Некоторые мечты сбываются: после ужина Нимрин уснул в тёплых шкурах, обняв Вильяру и уткнувшись носом в её пушистый затылок. По другую сторону колдуньи похрапывал умаявшийся кузнец.
Все трое спали спокойно, сладко и крепко, до полуночи было ещё далеко. Сердца стучали ровно, ничьё дыхание не сбилось, никто не шевельнулся — лишь на мгновение странным холодком повеяло от горячего тела рядом. Нав распахнул зрячие в темноте глаза и увидел, как ухо Вильяры становится прозрачно-призрачным. Не долго думая, он хватанул зубами за это ухо.
Вкус чужой крови во рту — и сразу локтём в рёбра, больно. Вильяра подскочила, сбросила шкуру-одеяло. Светлячковый ночник облил её зеленоватым, неживым светом, зато видно: она больше не просвечивает! Нимрин лежал, смотрел и тихо радовался. Всё обошлось, и даже, вероятно, рёбра уцелели. Кузнец проворчал сквозь сон:
— Эй, вы чего?
— Да этот… — Вильяра поискала достаточно сильное выражение, не нашла, фыркнула, — Кусается! — потрогала ухо, увидела кровь на пальцах. — Нимрин, ты спятил?
— Нет, мудрая, я очень вовремя проснулся. Насколько я помню, в твои планы не входило исчезнуть отсюда и появиться в каком-нибудь другом месте? Ты начала пропадать, растворяться в воздухе. Я схватил тебя, чем смог, и за что успел.
Вильяра пару раз зажмурила и распахнула глаза, тряхнула головой. Брызги крови с прокушенного уха веером разлетелись по комнате, но колдунья даже не заметила. На заспанное, помятое лицо легла тень мрачного раздумья.
— Так! Лавину в глотку той погани, и паводок в кишки! Значит, простая колыбельная не помогает… Нимрин, а сам-то ты, что, не спал?
— Я сплю очень чутко. Почуял что-то не то, проснулся.
Колдунья покачала головой, вскочила, нервно прошлась по комнате туда-сюда. Вполголоса провыла какую-то песнь со сложным, рваным ритмом. Присела возле Нимрина, который, морщась, ощупывал бок. Положила горячую ладонь поверх его руки.
— Нимрин, похоже, ты спас мне жизнь. А я наградила тебя совсем не тем, чем надо бы. Дай, посмотрю.
Он убрал руку, позволяя колдунье вдоволь налюбоваться на быстро темнеющий синяк. Одно ребро треснуло, но ничего такого, что у нава не пройдёт за пару часов покоя. Вильяра осторожно поводила пальцами над повреждённым местом:
— Как же на тебе всё быстро заживает! Я могу песней утолить боль и ускорить исцеление, но твоё тело очень странное. Дай, сейчас я просто посмотрю? Чтобы потом, если будет настоящая нужда, я помогла тебе, а не навредила.
Нимрин поймал руку Вильяры, поднёс к губам, поцеловал в ладошку:
— Смотри. Наблюдай. Мне сейчас достаточно полежать спокойно, и всё пройдёт. А если хочешь поблагодарить за спасение жизни и извиниться за удар, то я напомню: ты мне кое-что обещала.
Колдунья, не отнимая руки, лукаво улыбнулась:
— Да, воин из чужого мира, я обещала тебе беседу наедине. Лемба спит, он не считается. А я предлагаю тебе договор. Ты помогаешь нам против беззаконников с их колдуном, а я после победы помогаю тебе против твоего врага и помогаю отыскать дорогу домой.
— А тебе не кажется, что враг у нас один и тот же? — уточнил Нимрин.
— Я размышляла, не явился ли твой враг в этот дом следом за тобой? Но нет. Арайя втёрся в доверие к Лембе, и купцы пропали задолго до твоего появления. След силы, который я видела на тебе, совсем не похож на наш или на твой собственный. Кто угодно, из любого мира, может охотиться на изнанке сна. Тебе виднее, кто это.
