы сегодня вместе ели в трактире. Он знал, что я её ищу, подсказал, где устроить засаду, и пожелал удачной охоты на поганое купцово отродье… Нет, я не спрашивал, откуда он всё знает и зачем помогает мне. Я просто пошёл к твоему жилищу, мудрый, и спрятался в скалах.
— Ты узнал бы этого арханина в лицо? — продолжал задавать вопросы Латира.
— Да, он приметный.
— Опиши нам его, Пурна!
— А если я не стану? Он же помог мне! Это вам он напустил прошмыг в кладовую, но даже мудрым не по закону — укрывать живоедку.
Ромига собрался повторить угрозу, однако тут уже Латира улыбнулся стрелку с особой ласковостью, не предвещающей ничего хорошего.
— Мне не сложно спеть над тобой Песнь Познания, Пурна. И ей, — кивок на Вильяру, — не сложно. Жалко времени, сил и тебя, дурака.
Пурна поморщился, опустил взгляд, которым прежде бесстрашно буравил собеседников. Чуть подумал и сказал:
— Ладно. Он приметный, ни с кем не спутаешь. Шрам наискось через лоб, переносье и левую щёку. Такой, будто его зверогонным бичом огрели. Серый волос и ярко-синие глаза — островная кровь. Но разбавленная. Островитяне малорослые, как ты, мудрый, а он выше меня на ладонь. Худой, жилистый четырёхлетка. Одежда покупная, мастер Рела такой торгует, совсем без украшений, чистая и новая. Довольно тебе этого, о мудрый?
— Если он не нацепил чужой облик, то довольно. А помнишь ли ты голос и говор этого арханина?
— Голос? Басовитый, гулкий. А по говору я подумал, что он в странствиях с самого с детства. Купеческий говор: без местных призвуков и словечек, всем понятный, всем приятный, гладкий и складный.
— Пурна, а с чего ты решил, что он — арханин? Если не по облику, не по одежде, не по говору?
— Лук и стрелы у него арханские. Мы с ним ещё поспорили, чей лук мощнее: его или мой. Но я ему сказал и вам повторю: хоть у архан луки — лучшие на Голкья, а мне довольно моего, собственными руками сделанного! Верно служил он мне на всех охотах, и сегодня не подвёл! — Пурна смотрел теперь на убитую.
Вильяра, пока пыталась лечить, перевернула Мули на спину и срезала с неё куртку. Ромига прекрасно знал, что охотницы не стесняются открытой груди, но окровавленное полуголое тело на снегу казалось непристойно, жалобно беззащитным. На обращённом к небу лице застыла даже не боль — горестное изумление.
— Красивая девка была, жаль, живоедкой стала, — тяжело вздохнул мститель и тут же добавил упрямо. — Жаль! Но раз свихнулась с пути, незачем такой жить, беззаконничать и беззаконников плодить.
Вильяра издала глухой полу-рык, полу-стон.
Латира укоризненно качнул головой:
— Пурна, мудрая Вильяра сохранила жизнь этой девушке и призвала её к служению воительницы. А я, мудрый Латира из старейших, взял её на поруки. Мы поступили так не из родственных чувств или какой-то прихоти, а чтобы девушка могла говорить перед Советом Мудрых. Это было важно! Ты отнял у мудрых слово убитой, теперь ты должен Голкья много больше своей жизни. Судя по тому, как ты выследил убийцу сына, ты умеешь ходить по следу. А хорошо ли ты владеешь безмолвной речью?
— Владею, — мрачно подтвердил Пурна.
— Тогда я, по праву хранителя ярмарочного поселения, повелеваю тебе: иди и разыскивай того охотника со шрамом! Увидишь его или услышишь — сразу шли мне зов. Не заговаривай с ним, не привлекай к себе внимания. Скорее всего, это беззаконник из дома у фиорда. Твоими руками он убил дочь своего врага. И тебя убьёт, не задумываясь. Будь осторожен!
— Старый, пусть этот поганец поклянётся тебе, что никуда не уйдёт из моих угодий, пока не разыщет арханина со шрамом, или пока мы не призовём его самого на Совет Мудрых, — сквозь зубы процедила Вильяра. — Я страшно хочу воспользоваться правом скорого суда. Не убить на месте — довольно крови! Но сломать его лук, — на этих словах Пурна ощутимо вздрогнул, — отобрать нож, огниво и лыжи, выкрасить ему голову и одежду несмываемым алым, а после увести изнанкой сна далеко в снега.
Колдунья помолчала, сверля стрелка взглядом — тот ёжился, но глаз не отводил. Вильяра продолжила:
— Я могу, имею право, но я не стану делать так. Пусть Совет судит Пурну из клана Ашми, чтобы ни одна кричавка потом не вопила, будто я мщу за племянницу. А пока служи нам вместо убитой, Пурна! По праву хранительницы клана Вилья, я повелеваю тебе: делай всё, что прикажет мудрый Латира. Если вдруг найдёшь того охотника, но не дозовёшься Латиры, шли зов мне или Нимрину. Нимрин, развяжи его! Старый, прими у него клятву поскорее, и пусть идёт. Тени уже длинные, а мне ещё нужно умыться и позаботиться о мёртвой в последний раз.
