Рыньи не удержался и высказал Нимрину, как жалко выставлять заслоном шерстолапьих матух с детёнышами. Объяснил беспамятному, что остальные шерстолапы сейчас на пастбище. Предложил нагнать к воротам рогачей. Они размером помельче и гораздо тупее: не для работы — для мяса, шкур, шерсти. Но если хорошенько пугнуть, стадо снесёт всё. Растопчет в лепёшку, измочалит копытами.
Нимрин не возразил, но развил мысль:
— А если беззаконники расступятся, пропустят стадо, потом вломятся? Я бы так поступил на их месте. Ты сможешь поставить ближе к воротам рогачей, а за ними — шерстолапов?
— Я попробую.
Рыньи мимолётно удивился, что воспринимает Нимрина, младшего из младших слуг, чужака, как уважаемого старшего. Но тот держится с такой заразительной, спокойной уверенностью! Будто оборонять дом, сражаясь вдвоём против множества врагов, для него совершенно в порядке вещей. При том он внимательно слушает доводы Рыньи и сам всё объясняет, будто учит.
***
Они с Рыньи успели провернуть половину плана, когда крепкие ворота вдруг стремительно заросли инеем и развеялись в снежную пыль. Кому-то надоело дожидаться на морозе, или Арайя отчаялся вылезти из кладовки и скомандовал атаку? Нимрин напомнил себе, что нужно учитывать, не забывать про безмолвную речь охотников. Прежде он не сталкивался с таким колдовством. Мысли не читаются магией, и всё тут! Но были масаны с их магией крови и зовом, были у него самого артефакты для дальней связи, были другие штуки, вообще не магические…
Двое здоровенных охотников с длинными луками осторожно заглянули в открывшийся проём. Упёрлись в ряд размеренно жующих рогатых морд, которым совершенно всё равно: были ворота, нету… Тихо залёгших на верхней галерее Нимрина и Рыньи пришельцы пока не заметили.
Незваные гости протолкнулись вглубь, скотина спокойно расступалась, пропуская двуногих и продолжая невозмутимо пережёвывать жвачку. Осмотрелись, снова ничего не заметили, дали отмашку наружу. Оттуда шустро набежало полтора десятка громил, вроде покойных дружков Арайи. Обоего пола, но женщины не уступали мужчинам ни габаритами, ни оружием. Незваные гости тихо переговаривались, распределяя боевые задачи, а Нимрин высматривал вожака, чтобы нечаянно не упустить живым.
***
Пришельцы ещё не протолкались сквозь стадо ко входам во внутренние коридоры, когда Нимрин вдруг приподнялся, набрал в грудь воздуха и зарычал так, что Рыньи сам едва не сиганул с галереи вниз. Был пойман за шиворот железной рукой, тут же догадался, что у поганого оборотня всё предусмотрено! Обречённо обмяк, зажал уши руками, а звук всё нарастал: громовой рык — эхо — топот копыт по каменному полу.
Паника охватила стадо, как пожар — сухую траву. Рогачи снесли и вынесли пришельцев вон, будто вешняя вода — мусор. Из глаз Нимрина сверкнули две молнии, вдребезги размозжив голову одному из беззаконников, видимо, для пущего страху.
Рыньи спросил с благоговейным ужасом:
— Ты оборотень или колдун?
— Колдун. Бывший. Но кое-что пока могу, — Нимрин ответил сипло, и тут же закашлялся, уткнулся лбом в пол. Кое-как отдышался. — Погань, упражняться надо чаще… Так, а теперь быстро, ползком, к коридору и вниз, пока нас тут стрелами не забросали. Кстати, ты умеешь стрелять из такого лука, как у них?
— Нет. Я его не натяну.
— А копьё поднимешь?
— Да.
— Ладно. Пошли, надо проверить и добить вон тех, — три потоптанные тела остались лежать на полу пещеры, одно из них постанывало и вяло шевелилось.