— Если бы! Ты хотя бы разглядела этот поганый след!
— Да, я его запомнила и узнаю, если встречу снова. Моего врага опознать сложнее, или мне очень не хочется его опознавать… Полежи сейчас тихонько, а потом я кое-что тебе подарю …
Нимрин прикрыл глаза. Расслабился, чувствуя, как скользят, едва касаясь кожи, лёгкие, тёплые пальцы, как медленно растворяется боль в горячей пульсации крови. Знакомые ощущения, сладостные и тревожащие, за ними — натуго скрученный клубок событий и страстей, из которого не зацепить пока ни единой ниточки… Вильяра грустно, раздумчиво спросила:
— Нимрин, вот если бы тебе показалось, что тебя пытается убить твой благодетель или твой наставник? Ты бы поверил?
Дыхание перехватило, он вспомнил. Такое вспомнил, чего предпочёл бы не… Одни ощущения, без лиц и имён. Заставил себя разжать судорожно стиснутые кулаки, челюсти и веки, с трудом вернулся в действительность:
— Однажды я поверил, что мой наставник меня убивает. Но это было… Это не пример ни для кого, — осёкся, подумал и добавил. — Нет, кое в чём, всё-таки пример. Он взял меня, доверчивого, голыми руками. Решил бы убить, я бы с тобой не разговаривал. Принимай угрозы всерьёз, мудрая! Даже если они похожи на шутку.
Широко раскрытые глаза Вильяры, тёмные от расширенных зрачков, влажно блестели. Она ни о чём не стала расспрашивать, углубилась в какие-то свои воспоминания и мысли. Подтянула колени к груди, обхватила руками. Нимрин едва узнавал самоуверенную колдунью, с которой познакомился полтора суток назад. Его подбитый бок быстро заживал, можно не беречь. Можно обнять эту растерянную, напуганную женщину, привлечь к себе, закутаться вместе в шкуры. Так теплее, и не страшно!
— А что ты хотела подарить мне, мудрая?
— Твоё настоящее имя, — она прижалась плотнее, зашептала на ухо. — Ты — Ромига. Но побудь пока для всех Нимрином, мало ли, кто и как тебя ищет.
Ромига! Три кратких слога мгновенно отозвались теплом в груди. Он узнал своё имя! Он ждал, надеялся, что имя сразу отворит путь воспоминаниям. Но нет, увы. Нав Ромига по-прежнему помнил о себе жалкие обрывки, причём вспоминалась, как назло, какая-то болезненная, стыдная, тоскливая муть. Он еле удержался от того, чтобы выплеснуть раздражение на Вильяру. Мрачно буркнул:
— Спасибо. Ты давно узнала?
— Недавно.
Голос колдуньи чуть дрогнул. Вероятно, честный ответ на вопрос: «Когда ты узнала?» звучал бы: «Вчера утром». Но так, как он спросил, с ответом не поспоришь: недавно. И раз уж Лембе Ромига не высказал претензий за припрятанное оружие, то и Вильяру переспрашивать и цепляться к ней не стал. А она, тепло подышав ему в шею, пощекотав ресницами, отстранилась. Заглянула в лицо, зрачки полыхнули двумя болотным огнями.
— Ты подумал? Ты принимаешь наш договор, Ромига?
Он кивнул. Они сели друг против друга на пятки, сложили ладони к ладоням. Слушая и произнося местные канонические формулы, Ромига не искал в них лазейки, а дивился количеству преогромнейших дыр. Так было где-то на родине: забор — две слеги. Никаких «жизнь будет залогом», или «сдохну, но сделаю». Охотники не клялись, они заключали эдакие договоры о намерениях. Вероятно, в мире, где властвуют природные стихии, а жизнь двуногих теплится на грани выживания, иначе нельзя. И Ромига с лёгкостью пообещал посильную помощь за посильную ответную услугу. А открутить башку Арайе ему хотелось просто так. Самому.