Сняв «пастуший якорь», Ромига одним движением распустил узел, которым были стянуты локти охотника. Пурна тут же принялся разминать занемевшие руки, бочком, бочком отодвигаясь от чужака — сапоги-то ещё спутаны друг с другом, после развяжет сам. Латира тут же взял стрелка в оборот: выслушал его клятву, уточнил и заставил повторить, а после они спели вместе короткую незнакомую песнь. Так выглядело и звучало здесь заклятие обещания: нав старательно запомнил. Потом призвал с обрыва брошенные там лыжи — незачем старику лазать по скалам за своим барахлом, тратить время и силы, которых и так мало. Опухоль жрёт его изнутри, всё нутро проросло метастазами. Эрли бы такое вылечили, а больше, пожалуй, никто. Но луну-другую больной может протянуть: если, конечно, беззаконник со шрамом, или кто другой, не упокоит его раньше. Шесть трупов во внутреннем дворике трактира — наглядное свидетельство, что ярмарка — не самое безопасное место на Голкья.
Провожая взглядом ковыляющего прочь стрелка, Ромига спросил Латиру:
— Мудрый, мы с тобой успеем сходить, куда собирались?
— Твоим быстрым путём или изнанкой сна. Ненадолго.
— Тогда пошли.
— Возвращайтесь не позже, чем тень Звериного мыса закроет трактир. В пещеру Совета нам лучше явиться вместе, — окликнула вслед Вильяра.
— Договорились, малая.
«Ты справишься тут одна?»
«Да, идите!»
***
Вильяра стояла на северном склоне Звериной горы и выла в небо, прощалась с Мули. Слёзы снова ползли по щекам, схватываясь солёным, колючим льдом. Не то, чтобы колдунья успела хорошо узнать племянницу и привязаться к ней: слишком мало времени они провели вместе, слишком много забот. Но как же знахаркина дочь ненавидела чувствовать лекарское бессилие и хоронить родню, особенно, младшую! Нет, она знала, что такова участь мудрой: зимы и лета пролетят, не тронув её, все родственники станут младшими, даже уходящие в свой черёд глубокие старики. Только одарённая Мули могла бы прожить ещё довольно долго! Если только… Нет, думать о том, что мститель Пурна оказал всем большую услугу — значит, возводить напраслину на мёртвую. Единственное беззаконие Мули осталось в прошлом. Теперь уже навсегда!
Снег, взметённый колдовским вихрем, укрыл длинный свёрток из шкур и сплавился в ледяную глыбу. Ни один зверь не разроет раньше весны! Сказки, или нет, но пусть уходящий дух перестанет тосковать по телу прежде, чем оно станет пищей для другой жизни. Большего не способна сделать ни мудрая для воительницы, ни тётка для племянницы. Всё!
Обратно к логову Латиры. Набить снегом злополучный котёл, вихрем влететь через колодец и уже двуногой втащить на верёвке груз. Взбодрить огонь в очаге.
За привычной работой слёзы высохли, а мысли Вильяры, наоборот, потекли своим чередом. Немного успокоившись, мудрая послала зов двоюродной сестрице Нгуне, в дом у Синего фиорда. Новая глава дома обрадовалась, принялась делиться новостями, многословно и без малейшего напряжения, языком-то не все так шустро болтают. Слушая, как сёстры наводят порядок в бывшей беззаконной стае, Вильяра решила придержать пока печальную весть о Мули. Вежливо и внимательно выслушала Нгуну, потом начала расспрашивать сама. Мудрую интересовали облик, имена и происхождение всех, кто разбежался из дома у фиорда после смертельного поединка двух вожаков. Слишком поторопилась она тогда, не выспросила у Вильгрина, покуда был жив — а теперь пусть хотя бы сестрица про них расскажет. Нгуна не удивилась просьбе мудрой, назвала всех беглецов и описала приметы. Среди тридцати восьми, скрывшихся в снегах (троих, ускользнувших пока от гнева Вильяры) — ни одного высокого, серого и синеглазого, со шрамом или без! Тогда Вильяра сама повторила слова Пурны и спросила, не знает ли Нгуна такого охотника? В долгом молчании собеседницы Вильяре померещился страх. Думала уже, вопрос останется без ответа, но Нгуна всё-таки сказала: «Его зовут Стурши, он иногда заходил к мудрым и брату, но живёт где-то на ярмарке. Очень сильный колдун, почти как посвящённый! Великий Безымянный любил брать его в круг, пока не приблизил к себе Мули, да и после иногда… Кстати, как там Мули у вас поживает? Не слишком чудит?»
Лгать или отмалчиваться на прямой вопрос Вильяра не стала. Вместе они поплакали над горемычной судьбой племянницы…