Рыньи передёрнуло, никогда прежде он не отнимал жизнь у двуногого. Беззаконники, дикая стая, а всё же… Нимрин заметил его заминку, ободряюще хлопнул по спине.
— Не убивал раньше? Не бойся, я сам. Подбери копьё. Так, теперь осторожно, вдоль стены. Встань сбоку от проёма, чтоб случайно не подстрелили. Смотри наружу в оба!
Рыньи взял большое охотничье копьё, которое ему по возрасту и статусу не полагалось, прокрался к притолоке и стал глазеть наружу. Что-что, а стоять в засаде он умел. И отлично понимал по звукам за спиной, что сначала там было трое живых, потом двое, потом один. Наконец, Нимрин с трофейным луком в руке и колчаном на боку скользнул вдоль стены и подпёр вторую притолоку. Стоял молча, неподвижно и, кажется, почти не дышал.
Довольно долго ничего не происходило. К выбитым воротам уцелевшие беззаконники не вернулись. Судя по шуму за выступом скалы, там отчаянно дрались, но кто с кем, от ворот было не видно. А потом из внутренних коридоров в зал выкатились вооружённые, чем попало, старики и подростки. Командовал Зуни, переживший не одну и не две летние усобицы. Сил у старика осталось не много, зато голова ясная, и вряд ли кто-то лучше него знает, как захватывают и как защищают дома. Рыньи облегчённо вздохнул, обменялся взглядами с Нимрином. Тот улыбнулся и сказал тихо-тихо:
— Вот и смена пришла.
Зуни услышал. С большим интересом принялся рассматривать Нимрина. Спросил:
— Это ты бросил трупы в жилой комнате?
Нимрин подтвердил, что троих убил, одного оглушил и связал.
— Ловко. А в кладовой ты запер Арайю?
— Да, и почти всё их оружие. Нужно будет потом снять чары с двери…
— Уже не надо. Дверь выглядит, как эти ворота. «Ледяной таран». Чисто, красиво, рука мастера!
Рыньи охнул:
— Арайя сбежал?
Зуни охотно пояснил подростку:
— Да, похоже, колдун его выпустил. Арайя ушёл сам и попытался вытащить одного с разбитой головой, но тот издох по дороге.
Нимрин спросил важное:
— Колдунья и кузнец с женой вернулись?
— Возвращаются. Близко. Думаю, первое нападение мы сегодня отбили, — глаза старика сверкнули боевым азартом.
Нимрина заметно шатнуло, он сморгнул, отёр лоб тыльной стороной ладони.
— Разреши нам с Рыньи немного привести себя в порядок?
Зуни рассмеялся:
— На то, чтобы перебить десяток врагов дома Лембы, ты разрешения не спрашивал?
— Вроде, было меньше? Но я их не считал. А вообще, я стараюсь быть учтивым слугой.
***
Нимрин шёл к умывальне под торжествующий смех охотников, которые выжили и отстоял свой дом. Он кое-как волочил ноги и старался не мотыляться от стены к стене. Следом шлёпал Рыньи и, конечно, не смог промолчать.
— Нимрин, ты ранен?
— Царапины. Жрать хочу, сейчас упаду. И погреться бы у огня хоть немножко.
Рыньи заглянул ему в лицо.
— Слушай, сейчас отмоемся и пойдём наверх, в хозяйские покои. Я тебя покормлю и дам другую одежду. Эту всё равно уже не отчистишь. А лучше было выкинуть. До того, как тётка тебе её дала.
— Как скажешь. Слушаю и повинуюсь.
Нимрина всё сильнее лихорадило. Царапины-то царапины, но в них засела ядовитая дрянь, осколки разбитого обсидианового клинка. Брызнуло во все стороны, знатно прилетело по голове, спине, плечам. В умывальне Нимрин, ёжась от озноба, смыл с себя чужую и свою кровь. Где сумел достать, выковырял, вырезал с мясом обсидиановую отраву. Где не достал, попросил Рыньи. Объяснил:
— Если оставлю, ранки будут гнить годами. А если вырезать, то всё очень быстро затянет. Потом даже шрамов не останется. Видишь, здесь уже затягивает.