***
Серая луна на третью ночь после полнолуния заметно подтаяла с правого боку, но светила ярко, хоть считай лучи у снежинок. А снежинки в начале зимы, как на подбор: большие, пушистые, взблескивающие радугой. Вильяра не стала ими любоваться, зачерпнула в горсти побольше снега, наскоро умыла лицо. Рядом зевнул и проделал то же самое Лемба. Охотники сторожко озирались и принюхивались, слушали тишину, памятуя о длинных стрелах и злополучном дозорном. А Нимрин-Ромига замер с запрокинутой головой, считая звёзды. Вне дома, между небом и снегом, он вдруг показался Вильяре тонким и ломким бесплотным силуэтом, прорезной дырой во тьму. Лицо и руки смутно белели, а из глаз смотрела та же вековечная тьма. Чужой, слишком чужой! Примут ли такого Зачарованные Камни? Не проверишь, не узнаешь.
— Идём! Кажется, нет никого, — тихо сказал кузнец.
***
Долгий путь по коридорам и лестницам внутри скалы — Ромига старательно запоминал повороты. Маленькая калитка где-то высоко на горе. Снежное, льдистое, мерцающее бледными искрами пространство. Огромная, ноздреватая луна оттенка свинца. Звёзды, много звёзд, но ни одной знакомой, ни знаменитых чёрных дыр в созвездии Дельфина. Совсем чужое небо над чужой землёй-голкья. Голкья: так называют охотники свой мир, обитаемые материки и то, по чему ходят. Голкья — не мягкая почва. Голкья — холодный камень. Переменчивый мех на шкуре мира — снег или зелень, камень — его неизменная плоть.
На склоне горы снега намело не много, и скальный грунт звенел под ногами. Мир держал чужака на ладони, будто забавное насекомое. Сдуть? Прихлопнуть? Разрешить ползти по своим делам? Комбинезон надёжно защищал от холода, голова и руки тоже пока не мёрзли, но сердце разом заледенело, и зябкая дрожь поселилась в крови. Не тот испуг, от которого слабеют или звереют. Трепет перед заведомо превосходящей силой — и решимость устоять пред её лицом, что бы ни случилось. Мир смотрел: тусклым зрачком луны, мириадами звёзд и снежными искрами. Мир молчал, просто был, и всё. Был сам, и чужаку позволил здесь быть.
На тракте Ромиге слишком погано себя чувствовал, чтобы слушать мир. Копошась в пещерах, ощущал многое, но однобоко, не полно. Когда караулил выбитые ворота и выглядывал наружу, был слишком занят. И вот, наконец, познакомились: честь по чести, лицом к лицу. Ромига осторожно коснулся ладонью выступа скалы. По контрасту с обжигающим холодом голкья, вспомнил вдруг тёплую сосновую кору и золотоволосую женщину с ярко-зелёными глазами. Как Белая Дама Милонега звонко хохочет и выговаривает ему: «Что за безобразие? Куда мы катимся? Нав обнаглел до того, что пытается приручить мой лес!» Он смеётся в ответ: «Скажи ещё, что у меня получается!» Женщина легонько толкает сосну, и сверху обрушивается град шишек, молотит нава по голове и плечам, а щит ему выставлять лень… В Белую Даму, естественно, не попадает ни одна шишка, кроме той, которую он лично запихнул ей за шиворот… Ромига улыбнулся воспоминанию, украдкой погладил чуть согревшийся под рукой камень и двинулся следом за охотниками.
