Высокие каменные стены столицы Дордонии с запада сливались с одной из башен замка Шаарвиль и омывались Солнечным Морем уже несколько тысячелетий, непоколебимо выстаивая перед непрекращающимся натиском его сильных приливов. Когда-то возведенные гномами непреодолимые препятствия для любой угрозы с моря были гораздо выше, чем те, что скрывали горожан от различных опасностей со стороны суши, в частности от проникновения в город диких животных, разыскиваемых по всей Неймерии бандитов, изгнанных отовсюду бродяг и, конечно, были главной преградой для армий вражеских королевств и иркарайцев.
Узкие шпили храмов Касандры, которых в Дастгарде было несчитанное количество, протыкали смог, нависший над городом, десятками невидимых уколов и были видны задолго до въезда в городские ворота и наоборот — оказавшись в самом центре столицы Дордонии сложно было увидеть хотя бы одну, тянущуюся к небесам верхушку храма.
Прежде чем попасть в сам город, нужно было преодолеть несколько верст имений пасечников, каменщиков и лесорубов, которые были понаставлены плотно друг к другу на всем извилистом пути к воротам города вперемешку с бесконечным множеством лачуг и землянок крестьян, выращивающих на плодородных землях пшеницу, виноград, картофель, морковь, арбузы и другие фрукты, и овощи, позволяющие жителям Дастгарда беззаботно зимовать и без того короткое Долгоночие.
Сегодня ни один человек на пути в город не был занят привычной работой — все пригородные жители разбрелись по домам или корчмам пировать в честь одного из лучших праздников в году.
В восемьдесят первый день Солнцестояния каждый год в Дордонии праздновался День Петуха — день, когда все жители южного королевства прощались с жаркими длинными днями и приглашали зиму к своим порогам. Коренные северные южане гордо твердили путникам из других стран в ответ на их вопрос о нецелесообразности этого праздника, мол, зима в Дордонии не такая лютая, как в других частях севера Неймерии только потому, что они задабривают ее своим гостеприимством и отдают своеобразную дань в виде уважения к морозам, вьюгам и холодному снегу Долгоночия, а олухи из Творса, Туурина, Холденфелла и других государств, считающих великую традицию глупой и дорогой, так и будут каждые полгода кутаться в звериные шкуры, замерзать по пьяни на улицах и приносить мешками свое золото в казну короля Рогара за импорт зерна и выдержанного вина.
Название праздника пускало свои корни глубоко в далекое прошлое, и было никак не связано с истиной. В разгар веселья на улицу тогда еще маленького города выпускали несколько десятков самых прозорливых петухов, а жители толпами сначала искали их, а затем гонялись за непоседами повсюду. Побеждал же тот, кто вернет в клетку птицу с печатью действующего правителя на одной из лап, и тогда ему доставалась милость короля в виде одной просьбы, которую тот должен был удовлетворить — если принцесса была не замужем, то счастливец мог просить ее руки, чаще это был какой-то высокий титул, но еще чаще всех интересовало только королевское золото. Просьба была прилюдной, победитель изъявлял желание перед всеми жителями города, поэтому король был вынужден удовлетворить всякий каприз счастливца, однако в своих желаниях нужно было быть очень осторожным, иначе вместо исполнения просьбы король мог приговорить наглеца к смерти и лишить головы, точно петуха на забое и такой исход также не редко практиковался.
Придумали же все это действо во времена Справедливого восстания, когда по домам горожан прятались разыскиваемые по всей стране предатели, а для того, чтобы заставить каждого домочадца покинуть свое жилище не нашлось другого более простого способа. Пока горожане бегали по городу с налитыми жадностью глазами, вылавливая петухов, с надеждой изменить свою жизнь, городская стража обыскивала оставленные ими дома и казнила найденных внутри предателей, а затем король приговаривал к смерти и тех, кто укрывал врагов государства.
Что же касается традиций самого праздника, то сначала он напоминал всеобщую попойку с увеселительной программой в завершении, а позже перерос в традиционный массовый карнавал, начинавшийся с первыми петухами и заканчивающийся двенадцатью часами следующего дня. В этот день никто не выходил на улицу без маски, по одной версии потому, что еще в те годы, когда было положено начало празднованию Дня Петуха народ смекнул для чего Его Величество устраивает такой праздник и сговорился скрывать лица — таким образом, на улице отныне могли появиться даже те, кого ранее должны были легко узнать и у кого прежде не было иного выбора, кроме как остаться в четырех стенах. Другие говорили, что приглашать зиму к порогу своего дома это, безусловно, правильно и необходимо, но подпускать ее в действительности так близко к хозяйству никто не хотел — все считали, что человека, скрывающего лицо под маской, зима не запомнит, а значит обойдет стороной. И та и та версия имели право на существование, и каждый южанин выбирал для себя ту, которая ему самому казалась более верной и истинной.
— Нужны маски, — Сарвилл сидел, опустив капюшон на большую часть лица, и пригубил пива, по вкусу больше напоминающее вино. — Что за отвратительное пойло?
Корчма носила название «За пазухой у короля» и пользовалась высоким спросом как любое другое заведение, не имеющее в окрестностях ни одного конкурента. Лесорубы, каменщики, пчеловоды, пастухи и другие работяги не упускали шанса промочить здесь горло после тяжелого трудового дня.
— А, по-моему, это лучшее пиво, что я пробовала. — Лиана показательно сделала несколько больших глотков и слегка облизнула свои тонкие губы.
— Ли. Я уже неоднократно объяснял, что был сам не свой, и ты видела, как меня выворачивало наизнанку по пути от проклятого эльфийского храма. Лучше наказания за мои грехи не придумаешь, поверь мне. — странник не поднимал головы и все время говорил куда-то вниз.
— Что там на счет масок? — Иллайа прервала молчание и заёрзала на стуле. — Ты сам упоминал, что тебя здесь каждая собака знает, а теперь вы сидите и тратите время на пустую болтовню.
В заведении было людно. Подавальщицы расхаживали между посетителями как бы перемещаясь от одной страны Неймерии к другой — за одними столами сидели гордые южане, устроившие репетицию перед завтрашним важным праздником, напялив на себя маски и напиваясь до молчаливого сознания, в самом углу о чем-то бурлили воины с Холденфелла, в очередной раз, обсуждая, кто какое мечтает найти опасное приключение, чтобы вернуться на родину с еще выше поднятой по-геройски головой, ну и, конечно, как и во всех корчмах на материке здесь не обходилось без гномов — торговцев, пересекших материк в поисках выгоды. А вся картина никогда бы не оказалась полной, если бы под видом местного люда тут обязательно не скрывались воришки из Вольных Городов и шпионы засланные из Творса с единственной главной задачей — постоянно докладывать об обстановке в землях Дордонии императору с запада.
— Ты права, — странник согласился и слегка наклонился над столом, чтобы спутницы смогли расслышать его сильно приглушенный голос. — Итак, завтра у нас будет единственная возможность освободить Ноэми — через несколько часов в Дастгарде начнут праздновать День Петуха и уже ночью все, кого мы увидим будут щеголять в масках и это наш самый реальный шанс проникнуть в город незамеченными.
Подвыпившие посетители уже вовсю рвали глотки распевая похабные песни на всю корчму за что могли поплатиться собственными физиономиями — более трезвые гости кидали в неудавшихся бардов упреки и угрозы, однако до дела они так и не доходили.