Рыньи нерешительно взял нож, прикусил губу…
— Эй, Рыньи, ты какой-то слишком трепетный для охотника. Или боишься чёрной крови? Ну вот, бывает такая. Редкость, а встречается. Если не употреблять её внутрь, совершенно безвредна. Только отмывается плохо.
Рыньи фыркнул:
— Просто я пытаюсь представить, что ты — шерстолап или рогач. Они вечно ранятся, а потом я чищу им болячки и уговариваю, чтобы не дёргались. А тут ты меня уговариваешь, неправильно.
— Ладно, давай наоборот. Ой больно! Ой, боюсь-боюсь-боюсь! Ой, уговаривай меня. Только, пожалуйста, не упрашивай обрасти шерстью…
Под этот бредовый трёп Рыньи, наконец, повеселел и занялся занозами. Рука у него оказалась лёгкая. Сделал всё быстро, аккуратно, Нимрину почти сразу полегчало.
***
Когда Тунья, сильно припадая на перебинтованную ногу, зашла в свои покои, она обнаружила на кучке шкур крепко спящих племянника и Нимрина. Две жаровни накалили воздух, как на вулкане, всюду миски из-под еды, а на чужаке — запасная куртка и штаны Рыньи. Само собой, этому пугалу всё неприлично широко и коротко, зато в старые прорези новым узором наскоро продёрнут чёрный шнурок. Тунья пригляделась, читая: пережитая вместе опасность, уважение, благодарность… Она тяжело вздохнула и без сил рухнула на свою лежанку. Чуть-чуть покоя, потом она пойдёт считать потери дома. А одежду под размер эти балбесы пусть перешивают сами!
***
Вильяра бежала, брела, карабкалась вверх по косогору. Задыхалась, оскальзывалась на снегу, смаргивала талую воду, пот и слёзы. Внизу охотники Лембы гнали от дома беззаконную стаю. Колдунья сейчас была бесполезна для своих и безвредна для чужих. Пока не восполнит силы, она даже зов никому не могла послать! Ни тем, кого хотела предупредить об опасности. Ни тем, у кого надеялась спросить совета и помощи. Двое охотников провожали мудрую к Зачарованым Камням. Она даже не посмотрела, кого послал с нею Лемба, она летела, будто стрела к цели… Передёрнуло от воспоминания о стрелах, отражённых возле Толстого мыса. Кажется, она начала строить щит раньше, чем стрелки спустили тетивы. Почуяла опасность… Но поздновато почуяла… Не время думать об этом, время спешить! И глядеть по сторонам, чтобы не нарваться на засаду и здесь тоже… Ещё немного, почти дошли…
Зачарованые Камни — сами по себе защита. Источник колдовской силы для всех одарённых дома Лембы, для мудрой клана Вилья, для любого из мудрых, кому Вильяра позволит, или кто сможет взять сам.
Серый валун, торчащий из снега на полтора охотничьих роста, от прикосновения мудрой превратился в ворота из двух менгиров, а когда она шагнула внутрь, стал кромлехом. Колдунья шла к центру круга, и всё меньше проваливалась в снег, а ограждённое камнями пространство становилось всё обширнее. Стоп! Она крутанулась на месте, узнавая силуэты всех тридцати Зачарованых Камней, напевая поимённое приветствие каждому. Раскинула руки и упала навзничь. Небо над кругом камней было очень близким, мерцали звёзды, тихо разгорался рассвет, и так же тихо, исподволь потекла к колдунье сила.
Вильяра давно, очень давно, никогда с посвящения не была такой пустой. И дня-то не прошло, как она маялась и чудила от избытка. Одна затея с Нимрином… От воспоминания о той шалости улыбка скользнула по обветренным в кровавые трещины губам. А ещё кто-то жаловался на зимнюю скуку… Вильяра вздохнула глубоко, до ломоты в рёбрах. Запрокинула голову, расправила плечи и спину, вытянула руки и ноги — снег послушно проминался под её телом. Задержала воздух, пока искры не заплясали под зажмуренными веками, и медленно выдохнула, расслабляясь. Любые мысли, воспоминания, любое телесное напряжение были сейчас лишними. Зачарованые Камни непременно вернут мудрой Вилья колдовскую силу, но чтобы это произошло быстро, очень быстро, как можно быстрее, она должна предельно раскрыться.