***
Вильяра пристально, ревниво наблюдала за чужаком, как он пытается договориться со стихиями. Примерно так вёл бы себя мудрый в незнакомых угодьях. Интересно, откуда это у воина? Хотя, одарённого могли научить. А если странствовал по разным мирам, мог выучиться сам. Не слишком-то у него и получается…
Зачарованный Камень вырос на пути, как всегда, внезапно. Мудрая жестом остановила спутников и пошла вперёд одна. Напевая приветственную песнь, обошла кругом. Властно припечатала ладони к знакам на граните, видимым только ей. Велела отвориться. И встали вместо одного валуна — два менгира, воротами. Вильяра отошла с середины створа к правому менгиру, так же властно возложила на него руку и велела чужаку:
— Ромига, иди. Ты сам почувствуешь, когда дойдёшь до середины. Ляг в снег и прими силу.
Он тронулся с места осторожно, будто по тонкому льду. И снова это ощущение: не живого существа, двуногого, разумного, а чёрной расселины в лунной и звёздной ночи. Вильяра видела, как эта живая дыра шагает вперёд, приближаясь к воротам, как вступает в пространство между менгирами, шагает, шагает, шагает — и стоит на месте.
Колдунья хлопнула ладонью по камню, пропела особое приглашение, но ничего не изменилось. Чужак упорно шёл сквозь ворота, не двигаясь вперёд ни на пядь. Вильяра окликнула его по имени, он не слышал. Ей рассказывали, что некоторые Камни так шутят, а иногда и похуже. Один из мудрых целую луну брёл к середине знакомого круга, после чего, совершенно пустой, обнаружил себя на вулкане — да, именно в двадцати днях пути — и еле выбрался из переплетения лавовых рек. С Вильярой или в её присутствии ни разу не случалось ничего подобного, она не ждала подвоха от любимых, надёжных Камней. Но она — мудрая, потому отвечает за свои угодья и за всё, что в них творится! Она рванула наперерез, схватила чужака за руку, потащила за собой… Её учили, что, шагнув в круг, идти можно только вперёд, к его середине. Но в мерцающем ледяном тумане мгновенно исчезли все видимые направления и ориентиры. Чужак и колдунья шли, потом бежали, потом опять шли, брели, тяжело дыша, проваливаясь в снег, опираясь друг на друга. Обессилев, Вильяра прохрипела:
— Ромига, прости, что я затащила тебя сюда! Не должно было так быть!
Он остановился, сгрёб её в охапку, прижал к себе:
— Ловушка врага?
— Я не знаю. Надеюсь, Камни просто шутят.
— Ш-ш-шуточки!
Он крутил головой, осматривался, не выпуская её из объятий. И колдунья вцепилась в него покрепче. Чувствовала, стоит на миг разомкнуть руки, и они потеряют друг друга. Слышала, как под чёрной шкурой колотится сердце. Чужак больше не походил на бесплотного. Он местами заиндевел, местами взмок, запыхался, был растерян и зол, но не впадал ни в панику, ни в ярость, за что Вильяра была ему горячо благодарна. Если Камни шутят, главное сохранять здравый рассудок, и они, наигравшись, отпустят. Если же это ловушка врага…
— Смотри, мудрая! Мне кажется, или немного развиднелось?
Туман, определёно, редел, менял оттенки с серых лунных на синеватые и фиолетовые, как бывает перед рассветом. Едва уловимое движение воздуха, и над головой прорезались звёзды. Миг, и небо отделилось от земли. Ещё миг, из тумана стали выступать знакомые силуэты, и Вильяра медленно, нараспев назвала по именам все тридцать Зачарованных Камней дома Лембы. Чужак повторил за ней, диковато озираясь. Потом вдруг ухмыльнулся, зрачки сверкнули жёлтыми искрами:
— Говоришь, просто иди до середины, ляг в снег и прими силу?
Она кивнула… И оказалась в снегу, а он — сверху. Навалился, крепко ухватил за запястья, запечатал рот поцелуем… Она могла бы воспротивиться, очень даже могла, но не подумала. Ни Лемба, ни наставник не умели так сладко целоваться и не любили делать этого на морозе. Любопытно, насколько далеко он зайдёт?