— Где достанем маски? — спросила Лиана, точно подстроившись под громкость голоса странника.
— Так как меня тут сразу же узнают, а тебя приметит стража, как только ты пересечешь городские ворота, осталась… — странник уперся взглядом в темноволосую волшебницу — Иллайа, тебе нужно торопиться на рынок, чтобы успеть все купить.
Но волшебница не сдвинулась с места, она вопросительно глядела на собеседника и выжидала какого-то особого момента, чтобы задать важный вопрос.
— Твои глаза. В Дастгарде были еще странники, кроме тебя?
— Бездна! Об этом я не подумал, — губы Сарвилла беззвучно зашевелились. План был так четко продуман, но оказалось, что он упустил самую важную деталь — любой проходимец признает в нем странника, лишь только заглянув в его разноцветные зенки.
— В Медвежьем квартале ты найдешь лавку алхимика, — наконец, сказал он, — спроси там Седрика, он мой друг.
— Привести его сюда?
— Да. Запомни, Седрик. — странник сделал паузу. — Запомнила?
— Да. Я отправляюсь немедленно. — Иллайа встала из-за стола более резко, чем это делали обычные забулдыги, которые никогда и никуда не торопились из мест, подобных этому. — Я вернусь к утру.
— Удачи! Надеюсь, Седрик сможет что-нибудь придумать… Иначе все коту под хвост. — шепотом, как бы говоря с собой произнес медведь, когда за спиной Иллайи уже захлопнулась тяжелая дубовая дверь корчмы.
— Одно дело, — принцесса не выдержала долгого молчания, — проникнуть в замок и освободить чародейку — в этом я не сомневаюсь, ты несчетное количество раз пробирался в мои покои в Шаарвиле, другое дело — покинуть замок с человеком, не ползающим по стенам словно обезьяна…
— Не сможем — значит, будем драться, — медведь отрезал холодным как лед голосом.
Принцесса только фыркнула в ответ.
Галдеж продолжал накрывать всех посетителей, и с каждой минутой страннику становилось все спокойнее. Переживания от того, что он находится среди тех, кто в любой момент может заглянуть под его капюшон и превратить в прах все их планы становились все меньше и в какой-то момент вообще перестали его трогать.
— Я скажу это сейчас. Скажу потому, что другого шанса может не быть, Сарвилл. — вновь не выдержала принцесса. На глазах у нее навернулись слезы, а пальцы на руках едва заметно задрожали, передавая дрожь в голос. — Мне не по себе от того, что ты так относишься ко мне потому, что я просто хотела спасти тебе жизнь. Из-за того, что когда-то ценила… нет… ценю твою жизнь превыше своей…
— Я знаю, что ты хочешь услышать, Ли… Но я не могу сказать тебе этого… Сейчас. Дай мне время. Завтра мы покончим со всем этим, и тогда может быть…
Лиана встала из-за стола.
— Тебе нужно время? Хорошо. А мне нужно хорошенько выспаться перед завтрашним днем, — сказала она как ни в чем не бывало и выпрямилась, тут же вспомнив все уроки, которым ее учили в замке, а ее взгляд сразу высох и охладел.
Странник кивнул, и они подошли к корчмарю.
— Доброго вечера, хозяин. — Лиана осветила прилавок своей милой улыбкой.
— Вечер добрый, госпожа! Чем обязан буду? — корчмарь ответил монотонно, среагировав каменным уставшим лицом.
— У вас вкуснейшее пиво в округе. — Она положила несколько золотых монет на прилавок. — А комнаты у вас тоже лучшие?
— Конечно, госпожа. Вам до которого? — он расцвел и сгреб монеты в кулак. — Если останетесь до конца Солнцестояния, предложу хорошую скидку.
— Нам на День Петуха, — она снова приятно улыбнулась. — Послезавтра освободим.
— Яснее ясного, госпожа! Путников с каждым годом на праздник в Дастгарде собирается все больше и больше. Все рано или поздно хотят стать частью этого великого действа. Это ваш спутник? — Корчмарь заглянул за спину, бросив взгляд на позади стоящего мужчину в капюшоне. — Медовый месяц? — он оскалил зубы в неприятной ухмылке.
— Да, комнату на двоих, пожалуйста.
— К вашим услугам. — он снова заулыбался и протянул ключ. — Только вот что. Ваше то лицо я уже запомнил до единой черточки, а вот спутнику вашему капюшон снять надобно. Не положено нынче невесть кого на ночлег пускать. Приказ короля Рогара значит. Не больше, не меньше.
Сарвилл поколебался несколько мгновений и снял капюшон. На втором глазу предусмотрительно оказалась натянута черная повязка, означающая для корчмаря лишь одно — очередной гость, который потерял часть своего тела, отстаивая какие-то свои интересы или интересы государства. Он внимательно поглядел на мужчину, скинувшего капюшон, медленно перевел взгляд на стену справа, где висел портрет странника, а рядом исписанный вдоль и поперек пергамент гласил: «Разыскивается Сарвилл Кхолд. Странник и медведь. Исчадие, что от королевского правосудия сумело скрыться и сейчас беззаботно по миру шастающее и зло творящее. Враг государства. Изменник родины. Берегись, если встретился с ним лицом к лицу, и сразу на подмогу зови, дабы король правосудие смог вершить. Узнаешь его непременно по зенкам разного цвета, коих вторых во всей Дордонии не сыщешь. А ежели укрывательством вздумаешь заниматься, так твоя туша рядом с его на виселице болтаться будет». Подпись: «Староста».
— Комната нам нужна и все. — Сарвилл вернул капюшон на место, так и не поняв, узнал его корчмарь или нет.
Хозяин не ответил. Он лишь выпустил ключ из рук, и как ни в чем не бывало пошел обслуживать посетителя, что на другом конце прилавка сопровождал весь их разговор монотонной икотой.
***
— Седрик, друг мой, как ты? — Сарвилл обнял алхимика и похлопал того по спине.
— Как я? Не знаю, как повежливее послать тебя в зад с такими вопросами. — Алхимик широко заулыбался, раздув свои пухлые щеки. — Скажи лучше, как тебя занесло в этот проклятый город, где каждая собака готова облаять тебя и унести весточку своему хозяину за кость?
Странник развел руки и пригласил Седрика и Иллайю расположиться за столом в комнате, которую они сняли на втором этаже.
— Что? Только выпивка? — иронично заметил друг медведя. — Нет даже карты с расписанным планом захвата всей Неймерии и расставленными на ней фигурками королей и командующих армий в миниатюре?
— Не думал, что твои амбиции настолько велики. Боюсь тебя разочаровать, но всю Неймерию можно будет захватить, лишь подняв в воздух твою алхимическую лавку и обрушив ее где-нибудь в центре материка. — Сарвилл улыбнулся и подвинул кружку ближе к другу, наполнив ее до краев.
Алхимик отреагировал широкой улыбкой и прильнул губами к выпивке. Волшебницы молча наблюдали за бесконечными удачными и неудачными остротами лучших друзей, лишь изредка хмуря брови, когда разговор заходил по делу.
— Расскажешь всю историю или только самые важные ее части? Мне безумно интересно узнать, где ты шлялся столько времени, медведь.