Едва дыша, Вильяра вбирала в себя вечный холод льдов и негасимый жар вулканов, текучую упругость воды и ветра, надёжную твёрдость камней и затаённую под снегами буйную силу зелени — всё, чем богат мир охотников. Жутко, сладко и больно принимать в себя мир полной мерой, почти утрачивая разум и память, почти переставая быть…
Когда колдунья немного насытилась, поток силы ослаб, и вернулась способность мыслить. Не двигаясь, Вильяра чуть перевела дыхание и тут же послала зов Лембе. Узнала, что беззаконников частью перебили, частью прогнали от дома, но преследовать их по горячим следам кузнец не решился. Тогда она позвала ближайшую соседку Лембы, Зейри. Не дала ей ворчать на раннюю побудку, а сразу сообщила: «В угодьях клана Вилья — беззаконники. Большая стая, и с ними очень сильный колдун. Убивают путников на тракте, нападают на дома. Берегите себя! Я сейчас в доме Лембы, мы отразили нападение. Позже расскажем подробности. Если нападут на вас, зовите, я постараюсь прийти». Зейри подтвердила, что услышала и поняла, а главное, что в её угодьях пока тишина и покой.
Вильяра тут же повторила то же самое главе следующего дома, и следующего, и следующего… Солнце ещё не вышло из-за окоёма, когда мудрая оповестила весь клан о беззаконной дикой стае и убедилась, что удар по дому Лембы — пока единственный.
Теперь она достаточно собралась с мыслями и силами, чтобы поговорить с наставником. Смежила веки, соскользнула в тонкий сон, желая увидеть себя у него в гостях… Провалилась в лабиринт, где невозможно сделать ни шагу, только скользить по ледяной кишке куда-то вниз, всё быстрее и быстрее, под издевательский хохот, эхом гуляющий между стен. Она попыталась вцепиться в неровности льда, но только изранила руки. Увидела, куда её несёт: на оскал сосулек, длиной с охотника, в руку толщиной. Поняла, что с разлёту нанижется на них насмерть. Завизжала, до звона под черепом, пошире распахнула глаза и вырвалась из сна. Села, тяжело дыша, ошеломлённо разглядывая сорванные ногти. Сунула пальцы в снег, и он сразу окрасился розовым. Вильяра чуть не заплакала: от боли, от обиды, от пережитого ужаса. Со смертью она разминулась на волосок, никаких сомнений. Второй или третий раз за сутки!
Колдунья кое-как отдышалась и послала наставнику обычный зов. Мудрый Наритьяра ответил. Сам не пришёл, но долго, внимательно слушал сбивчивый рассказ ученицы. Когда Вильяра изложила в подробностях кошмар с ледяным лабиринтом, его удивлённое возмущение сквозило даже в мысленной речи. Поймать мудрую в такую ловушку?! Самоучка-колдун небывалой силы, или отступник среди мудрых? В итоге Наритьяра сказал ученице примерно то же, что она говорила главам домов: «Береги себя. Я буду выяснять подробности среди мудрых. Если станет совсем туго, позови, я постараюсь прийти.»
Солнце поднялось уже высоко, когда Вильяра вышла из круга Зачарованных Камней. Погладила по шершавому боку серый валун, снова один-единственный на голой, плоской макушке обжитой горы. Пропела особое заклятие-замок. Теперь беззаконный колдун вряд ли доберётся до этого источника силы. А если сможет взломать замок, Вильяра об этом сразу узнает.
Конечно, это не единственное сильное место. Свои Зачарованные Камни ставят у каждого дома. А кто упомнит все руины, все запечатанные или просто заброшенные круги возле них?