***
Ромига сам не ожидал, что после марш-броска в тумане его так потянет на горячее. Накрыло, как после магического боя, и колдунья рядом! Он целовал её, она — его, тискали друг друга сквозь одежду, кувыркались в снегу. Потом Ромига поставил Вильяру на четвереньки, стянул с неё штаны до колен, распустил застёжку комбинезона и с огромным удовольствием колдунью поимел. Сжал до хруста в рёбрах крутые атласные бока, насадил её на себя, вбился до упора, и снова, снова, раз за разом… Вильяра по-кошачьи гнула спину, взвизгивала и рычала, косилась через плечо, сладострастно облизывая губы. Серебристые глаза полыхали всё ярче, всё безумнее, а ему уже не хватало дыхания. Ещё! Ешё! Ешё! Пусть финал никогда не настанет… Нет больше сил… Ууу!
Не расцепляясь, они завалились на бок в снег и некоторое время лежали, почти без чувств и совсем без мыслей. Потом — ленивая мысль, что ему-то тепло в женщине, а женщине, наверное, холодно без штанов. И одновременно Вильяра завозилась, соскользнула с него, привстала, как-то удивительно быстро и ловко приводя в порядок и себя, и растрёпанную одежду. Потом села, скрестив ноги — локтями в снег, кулаками под подбородок — и уставилась на него сияющими глазами. Белая и пушистая, довольная, как…
— Ромига, я всё сделаю, чтобы ты стал целым! Чтоб тебе было так же хорошо, как мне сейчас! Пойдём отсюда. Эти Камни видали разное, и впредь не откажутся. Но они не любят, когда гости задерживаются слишком долго.
Он тоже обтёрся и умылся снегом, застегнул комбинезон. Над головой полыхала на полнеба заря, улыбалась рядом счастливая женщина. Он встал, взял её за руку и пошёл, не смотря по сторонам и не оглядываясь, стараясь не замечать, как безо всякого тумана тают, исчезают, растворяются в кристально прозрачном воздухе силуэты Зачарованных Камней. Сказал тихо:
— Мне и сейчас хорошо, мудрая.
Правда, ему было тепло, несмотря на мороз вокруг, и почти не пусто. Хотя главной цели они не достигли. Чужой Источник не захотел делиться с чужаком магической энергией. Поморочил, покуражился — а мог бы спалить дотла! — и выдал крохи. То ли были они, то ли померещились… Кажется, всё-таки были, и на том спасибо.
— Ты лжёшь. Зачем?
— Мне хорошо, Вильяра. Голкья дарит мне достаточно силы для жизни и здоровья. Для мелких фокусов раз в луну — может быть. Не для воинского колдовства моего Великого Дома, увы. Но вооружённой рукой я тоже могу немало, и даже вовсе безоружной.
***
Они миновали каменные ворота, и два менгира сомкнулись в несокрушимый монолит. Вильяра велела Ромиге подержать руки на Камне и спела заклятие-замок. Только после этого поймала взгляд чужака и веско сказала:
— Ромига, не отчаивайся! Зачарованные Камни своенравны. Они даже мудрым не всегда дарят силу. Ты вошёл и вышел…
Он перебил чересчур ровным голосом:
— С тобой. Пустой.
— Это был твой первый раз. Неужели, ты не хочешь надеяться?
— Я не надеюсь и не отчаиваюсь. Я рассчитываю только на то, что при мне наверняка, — он протянул ей руки ладонями вверх, длинными, узкими, обманчиво хрупкими, но их железную хватку колдунья уже познала. — А всё остальное, — улыбка чуть тронула его губы. — Пусть, это будут приятные неожиданности.
Вильяра тепло улыбнулась в ответ, положила свои ладони поверх его.
— Когда Лемба притащил домой нечто не совсем живое, я подумала, что получится забавная игрушка, лекарство от зимней скуки. Как же я рада, что ошиблась, что очень сильно недооценила тебя тогда! Ты был тяжело ранен, но сберёг достаточно, чтобы выжить и жить. Теперь я хочу видеть тебя в единстве и полноте духа. Я сделаю для этого всё, что смогу. Я, Вильяра, сказала это в зачарованном кругу. Я повторяю это ещё раз в угодьях Вилья.