— Я непременно посвящу тебя во все, что со мной произошло, но при первом удобном случае. Сейчас времени совсем мало. Я позвал тебя не для обмена любезностями и удовлетворения собственной скуки, хотя и безумно рад тебя видеть. Сейчас мне очень нужна помощь самого зазнавшегося алхимика Дастгарда.
Друзья были знакомы с самого детства и очень хорошо чувствовали настроения друг друга и моменты, когда разговор из будничного и легкого перерастал в важный и требующий особого внимания.
— Завтра мне нужно попасть в город, — странник перевел взгляд на маски, скиданные в одну кучу на кровать, — с помощью этих масок. Загвоздка заключается в том, что мои глаза все-равно меня выдадут. Скажи мне, что у тебя есть что-то, что скроет разноцветность моих зенок?
Алхимик задумался. Взял небольшой сундучок, который всегда был при нем, вне зависимости от предстоящих дел, и откинул крышку. Из сундука наружу пролилось слабое разноцветное свечение — внутри были аккуратно сложены флакончики и бутылочки с пурпурной, салатовой, розовой, изумрудной и жидкостями других цветов.
— Бездна! Я не взял с собой того, что нужно, но, кажется, знаю, как тебе помочь… — он с задумчивым видом хлопнул крышкой сундучка. — Не так давно ко мне обратился господин из одного знатного рода. Его сын в следующем году должен сдавать экзамены на поступление в Высшую школу Его Величества Короля Дастгарда на лучника по специализации. Это детская мечта мальчишки, которая не оставила его до сих пор и которую его батя жаждет воплотить во что бы то ни стало. Загвоздка в том, что у парня плохое зрение, а с таким зрением разве что с кротами брататься, а не в личную армию короля записываться. И вот однажды этот господин пришел ко мне с просьбой смешать нечто, что вернет его сыну зрение и позволит поступить в школу. Необходимо соблюсти главное условие — никто из профессоров не должен ни о чем догадаться.
— Короче, Седрик, — Сарвилл выразил мнение всех собравшихся в комнате. — А то тебе придется придумывать не только нечто, улучшающее зрение, но и как сделать так, чтобы в городе еще раз отпраздновали День Петуха через неделю, к тому моменту, как ты закончишь свою душещипательную историю.
— Короче так короче, — Алхимик надул губы. — Я почти закончил работу над «Околориусом» — зельем, которое улучшает зрение, если его закапать в глаза. Кажется, я знаю, что необходимо еще подмешать, чтобы твои зенки стали одного цвета… Правда не гарантирую, что они будут повторять цвет первого или второго. Возможно, у нас выйдет вообще только карий цвет.
— Это то что нужно, Седрик! — Сарвилл похлопал друга по плечу. — Я знал, что ты поможешь. Нехорошо конечно, что мы сорвем у тебя заказ…
— Ты глубоко заблуждаешься, Сарвилл Кхолд, если думаешь, что я не способен повторить былых свершений. Я все записал и мне не составит сложности сварить еще сколько угодно «Околориусов». Только вот… — алхимик замялся. Странник знал, что его друг начинает вести себя подобным образом только когда в великолепном плане существует какой-то подвох.
Однажды, когда они были еще юнцами, Седрик предложил Сарвиллу приударить за одной девицей из Купеческого квартала. Предложение было неспроста — маленький медведь, увидев красавицу на одной из ежегодных ярмарок Солнцестояния, не мог перестать о ней говорить, что сначала очень забавляло будущего алхимика, а со временем наскучило и надоело до такой степени, что он решил помочь другу, убив сразу двух зайцев — избежать круглосуточных разговоров о даме сердца странника, а заодно испробовать одно из своих первых зелий.
План по завоеванию юной особы заключался в следующем. Страннику нужно было выпить особое зелье перед самим разговором с девицей, чтобы запустить какой-то процесс, который будет притягивать собеседницу на уровне инстинктов — как говорил Седрик, ей нужно просто услышать запах. Но, несмотря на весь хитроумный план, медведь догадывался, что за ним стоит нечто, о чем алхимик упорно не хочет рассказывать. Однако желание поболтать с девицей было больше, чем получить ответы на все свои догадки и он отправился в Купеческий квартал.
Едва Сарвилл успел заговорить с девчонкой, как та в ответ уже начала проявлять к нему знаки внимания, взяв за руку и предложив прогуляться вдоль Солнечной аллеи. И все бы было ничего, только вот посреди пути слова, доносящиеся из уст странника, превратились в обычное мычание, а лицо стало покрываться шерстью и как бы сильно он не привлекал девушку на уровне, как говорил алхимик, инстинктов, это не помешало ей до жути испугаться происходящего и броситься наутек. Побочный эффект прошел через какое-то время, но с того момента странник перестал слепо верить всему, что говорит его друг, по несколько раз переспрашивая о последствиях употребления того или иного зелья.
— Что? — Странник сел обратно на свое место.
— «Околориус» я изготавливал с целью улучшения зрения заказчика индивидуально, то есть если зрение у тебя хорошее, боюсь, на некоторое время ты станешь несколько хуже видеть, применив его.
— Насколько хуже?
— Уверена, что ты будешь почти слепой, — отстранено вставила принцесса и принялась примерять маску лисы.
— Что ж, выбирать не приходится. Будем ждать тебя тут. Только возвращайся сразу же, как только окочтототам будет готово.
— Околориус! Дурья твоя голова! Когда-нибудь вся Неймерия забудет о проблеме плохого зрения благодаря несравненному мастеру своего дела Седрику из Дастгарда! — алхимик захватил свой сундучок и удалился.
— И благодаря знатному господину, который ставит интересы свои и своего сына превыше безопасности короля. — Сказал Сарвилл вслед алхимику, когда тот его уже не слышал. — Хотя в данном случае может это и к лучшему…
Следующие несколько часов волшебницы примеряли наряды, в которых должны были выступить на рассвете и маски, которые сделают их еще более очаровательными и загадочными. Подойдя к делу со всей серьезностью, они рассматривали себя в зеркало, стократно обернувшись вокруг своей оси, но так и не пришли к чему-то определенному, решив, что утренняя спешка сделает окончательный выбор за них. Странник все это время пристально глядел в окно, высматривая силуэт Седрика. Он просидел так, не проронив ни слова, до того самого времени пока его спутницы не уснули за очередной девичьей беседой.
Алхимик воротился недалеко за полночь, как и обещал. За окном уже царила непроглядная темень, которая не обращала внимания на редкие факелы, горящие вокруг корчмы и издевательски огибая источники света, накрывала Дастгард и его пригород словно сонную муху своей ладонью.
— Готово. — Седрик несильно хлопнул дверью.
— Тише, — выдавил из себя Сарвилл. — Мы не должны их разбудить. — Он сделал едва заметное движение головой в сторону кровати.
Алхимик вновь достал свой сундучок. Сарвилл увидел пузырек, светящийся пурпурным.
— Капай. Аккуратно. Прямо на глаз. Вот так. Попробуй поморгать, чтобы глаза привыкли. Ну как?
— Вижу действительно хуже, но терпимо. Цвет моих глаз. Он изменился?
Алхимик поднес свечу близко сначала к одному глазу странника, потом к другому.
— Ха-ха. Я гений!
— Тише!
