Давилья. Тут два наших солдата. Вчера их захватили, но они бежали из перуанского плена - и тем самым потайным проходом, который мы так долго пытались разыскать.
Писарро. Молчи, неосторожный! Не видишь разве? (Указывает на Роллу.)
Давилья. В дороге они набрели на перуанского ребенка; он, вероятно...
Писарро. На что мне этот дьяволенок! Киньте в море.
Ролла. Милосердное небо! Это сын Алонсо!.. Дайте его мне.
Писарро. А! Сын Алонсо!.. (Хватает ребенка.) Привет тебе, прелестный заложник. Ну, теперь Алонсо опять мой пленник!
Ролла. Ты не отберешь дитя у матери?
Писарро. Не отберу? Когда я встречусь с Алонсо в жаркой битве, думаешь, не дрогнет его бестрепетное сердце при напоминанье, что стоит мне промолвить слово, и ребенку - смерть!
Ролла. Не понимаю тебя.
Писарро. У моей ненависти к Алонсо - давний длинный счет. Его уладит месть, и ей поможет этот заложник.
Ролла. Мужчина! Человек! Нет-человек ли? Ты поднимешь руку на младенца? Во имя всего святого - смотри, он улыбается тебе!
Писарро. Скажи мне, он похож на Кору?
Ролла. Писарро, ты жжешь мое сердце огнем! Если тронешь младенца, не думай, что кровь его бесследно уйдет в песок. Нет! Верная страстной надежде, что бьется сейчас в моем негодующем сердце, она взовет к великому богу природы и человечности и громко потребует возмездия проклятому детоубийце!
Писарро. На это иду.
Ролла (кидаясь к его ногам). Смотри, я у ног твоих, я, Ролла, - я, подаривший тебе жизнь, я, никогда не гнувший спину, не склонявший голову ни пред одним человеком. В муке смиренно молю... простертый во прахе, заклинаю тебя: пощади младенца, и я твой раб!
Писарро. Ролла! Ты можешь свободно уйти, но младенец останется при мне.
Ролла. Так этот меч - дар неба, а не твой! (Выхватывает младенца.) Кто сделает хоть шаг за мною вслед, умрет на месте. (Уходит с младенцем.)
Писарро. В погоню! Немедленно! Но щадить его жизнь!
Альмагро, Давилья и солдаты уходят.
Как яростно бьется! А! Он валит их наземь... а теперь...
Возвращается Альмагро.
Альмагро. Трое храбрых бойцов уже пали жертвой твоего приказа - щадить жизнь этого безумца. Если он достигнет тех зарослей...
Писарро. Больше его не щадить.
Альмагро уходит.
Их пули достанут его... Нет, уходит... Ага!.. Вскочили на коней... Перуанцы заметили... Влез на утес, обернулся... Теперь отступление Ролле отрезано.
Преследуемый по пятам солдатами, Ролла по стволу дерева проходит, как
по мосту, над пропастью.
Стреляют - пуля попала в него. (Кричит), Так! Живо! Живо! Хватайте ребенка!
Ролла сбрасывает в пропасть ствол, послуживший ему мостом, и скрывается в
скалах в глубине сцены, унося младенца.
Возвращается Альмагро.
Альмагро. Ад и дьявол! Сбежал!.. С младенцем... и невредим.
Давилья. Нет, он унес с собою свою смерть. Не сомневайся, я видел сам, пуля попала ему в бок.
Писарро. Но младенца у нас вырвали - сына Алонсо! О, яд несытой мести!
Альмагро. Довольно! Мстят не словами, а делом! Не забудем, что мы узнали потайной проход, который через ущелья и пещеры приведет нас прямо в горное убежище, где перуанцы спрятали жен и все свои богатства.
Писарро. Ты прав, Альмагро! Быстрее мысли собери отряд отборных воинов - немного, мы не числом возьмем. Постой, Альмагро! Вальверде знает, что сегодня казнят Эльвиру?
Альмагро. Знает. У нее есть одна просьба...
Писарро. Не выслушаю ни одной.
Альмагро. Пустая - дать ей платье послушницы, в котором ты впервые ее увидел: ей претит идти на казнь в роскошном одеянии, напоминающем ее позор.
Писарро. Хорошо, делай, как знаешь. Но передай Вальверде: когда вернусь, я должен услышать, что она мертва - за это он отвечает головой.
Уходят.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Шатер Аталибы.
Входит Аталиба, за ним Кора и Алонсо.
Кора. О, не беги от меня, Аталиба! Кому же, как не царю, принесет свое горе несчастная мать? Боги отвергли мольбу!.. Мой муж, мой Алонсо... разве он за тебя не сражался? И разве мои мальчик, мои крошка, если ты вернешь его мне, не пойдет, когда вырастет, в битву?
Аталиба. Любезная дочь, моя бедная Кора! Мольбой ты изранила доброе сердце властителя, не облегчив своего.
Кора. Наш властитель - и не властен отдать мне дитя?
Аталиба. Когда награждаю заслугу, когда облегчаю народу нужду, я знаю тогда, что такое высокая слава царя; когда же я слышу, что люди страдают, и не могу им помочь, тогда я горюю о бессилии человеческой власти.
Голоса (в глубине сцены и за сценой). Ролла! Ролла! Ролла!