Он долго смотрел своими чёрными угольями, чуть склонив голову к плечу, потом сказал:
— Имей в виду, мудрая! Я, в единстве и полноте, захотел бы тебя сейчас за эти твои слова прибить. И за игру в начале нашего знакомства. И за сегодняшнее приключение с Камнями. Мне кажется, ты там серьёзно напортачила. От неумения, от самонадеянности, не знаю. В общем, я, вероятно, поубивал бы тебя немного, потом стал жалеть и утешать. А такой, как сейчас, я просто буду выполнять наш договор и ждать, когда весна придёт. И задавать вопросы, много-много вопросов о Голкья. Ты готова отвечать, мудрая?
— Да, я буду отвечать на твои вопросы, Нимрин. Ты помнишь, что при всех тебе лучше отзываться на это прозвище?
— Помню. Не беспокойся, я не впервые называюсь разными именами и прозвищами. Дома это было моё любимое развлечение. Так что зови меня Нимрином наедине и при всех, я не обижусь, а ты не запутаешься.
***
Зачарованные Камни почти не дали наву подходящей магической энергии. Но после визита к ним с Ромигой всё-таки произошло нечто полезное: воспоминания начали проявляться стремительно, будто картинки на фотобумаге. Сотни имён, лиц, событий его отнюдь не короткой, богатой приключениями жизни! Кое-где зияли лакуны, но перерывы в биографии неизмеримо лучше, чем полное её отсутствие. Правда, обвал ярких воспоминаний напрочь задавил и без того примороженные чувства. Ромига разговаривал с Вильярой, но был не вполне здесь и сейчас… Они с колдуньей шли куда-то, хорошо бы в дом. Хорошо бы поесть и побыть в покое, ещё раз пересобрать себя заново… А вон Лемба навстречу бежит… Кстати, работа в кузнице тоже очень хорошо ставит мозги на место… Нет, сначала всё-таки еда!
Лемба выкрикнул скороговоркой, подбегая:
— Вильяра, куда вы пропали? Младший Наритьяра не смог дозваться тебя и перед рассветом прислал зов мне. Сказал, Старший Наритьяра бесследно исчез этой ночью, то ли погиб, то ушёл за пределы мира. Средний просто упорно молчит. Младший знает, что твой наставник что-то собирался разузнать для тебя, и что ты сейчас в моём доме. Он сказал, что боится ходить по изнанке сна, но будет ждать твоего зова.
Вильяра сердито фыркнула:
— Подождёт! — пояснила. — Мы с Нимрином голодны, как стая кричавок. Зачарованные Камни хорошо пошутили над нами, я думала уже, застрянем там навеки. Может, и Наритьяра так же застрял.
Кузнец сердито прищурился, глаза пылали, шерсть встала дыбом от возмущения:
— Я, твой назначенный преемник и второй по дару в угодьях Вилья. Я вопрошаю тебя, мудрая, зачем ты потащила Нимрина в круг? Камень даёт силу любому, кто просто прикасается к нему. Мало и медленно, зато безо всяких выкрутасов. Ты же просто хотела проверить, даст ли Камень что-то Нимрину?
— О, как ты заговорил, Лемба! Уже почувствовал себя на моём месте? — льду в голосе Вильяры мог позавидовать айсберг.
— Да мне снег в горне нужнее, чем твоё место! Я за тебя перепугался, сумасшедшая! — Лемба с размаху облапил колдунью, подхватил, закружил. — А ещё этот твой собрат по служению… Мне показалось, он от страха дрожит, как студень.
Вильяра на миг приникла к широкой груди Лембы, потом с некоторым трудом высвободилась из объятий.
— Вероятно, Младшему Наритьяре есть, чего бояться, и он это знает.