— Ваши глаза, — алхимик перешел на шепот, после того как Сарвилл в очередной раз нервно поднес палец ко рту. — Сарвилл Кхолд, такие же карие, какие описывает Дортмуд Гай в своих работах о цветах глаз «Око за око».
— Отлично! Спасибо, друг, — медведь жестом показал приятелю идти за ним, и они оказались в темном коридоре. — Я хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Прямо сейчас я отправляюсь в Шаарвиль. Ты наверняка догадался, что волшебницы собирались со мной, но я не могу подвергать их жизни такой опасности. Поэтому, прошу тебя, задержи их. Они ни в коем случае не должны бросаться мне на подмогу.
— Сарвилл, это уже слишком. — Седрик загородил дорогу к выходу, протянув руку к противоположной стене. — Что ты задумал? Я не позволю тебе лезть на рожон, да еще и в самое охраняемое место во всей Дордонии.
— Ты был тогда на площади, когда меня хотели повесить? Я уже мог гнить в могиле, если бы не человек, которого сейчас я хочу освободить. Ты знаешь, что моя мать с сестрой тоже в королевской тюрьме? Я обещаю тебе, как только мои близкие будут свободны, я покину Дастгард и больше никогда сюда не вернусь.
Алхимик не ответил, его рука сползла вниз и освободила проход.
***
Поздний рассвет, в сравнении с предыдущими днями Солнцестояния, не пропуская ни единой детали города, ложился на Дастгард. Сегодня городские ворота открыли раньше обычного, потому что все жители пригорода в этот день раньше обычного хотели попасть в город — то и понятно, одноименный праздник не мог не начаться с первыми петухами.
Сарвилл шел вдоль Небесной аллеи, усаженной исключительно орхидеями разных цветов — лимонного, синего, зеленого, цвета фуксии, марсала и других оттенков. Растения росли плотно друг к другу, образовывая искусный разноцветный ковер по обе стороны мощеной улочки. От одной исполинской каменной скамейки к другой взрослый человек мог перейти, сделав лишь один шаг. По центру на протяжении всей аллеи располагались фонтаны разных форм, бьющие в каменные ковши кристально чистую прозрачную воду. Странник дорисовывал все красоты Небесной аллеи в голове — «Околориус» превратил все вокруг в мутное разноцветное месиво. Черный плащ и капюшон прикрывали его не совсем гражданский вид и эфес, торчащий за спиной. Он остановился у одного из фонтанов, того, где две струйки воды под сильным напором вырывались из пасти огромного разъяренного каменного дракона, создавая подобие пламени, которое на самом деле должно извергаться из чрева мифического существа.
«Еще немного. — Думал он про себя. — Еще чуть-чуть и я вытащу вас отсюда. Матушка. Ноэми. Диодора».
Мысли ушли так же неожиданно, как и появились. Сарвилл медленно побрел дальше.
Небесная аллея вливалась в центральную площадь Дастгарда, словно река в соленое море. На площади было не протолкнуться, горожане бесцельно ходили от одного — дышащего огнем факира, до другого — мошенника, который предлагал угадать под каким из трех стаканов окажется камешек после его манипуляций за определенную плату с возможностью утроить свои кровные. Естественно, побеждал только тот, кто первым из всей новоприбывшей толпы решался сыграть в игру — для затравки остальных. В каждой лавке сегодня предлагали беспрецедентные скидки на фрукты, одежду, доспехи, оружие, но только не на вино. Бочки с напитком Богов нынче были расставлены по всему городу, и каждый желающий мог охмелеть за счет королевской казны Его Величества короля Рогара.
Были и более оригинальные развлечения — любой желающий мог потренироваться ловить петухов в специально сооруженном загоне перед главным действом праздника, иные не могли пройти мимо крысиных бегов, хитроумно придуманных магами-самоучками, заговорившими грызунов так, чтобы участники как можно чаще проигрывали ситемы и сетимы, поставив в итоге на более медленную крысу, почему-то выигравшую забег в предыдущей партии. Между всеми этими вырвавшимися на свободу развлечениями по Штормплац расхаживали странствующие циркачи на ходулях, ловко жонглируя шарообразными предметами, то и дело корча гримасы на радость самым юным зрителям.
Странник медленно проходил возле того места, которое еще недавно чуть не стало местом его смерти — сейчас там валялся один из тех, которые за праздник обычно успевают напиться и просохнуть три, а то и четыре раза. Холод пробежал по его спине.
«Ведь все могло закончиться уже тогда. Не было бы Ноэми, Иллайи, дриад, иллюзиониста, сотен смертей… Может Лиана была права, когда посчитала меня вестником смерти? Может вот оно — то место, где я должен был умереть, а теперь подобно эффекту бабочки — все рушится из-за того, что этого не случилось? Все пошло не так, как должно было…»
Герольд возник на сцене.
«Боги, они не удосужились даже сделать новое сооружение, а просто убрали с эшафота лишнее. Смотри не провались, пресмыкающийся перед Рогаром.»
— Во имя Дордонии, Дастгарда и от имени Его Величества короля Рогара Вековечного приказываю, — начал рвать глотку герольд, — каждому жителю и гостю столицы отмечать одно из самых важных событий в каждом уходящем году — День Петуха. Мы с вами пережили не одно Долгоночие потому, что не боимся зимы и готовы быть с ней заодно! Зима — не наш враг, зима — друг! По расписанию сегодня…
Сарвилл не стал дослушивать королевскую речь, ибо из года в год в ней менялись исключительно интонация и тембр голоса глашатая. Он поправил темно-синюю маску медведя и пошел дальше.
На пути к замку Шаарвиль его ждал Церемониальный квартал. Квартал, напичканный храмами Касандры, монастырями, в которых прислуживали Богине и бездомными, которых не смел выгнать отсюда даже король. Архитектура зданий была донельзя разная, каждый храм языческих Богов, которым поклонялись несколько столетий назад был просто реконструирован для веры в одну Богиню — появились росписи на стенах, скульптуры прежних Богов были разрушены и на их месте воздвигли статуи Касандры, а колокола с выгравированными образами старых Богов заменены на новые, без гравировки — мало ли что произойдет в будущем…
Все церемонии, исходя из названия квартала, проходили здесь — коронация монархов, их проводы в загробный мир, церемонии Урожая, Тепла и Света. Склеп королевской семьи также находился под одним из храмов глубоко под землей. Склеп этот был построен задолго до появления в Дастгарде людей гномами-строителями и покоил в своих стенах представителей расы гномов. Никто не знал, имели ли упокоенные бородачи какие-либо титулы среди своего народа или их хоронили по другому принципу, но в любом случае все это стало неважно, когда пришли Первые Люди. Все мумии были сожжены по приказу первого человеческого короля, а их саркофаги заменили новыми — на которые плиты с изображением членов королевской семьи делали еще при жизни властителей.
Вот и сегодня на широкой улице Церемониального квартала собирались послушники монастырей Касандры, дабы совершить шествие по городу в честь великого праздника. Вместо масок их лица были покрыты слоем белой краски, а глазницы были окрашены в красный цвет. Одинаково короткие под корень стрижки и светло-зеленые рясы послушников создавали ощущение, будто один и тот же человек каким-то чудным образом сумел создать целый отряд таких же, как он.
«Готовятся к шествию… Чудно. Выдумали себе мнимую цель и преследуют ее. Отдать свою жизнь поклонению и прославлению Богини… Хм. Ради чего? Чтобы после смерти она приняла их души в свой плодородный и солнечный сад? А что с другими, кто не посвятил каждую минуту Ей? Неужели она непременно предаст их бездне? Как же! Кто тогда будет ухаживать за ее виноградниками и очищать от сорняка Её бескрайние сады? Как же все-таки везет некоторым. Кого-то цель выбирает сама, а кто-то извечно ищет ее, всякий раз принимая иллюзию за реальность…»
Страннику казалось, что он бредет уже целую вечность. Пробежать мимолетом от городских ворот Последний Гарнизон, Небесную аллею, Штормплац, Церемониальный квартал и по Солнечной аллее напрямик к замку Шаарвиль было бы слишком подозрительно в единственный день, когда люди никуда не торопятся и слоняются туда-сюда, за исключением, конечно, главного действа до которого оставалось еще добрых десять или около того часов. Ждать главного события дня не было возможности — в планах медведя было выбраться из замка в этот час суматохи, затеряться среди многочисленных групп, бросившихся на охоту за петухами и поэтому он всячески коротал время на пути к замку постоянно погружаясь в собственные мысли и неторопливо переходя от одной части города к другой. Вот и сейчас он решил, что у него достаточно времени, чтобы зайти в один из множества возвышающихся над городом храмов Касандры.
Храм был пуст — ни души. Постоянные прихожане сегодня отдавали дань какому-то другому Богу, но не Касандре. Скамейки, расположенные по разным сторонам маленького, но уютного зала были из темного дерева — скорее вырезанные из эбена, нежели дуба. По центру, как и полагается стоял алтарь, усеянный кубками на перевес с учением Касандры — увесистая книга, прицепленная к алтарю. За алтарем, размером во всю стену до потолка, в виде мозаики была изображена та самая Касандра, которой последние несколько веков все от мала до велика в южной части севера Неймерии отдавали почести — нагая дева с ниспадающими до самых бедер волосами своими большими синими глазами, казалось, смотрела на каждого вошедшего в храм, а ее поза представляла собой позу благородной дамы, кружащейся в вальсе, но вместо партнера в ее изящной руке висела гроздь винограда.
«Тихо, — Сарвилл присел на одну из скамеек, не близко к алтарю, но и не у самого выхода. Посередине. — Так тихо бывает перед бурей — так говорит матушка. Не могу представить, что пришлось вам перенести, но скоро все закончится. Обещаю. Один рывок и я увезу вас подальше из этого города, от этого обезумевшего короля. Подальше от места, где вам пришлось наяву побывать в пекле…»
— Неприятности? — спокойный хриплый голос прозвучал из-за спины странника. Сарвилл обернулся. Еле волоча ноги, по проходу шагал монах. Белое лицо, красные глаза, светло-зеленая ряса — все как надо, но от остальных его отличала пышная седая копна на подбородке.
— Я не прихожанин. — отрезал медведь, давая понять, что непричастен к вере и тем более не склонен к разговорам о ней.
— Знаю, — монах сел на первый ряд, но продолжал разговор, будто бы разговаривает не с гостем, а с изображением Богини на стене.
Сарвилл уже собрался уходить — скамья неприятно скрипнула о каменный пол, но монах остановил его.
— Не торопись, я не нарушу твоего покоя, — спокойным голосом произнес старик. Сарвилл сел обратно, не понимая почему — не в одиночестве ему сразу стало по себе. — Неприятности преследуют нас изо дня в день, из года в год, из жизни в жизнь, — Монах продолжал рассуждать как бы сам с собой. — Решил одну неприятность, последовала вторая, решил ее — третья и так далее. В чем смысл бесконечных трудностей? Смысл становиться сильнее, мужественнее, опытнее. Но для чего? Вот в чем настоящая загадка. Смысл есть во всем, даже в том, чтобы посещать нужник каждый день…
Старик откашлялся. Сарвилл молчал.
— Неприятности всегда проходят. Другое дело, что не всегда так, как этого желаем мы. Сироты раньше часто ошивались вокруг — дети из приюта и бедных семей. Помню мальчишку… Часто забегал сюда, чтобы попросить милостыню и полазить по карманам. — Монах еле слышно усмехнулся. — Воровал и попрошайничал он не от хорошей жизни — больная мать, да и самому что-то есть надо было. И вот однажды один из прихожан поймал его за руку и сжал кисть так, что кости захрустели. Пригрозил позвать стражу. Другие дети начали бы канючить, хныкать, умолять, отпираться, пытаться вырваться… А этот, хоть бы что! Стоит себе на месте, хлопает зенками. Что с ним не так, подумали остальные? А все с ним в порядке. Просто он делал, что мог, а что будет — не решал. Умный был мальчонка. Малой, а знал, что загадывать — лишь груз разочарования на плечи вешать. Что с ним сталось…
Старый монах и не думал оборачиваться, он знал, что позади остались лишь пустые скамейки, а случайный посетитель теперь где-то в другом месте.
Сарвилл шел по Солнечной аллее и обдумывал слова монаха. Действительно, все те планы — дождаться вечера, скоротать время были напрасны, пока те, ради кого он вернулся взаперти. Прикоснуться к Ноэми, обнять мать с сестрой — вот что действительно важно, а остальное будет так, как будет. В этой ситуации каждая минута промедления может стоить им жизни.
Из мыслей его вырвал человек — то ли юноша, то ли девушка, в черном плаще и безликой маске, врезавшись со всей дури. У странника от такого толчка еще пуще все поплыло и потемнело в глазах. Человек, словно не заметив столкновения побежал дальше.
«Надо же. И в такой день в Дастгарде найдутся те, кто не дает себе продохнуть. Тогда может и мне стоит поторопиться?»
Медведь быстрым шагом прошел среди пальм и папоротников, придерживаясь стороны, где тень гуще закрывала его от пекла, направляясь прямо к стенам королевского замка. Около высокой каменной преграды он сбросил плащ — дриада на эфесе заблестела, раскидывая солнечные лучи в разные стороны. Он ловко перелез через заграждение, притаившись за одним из множества деревьев, рассаженных по всему саду.
У каждого входа в Шаарвиль стояло по два стражника и невесть сколько шастало внутри. Забрала на шлемах у тех, что стояли у парадного входа были опущены, что играло на руку страннику — угол обзора сокращается и это оставляет мне шансы проскочить незамеченным, думал он.
«Влезу через окно в прежних покоях Лианы, оттуда в тронный зал, а дальше, куда глаза глядят, вход в тюрьму где-то там есть, а значит, я его найду».
Странник не успел до конца продумать план действий, как вмиг очутился в комнате принцессы. Заперто не было.
Здесь все напоминало о ней. Запах ванили в воздухе переносил медведя в те времена, когда они будучи беззаботными подростками, не думая не о чем, днями на пролет запирались внутри и никто им не был нужен. Разум странника хаотично рисовал силуэты времени, которое давно утекло — ее бесконечно глубокие серые глаза из прошлого сейчас впивались в настоящее — в него, стоящего посреди светлой комнаты и не желающего бежать от тех воспоминаний, когда никому не угрожала смерть… Звонкий и мягкий смех принцессы сейчас наполнил комнату и окружил странника, словно погружая в какой-то транс, в котором он должен был что-то непременно понять.
«Ли, почему все это произошло с нами? Когда обстоятельства начали управлять нашими жизнями? Когда мы перестали осознавать, что нами манипулируют и попались в хитроумный капкан, поставленный людьми вокруг, который нас разлучил? Какой же я глупец! Прости меня! Я все понял!»
Медведь схватился за лицо, словно осознал то, что от него скрывали долгое время, и это осознание вмиг превратило его прошлые, казалось бы, правильные поступки в глупые и ошибочные решения.
Теперь странник мог идти дальше.
Бесшумно ступая, так, чтобы под ногами не скрипел пол, он оказался на первом этаже, где уже был когда-то. Сегодня стражи, патрулирующей замок, не было.
— Странно. Должно быть, День Петуха сыграл мне на руку и здесь, — шепнул он себе под нос и прошел в тронный зал.
— Ты предсказуем, медведь.
Говорил король. В тронном зале ничего не поменялось с момента его последнего появления здесь. Разве что… Иллайа, Лиана и Седрик стояли на другом конце, ближе к королевскому трону, а стража держала лезвия у горла каждого из спутников странника.
Сегодня король был готов к появлению незваных гостей, одевшись отнюдь не для праздника, а в походный наряд — легкие стальные доспехи сидели аккуратно и не хуже обтягивающего костюма, которые так любил Рогар. Меч странника в одно мгновение выскользнул из-за спины, издав глухое шипение.
— Не спеши. Одно неверное движение и вся твоя братия канет в Бурлящую бездну. — Рогар подошел к трону и развалился на нем. — За своими родственничками ты не торопился возвращаться, а как только нам попалась эта чародейка… Я сразу предположил, что ты пойдешь за ней в самое пекло. Я бы пошел. — Король пошло улыбнулся. Тяжелый арбалет лежал около трона, Рогар медленно гладил его по рукояти с вырезанным на ней семейным гербом словно верного пса.
«Ноэми! Где Ноэми? Почему ее здесь нет? Мертва? Оставлена на случай, если мы сбежим?»
— Нет, — тонкий голос внезапно послышался из-за спины странника.
Это была та самая волшебница при дворе короля, вина на которой лежала за все волнения, начинавшиеся в спокойном королевстве, и та, по милости которой Сарвилл сейчас стоял здесь, а не занимался каким-нибудь ремеслом в Медвежьем квартале.
— Ноэми бежала. Сегодня или вчера. Неважно. Она нам нужна на крайний случай. Но ты можешь не переживать. За ней уже послали, — отрывисто промурлыкала женщина. — Какая досада. Имей вы чуть больше терпения — уже скакали бы всей своей шайкой к черту на кулички.
«Читает мысли. Непопулярный фокус, но должно быть все же существующий. Какой бы план не созрел в голове, все будет тщетно. Прочитано. Озвучено. Остановлено. Проклятье!»
— Верно! Мне нравиться ход твоих мыслей, медведь. Жаль, что не все всегда понимают это. — она грациозно прошла через весь зал и остановилась возле принцессы.
Пепельные волосы королевской чародейки волнами проливались на ее плечи, а серебряная диадема красивым узором ложилась на голову и блестела тысячами разноцветных камней. На ней было красное платье в пол, а темно-зеленый корсет подчеркивал грудь и талию волшебницы.
— Что у нас в голове? Ммм. Какая драма! Если мы должны умереть — пусть будет так. Только не прогибайся. Я люблю тебя. Я всегда буду любить тебя, Сар. — чародейка цокнула словно слегка разочаровавшись в сказанном собой же. — В ее голове эти слова звучат куда лучше, чем из моих уст, ну да ладно — смысл я передала довольно четко.
Она провела рукой по волосам принцессы, вглядываясь в ее глаза, а затем издевательски улыбнулась и сделала несколько шагов в сторону Седрика.
— Нет-нет. — Ехидно проговорила она и со всей силы ударила алхимика по лицу. Удар был поистине мужской, из отпечатавшегося на его щеке кольца хлынула струйка крови. Король молча наблюдал за всем происходящим без капли жалости даже к собственной дочери. — Плохо так думать. С леди так не разговаривают. Даже в мыслях, алхимик. — Каждую фразу она произносила так, словно свежевала тушку какого-нибудь зверька — с тщательным старанием и напором.
Сарвилл начал глубоко дышать, будто пробежал несколько верст без остановки.
— На твоем месте я бы не думала об этом, — произнесла чародейка, когда подошла к Иллайе. — Если Шаарвиль начнет рушиться… Умрут все. Я бы не была так уверена, обвал крайне неизбирателен в своих жертвах.
— Достаточно, Люция. — король поднялся со своего места. — У тебя сильные спутники, странник — волшебницы и алхимик со своими побрякушками. Да, мы могли бы устроить очередную бойню, из которой ты уже выходил живым и в лучшем случае полегли бы тут все, как в братской могиле, но разве это выход достойный короля и последнего странника Дастгарда? Я предлагаю тебе следующее — выпей содержимое флакона и твои друзья будут жить. — Люция достала флакон с красной жидкостью внутри. Откупорила пробку и передала его Сарвиллу. Запахло чем-то стухшим. — Или… Или я могу отдать прямо сейчас приказ убить всех предателей, и дальше пойдет, как пойдет. Убьешь нас — потеряешь всех друзей, а сам будешь жить — не самая лучшая идея существовать с мыслями о том, что мог спасти всех. А еще может случиться так, что мы убьем тебя и тогда — все напрасно.
«Бурлящая бездна! Это звучит довольно глупо! Нельзя думать… Если бы они захотели сделать из меня жмурика, то не разыгрывали бы этот спектакль. Не думай! Я нужен им живым! Черт! С какой целью? — мысли медведя перебивали одна другую, но сопротивляться собственному разуму он не мог».
— Убить Лиану, — в очередной раз отрезала Люция и противно улыбнулась, бросив взгляд в сторону стражника, который стоял подле принцессы.
Все, что произошло дальше, случилось за одно мгновение, но для странника это испытание тянулось целую вечность.
Стражник рванул лезвие на себя и лицо принцессы застыло в немом ужасе. Алая полоса разделила голову с телом Лианы, и она начала захлебываться, пытаясь сделать хотя бы один глоток воздуха, но все было тщетно… Густая кровь, скапливающаяся на острие меча, опущенного низ, неохотно ниспадала капля за каплей на пол, когда тело чародейки рухнуло наземь. Резко. Неуклюже. И равнодушно. Лианы больше не было.
Сарвилл подобно каменной статуе, не способной пошевелиться, издал крик, наполненный горем, скорбью и.…яростью, а в его глазах заполыхали языки пламени.
— Что ты наделал! — взорвался король и, не дожидаясь ответа, пустил арбалетную стрелу прямо в глаз стражника, убившего принцессу, и его труп покрыл тело мертвой девушки. Крови стало больше.
— Спокойно, Ваше Величество. Пожалуйста. Ваша дочь — необходимая жертва. Медведь должен был понять серьезность наших намерений. И к тому же. Мне не нравились те мысли, что все время гуляли у Вас в голове. — Люция продолжала говорить хладнокровно, слегка щурясь. — Медведь, возьми себя в руки, здесь еще два человека, которые могут пострадать. Ты понимаешь? Хорошо, эти мысли мне уже нравятся.
В следующие несколько минут смерть на цыпочках бродила по тронному залу и никто не делал резких движений, чтобы случайно не привлечь ее — король с каменным выражением глядел на свою чародейку и ждал ее следующего шага, Сарвилл с гримасой, перекосившей все его лицо, боялся пошевелиться и дать волю своим возможностям, Седрик и Иллайа не двигались, ощущая дыхание холодной стали на своих шеях, а Люция выслушивала перебивающие друг друга мысли всех вокруг, прежде чем сделать окончательный выбор — дать страннику умереть или всеми силами оставить его в живых.
— Значит, я нужен вам живым? — наконец Сарвилл собрался и выдавил из себя.
— Живым или мертвым. Неважно, — в тронный зал вошел Хранитель Порядка — Санли Орегх. Следом ступало три дюжины паладинов и целая толпа зевак, притащившихся следом, видимо, исключительно из любопытства. — Брось меч, и мы придадим тебя суду по всем законам Дордонии.
Личная стража Рогара опустила мечи, а Сарвилла, Седрика и Иллайю обступили люди в тяжелых латах. Меч странника звонко опустился на пол.
— Вы пойдете со мной, а завтра Совет Тринадцати придаст вас суду. Ваше Величество. — Хранитель Порядка слегка приклонил голову, ясно давая понять, что не пойдет ни на какое соглашение, касающееся самосуда, и покинул тронный зал, едва удерживая на лице равнодушие.
***
Ноэми сидела все в той же звенящей тишине, крепко сжимая в руках большой десятидюймовый ключ от темницы, который Шолд успел передать ей незадолго до своего исчезновения.
— Вот ключ, — пробубнил тогда великан. — Выйдешь, когда захочется. Сам выводить не буду — мое достоинство мне не понадобится, если из меня пустят кровь за предательство.
На следующий и во все другие дни после этого разговора к ней в темницу бросать объедки на пол со стола королевской прислуги приходил уже другой тюремщик — полная противоположность Шолду — тощий, словно пустынная гиена, но с умом, многократно превышающим ум предыдущего смотрителя. На все вопросы чародейки о Шолде он отвечал презрительными взглядами и хлесткими пинками, куда придется. Тогда Ноэми стала полностью полагаться только на себя и на тот ключ, который открывал ей путь из темницы, но точно не на свободу.
Она уже несколько дней выбирала момент для побега. Считала время, когда тюремщик приносил ей еду, прислушивалась к шагам за дверью, решала в какую сторону побежит, если путь будет уводить в разные, осознавая, что у нее будет лишь один шанс. Одна попытка.
Так тянулся день за днем. Ноэми предприняла несколько попыток бежать, но все они в итоге оказывались неудачными — то шаги тюремщика за дверью начнут отбивать страшный и раздражающий ритм, хотя по всем подсчетам их там не должно было случиться, то крик какого-нибудь очередного попавшегося шпиона заставит дрогнуть руку и достать ключ из замочной скважины, пряча его обратно в выдолбленное отверстие в стене, чтобы дождаться более подходящего момента для побега. А однажды когда все подсчеты были сделаны верно, дважды проверены и Ноэми уже была готова уходить, ее внезапно взял глубокий сон, и проснувшись волшебница вновь потеряла счет всякому времени — тогда подготовку к побегу пришлось начинать заново.
После очередных трех бессонных ночей у нее, наконец, получилось все правильно рассчитать. Неуступный сон хоть и пытался вновь овладеть Ноэми, но на этот раз она не поддалась ему нарочно наворачивая беспрестанные круги по темнице. Чародейка больно щипала себя за руки, когда хотелось упасть прямо на ходу и сильно сжимала в кулаке ключ от свободы пока кровь не начинала ползти из ладони наружу. Потом она останавливала ее, тем самым скоротав еще немного нескончаемого времени.
Ржавый ключ поворачивался тяжело и неторопливо, однако от этого, казалось, скрип звучал еще громче, чем если бы Ноэми рванула его резко и быстро подобно одному из тюремщиков, что часто и нехотя заваливались в ее временное пристанище.
Дверь отворилась.
Волшебница осторожно выглянула в коридор — со всех сторон было пусто и мрачно. По пламени на факелах она поняла с какой-то стороны задувает ветер и бесшумно ступая босыми ногами по шершавому камню, пошла в сторону бесконечного мрака, от которого все время пытался убежать огонь.
Коридоры, коридоры, бесконечные однообразные мертвые коридоры. Ветер дул то с одной стороны, то с другой, пытаясь запутать чародейку и оставить навсегда в бесконечных лабиринтах королевских тюрем. Она не могла ни о чем думать, и все время повторяла про себя одну фразу — «Как такой увалень и тупица, как Шолд, мог здесь так легко ориентироваться?»
Все камеры в этих тюрьмах при стройке гномами тысячелетия назад задумывались для того, чтобы использовать их под сокровищницу — внутри было достаточно помещений, чтобы отделить золото от серебра, нынешний доход от накопленного богатства, исторические ценности от заурядных драгоценных металлов, не говоря уже про оружейную с различной символикой и другие, требующие отдельных помещений, драгоценности. Однако, позже — во времена Великой Осады Дастгарда, вся армия столицы держала оборону внутри замка Шаарвиль — глубокий ров, окружавший здание и высокие прочные стены следом за ним, делали крепость практически неприступной для любого завоевателя, а в помещениях сокровищницы расположились все не способные держать оружие — женщины и дети. Именно тогда все золото королевства переместили невесть куда — до последнего об истинном местонахождении королевской казны знал только сам король, а также Хранитель Ситемов.
Ноэми дошла до очередной развилки и остановилась, пытаясь понять — проходила она уже здесь или нет.
— Ушла… — голос звучал прямо из-за угла. Дверь одной из темниц была распахнута. Ноэми беззвучно выругалась — она не отдалилась от своей темницы ни на йоту за все время побега. — Как такое возможно? — вновь зазвучал низкий сильный голос, достойный какого-нибудь гнома с самой чистой родословной.
— Не понимаю, как это могло произойти, господин, — ответил голос более высокий и нервный. — Должно быть, у нее был ключ.
Ноэми посмотрела вокруг, пытаясь понять в какую сторону ей следует идти на этот раз, чтобы вновь не вернуться обратно — гномы явно объяли какой-то защитной магией это место.
— Должно быть…, это дело рук Шолда. Следовало обыскать ее, как только мы узнали о его предательстве. Как давно она могла уйти?
— Не могу точно сказать, господин. Я не заходил к ней со вчерашнего вечера. — голос продолжал дрожать. — Мне велено три раза в день посещать каждого заключенного, я и посещал. Кодекса я не нарушил, стало быть, пришел, как и должно — ровно к завтраку.
— И, верно. — отозвался неизвестный. — Послушай. Я пошлю за беглянкой и доложу обо всем Его Величеству, если, конечно, она еще жива. Но есть дело не менее важное. Сегодня один корчмарь заявил, что в его заведении остановился странник, а с ним еще несколько его спутников. Я знаю, что людей медведя уже схватили и должны были привести сюда для ожидания приговора Совета Тринадцати. Отведи меня к ним, я хочу их допросить.
— Не могу, господин Орегх. Мне жаль, но король лично спускался за пленниками и увел их.
Голос Хранителя Порядка стал раздраженным.
— Ригер, что говорит твой кодекс конкретно о такой ситуации? Дословно.
— Пункт двести сорок восемь. Заключенный имеет право на прием пищи три раза в день и неограниченное количество воды. Тюремщик обязан подавать еду по своему усмотрению, что касается воды — она должна быть у заключенного по первому его требованию.
— Я не про ведьму, Ригер! Скажи мне, какой из пунктов твоего кодекса гласит о том, что король на свое усмотрение имеет право освобождать преступников и уводить их из мест заключения по своей воле?
— Я.…я.… — тюремщик онемел.
— Пункт четыреста двадцать четвертый кодекса тюремщика гласит, — глаза Хранителя Порядка залились кровью, и он с особым напором и яростью принялся цитировать Закон. — Заключенный не должен покидать мест заключения ни при каких обстоятельствах, за исключением: если назначена дата суда и заключенному необходимо на нем присутствовать; если вынесен смертный приговор и заключенному необходимо ехать на казнь; если заключенный хочет сделать публичное заявление, попросить Суда Богов или предъявить любые доказательства, очищающие Его имя; а также, если в месте заключения случился пожар, наводнение или любое другое бедствие, угрожающее жизни заключенного. Однако поправка гласит, что если заключенному уже вынесен смертный приговор, то смертника нужно оставить в зонах повышенного риска. Все.
Меч звонко выскочил из ножен.
— Мой отец всегда учил меня следовать слову Закона, и ему самому это правило позволило прожить счастливую жизнь и принять достойную смерть. Если делать все согласно этим писаным правилам, будет то, что зовется Порядком, ты понимаешь? Знаешь, что бы произошло с тобой, если бы я нарушал законы? — продолжал поучать Хранитель Порядка. Отвечало только немое тяжелое сопение. Лезвие снова лязгнуло о ножны, и Орегх проскрежетал. — Самосуд! Но закон есть Закон. Замена пребудет на твое место с завтрашними петухами. До того — продолжай нести службу, если не хочешь занять место одного из своих подопечных.
Ноэми услышала все, что хотела услышать и, шлепая босыми ногами по лужам, непонятно из чего побежала в сторону противоположную той, что выбирала до этого и все время думала о том, почему стражу не послали по этим запутанным коридорам — ведь пустив людей с разных сторон преследователи могли попросту загнать ее словно дикого зверя. Наверняка уже проводили такие эксперименты, когда запускали кого-нибудь незнающего эти треклятые лабиринты и засекали время, которое ему понадобиться, чтобы выбраться отсюда, но из отсутствия погони вывод один — либо по самым простым подсчетам чародейка уже могла выбраться на свободу, либо… безопасного выхода отсюда нет. Все сводилось к древней магии гномов.
«Почему им не удалось схватить Сарвилла и что за спутники с ним могли быть? Неужели он уже добрался до Вастераса? И зачем ему понадобилось возвращаться? За принцессой? За мной? За родителями? В своем репертуаре — эгоистичный, импульсивный, безрассудный!» Она выругалась вслух, не заметив этого.
Долго блуждая по одинаковым коридорам, в какой-то момент Ноэми опять очутилась рядом со своей открытой темницей, но на этот раз внутри никого не было. Чародейка подняла с пола маленький камень, которым с самого первого дня в заточении выцарапывала полоски на стенах, чтобы не запутаться в днях — одна полоска каждые три приема пищи и которым много позже закрывала нишу в стене куда прятала ключ, любезно отданный ей испуганным за свое достоинство великаном. Теперь этот камень послужил для того, чтобы оставлять на стенах, где она уже побывала продолговатые полосы, указывающие ей самой направление ее движения и помогающие выбрать другой путь, если она натыкалась на них вновь.
Способ оказался эффективным и через какое-то время Ноэми очутилась посреди широкого коридора, ведущего наружу и являющего в конце себя яркий дневной свет и чистое голубое небо. Решеток не было. Свобода! Надо же, а она надеялась лишь на то, что кто-то по неосторожности забудет запереть главный вход или, в крайнем случае, придется поступать по ситуации, дожидаясь какого-нибудь заблудшего стражника, входящего или выходящего из королевских темниц, а тут такая удача!
Солнце светило прямо в коридор, нагревая камень под посиневшими от холода ногами чародейки. Она подошла к самому краю, посмотрела вниз и остолбенела. Обрыв — волны Солнечного Моря с непрерывным энтузиазмом разбивались о бесконечное количество скал, торчащих из воды, и стекали обратно по стенам замка, уходившим глубоко в бездну. Чародейка почувствовала непреодолимый страх высоты, и в тоже время ее тело стало набираться сил, наполняясь безмятежным спокойствием морских глубин.
Прыгать прямо на скалы было самоубийством, поэтому Ноэми некоторое время копила силы, а потом вытянула руки перед собой так, что ладони оказались нависшими над беснующейся водой. Она сосредоточилась и закрыла глаза. Волны принялись яростнее и чаще облизывать стены Шаарвиля, с каждым разом поднимаясь все выше и выше до тех пор, пока чародейка не упала на колени не в силах выдерживать еще и свое тело — изнутри все горело, боль растекалась по рукам и ногам, била в голову. Еще через несколько мгновений Ноэми не смогла сдержать крик, заглянувший в каждый уголок королевской тюрьмы, который поднял на ноги тюремщика, тут же бросившегося на поиски беглянки.
Прошло достаточно времени прежде, чем смотритель тюрем оказался в том же просторном коридоре, уходящем прямо в небеса, где, стоя на коленях и, тяжело дыша, волшебница продолжала творить свою магию. Сейчас уровень воды внизу был гораздо выше. Ноэми знала, что за спиной кто-то есть, она чувствовала это всем своим изнеможённым телом, поэтому, не дождавшись пока море поднимется еще выше она, даже не посмотрев вниз, упала с обрыва.
«Я безумно горд тем, что мне удалось узнать такие яркие подробности возвращения странника в Дастгард. Сплетение всех этих судеб поистине великих людей в одном месте под названием Шаарвиль… Истинно говорю вам, это не случайность и не стечение обстоятельств. Это самая настоящая хитроумная задумка Богов и их ловушка для всех этих несчастных людей, вынужденных вести войну друг с другом, тогда как настоящее Зло скрывалось в стороне от их всеобщего взора. Что же касается меня… Я совсем слаб. Меня поразила страшная хворь, название которой я не знаю и боюсь, что мне не суждено рассказать вам эту великую историю до конца… Скитаясь по здешним землям, гонимый навязчивой идеей поведать вам сие изумительное приключение, я вовсе кончил жить собственной жизнью, испытывая каждое приключение вместе со странником, а может и вместо него. Это стало самой большой ошибкой на моем пути. Ошибкой, которая похоже сведет меня, балбеса, в сырую могилу… Я напрочь позабыл, что страннику было суждено преодолеть множество препятствий на своем пути, а меня понесло вслед за ним туда, где я подхватил какую-то заразу. Я лежу здесь уже третий день — воды тут вдоволь, вот только еда на исходе, а ноги так и не желают подчиниться моей воле. Боюсь, что мне недолго осталось. Я хочу просить… просить того, кто идет по моим следам также, как я когда-то шел по пути великого мага и чародея. Прошу. Мир должен узнать эту историю».
Недописанные заметки чужеземца, найденные на Дождливом Утёсе среди останков, погрязших в болоте.
Конец первой книги.
Больше книг на сайте - Knigoed.net